Леса хватит на всех - Борис Борисович Батыршин

года вымахали, похлеще, чем в Петровской обители, у друидов! С тех пор так, постепенно, Терлецкое Урочище и обустраиваем. Всё здесь особое, исконное, подлинное.

- Да уж… - Виктор остановился, любуясь особо развесистым лесным гигантом. - Вашим дубам позавидует даже тот, пушкинский, с Лукоморья. Жаль, учёного кота нет.

- Почему же нет? - обиделся лешак. – А это, по твоему, кто, белочка?

Виктор глянул туда, куда указывал узловатый, словно высохший сучок, палец – и обмер. Из густой листвы на него недобро желтели глаза здоровенного баюна.

- Кхм… - он на всякий случай сделал шаг назад и едва не запнулся о корень. – И ведь не поспоришь… А песни петь он умеет?

В ответ громадный кот издал глухое то ли урчание, то ли рокот – надо признать, не лишённые некоторой мелодичности.

- Умеет, как видишь! Он вообще у нас умный. - похвастался Гоша. – Золотой цепи, правда, нет, ну да она тут и ни к чему. Вольные у нас все, что деревья, что звери.

- А сказки? – поинтересовался Ева, не отводившая от саблезубой рыси взгляда. Виктор заметил, что рука её шарила в воздухе ища и не находя шейку приклада. - Сказки-то как, говорит?

- А то, как же! – физиономия лешака со скрипом изобразила улыбку. - Только не всякий их сумеет услышать. Вы вот, к примеру – не сможете.

- А ты?

- Лешак я, или где?

Баюну, видимо, надоело созерцать двуногих, по недомыслию забредших в его владения. Он встал, зевнул, сверкнув здоровенными, в полтора пальца длиной, клыками, и бесшумно исчез в ветвях.

- Фу ты… - выдохнул Виктор. – Так и заикой сделаться недолго!

- Здесь, вообще-то, безопасно, ежели, конечно, не просто так явиться, а по приглашению, и без дурного умысла. – отозвался лешак. - Одно слово - парадиз. А дышится-то как, чуете?

И действительно – весь гигантский неф этого лесного собора был вместо ароматов воска и ладана да осторожных шагов служек, заполнен древесными стуками, шорохами, шорохами, запахами сухого мха, прелых грибов и терпким танинным духом. Солнечные лучи пробивались через непроницаемые с виду кроны, словно сквозь неровные витражные стёкла, и играли на коре, на космах лишайников, на утоптанном грунте тропы жёлтыми, изумрудными, золотыми зайчиками.

- И жёлуди, небось, лопатой гребёте? – попыталась подколоть лешака Ева. Тот глянул на неё – коротко, строго, укоризненно.

- Это ты брось. – насупился лешак. - Жёлуди – это ваше, людское, нам ни к чему. Ни один из тех, что появился здесь, в Урочище, его пределов отродясь не покидал, и впредь не покинет. Незачем это, баловство…

Словно в ответ на его тираду один из дубов вблизи тропы отозвался протяжным скрипом. Гоша с треском хлопнул себя по потрескавшемуся лбу.

- Вот же, замшелый пенёк! – посетовал он. – Тут, рядом, один ваш знакомец обретается – может, зайдём, проведаем?

- Знакомец? – удивился Виктор. – Кто?

- Я, кажется, знаю. – ответила вместо лешака Ева. – Что ж, веди, а то, и правда, не по-человечески. Кто его, страдальца, бедолагу, ещё тут навестит?

***

- Никогда такого не видела… - прошептала Ева. – Рассказы слышала, но, честно говоря, думала, что это всё байки. Про друидов, сами знаете, чего только не болтают…

- Ты нас с друидами-то не ровняй! – нахмурился лешак. – У них это вроде как кара, наказание. А здесь человек новую жизнь получает. Правда, непросто это, ну так и младенец в муках рождается…

На первый взгляд, в картине, открывшейся их взору, не было ничего необычного. Ну, прильнул всем телом к дубу – мало ли на свете чудаков, разговаривающих с деревьями, и готовых часами простоять вот так, в обнимку с древесным стволом? И только при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что человек не просто прижался к коре – нет, он врос в неё, так, что правая сторона тела вместе с бедром, рукой и половиной головы не были видны. По линии раздела плоти и древесины кора истончалась, прорастая в кожу – в особенности там, где следы недавних ужасных ожогов были особенно заметны.

- Это только начало. - тихо проскрипел Гоша. – Ещё месяц, два, и кора покроет его целиком.

- Ему больно? – помедлив, спросила Ева.Лешак кивнул.

- Путь с того света назад, на этот непростой. Из дерева Седрик выйдет уже полноценным лешаком.

- Он нас узнаёт? – осведомился Виктор. Вслед за своими спутниками он тоже понизил голос до свистящего шёпота.

- Понятия не имею. У меня-то всё по-другому было. Тогда ещё Терлецкого Урочища не было – во всяком случае, в нынешнем его виде. Постепенно корой обрастал, год за годом.

- И долго ты… того… ждал?

Гоша озадаченно поскрёб затылок. Посыпались клочья мха и мелкие веточки.

- Да, почитай, лет пять ушло.

- А ему сколько мучиться?

- Меньше, конечно. Через год своими ногами пойдёт, лешачиными.

- И видеть будет? – осведомилась Ева. – На месте единственного глаза бывшего лидера Сетуньского стана красовалась нашлёпка бурого лишайника. И это было далеко не самое страшное - Виктор хорошо помнил кровавые ямы, в которые превратились глазницы Седрика после знакомства с Пятнами на Ковре. То, что Бич тогда притащил в Нору на самодельной волокуше, мало напоминало человека – сгусток боли, страдания, оголённой, израненной плоти .

- Обязательно будет. – заверил лешак. – Может, не совсем так, как вы, человеки - но всё что нужно в Лесу различит.

- И бормотуху вашу тоже будет хлестать – ту, что на жгучих дождевиках настояна? – ехидно осведомилась медичка.

Гоша вместо ответа лишь укоризненно скрипнул.Виктор попытался представить, каково это – месяцами, возможно, годами стоять, прильнув к дереву и ощущать, как оно медленно прорастает в кости, мышцы, нервы, заменяя их своими волокнами. Воображение отказывало.

- Мне, значит, вот так же… предстоит?Ну, что ты! – лешак даже замахал на него руками. – Тебе же только руку надо вырастить, да и то, не целиком, только ниже локтя. Это куда проще: недельку полежишь на особом ложе, настои попьёшь… Больно, конечно, будет, не без этого – ну так не маленький, потерпишь. Потом, правда, придётся приспосабливаться.

Об истинной цели визита в Терлецкое урочище. Они заговорили чуть ли не в первый раз, до сих пор ограничиваясь намёками. Виктор, признаться, побаивался даже думать о том, как лешаки собираются вырастить ему руку взамен той, которой он лишился после близкого знакомства с особо зловредным ядом. Ева называла его Анк-Тэн, или «сок мёртвых корней» - по