Эволюция Генри 4 - Владимир Алексеевич Ильин

— Пусть просто поет.

— Пусть. — Успокаивая, медленно кивнул он. — Но денег будет меньше.

— Да и ладно. — Вздохнул я.

— Это ты сейчас так говоришь. Потом вкус к деньгам придет. В молодости всегда и всего мало… Да не возмущайся, — хлопнул мне по плечу свободной рукой. — Это куда лучше, чем давать себя пристрелить пару раз в неделю.

Я хотел было возразить, но внутренне махнул рукой.

— Вы у нас охранником? Томми сказал, дает вам долю из своих.

— Я буду за его здоровые ноги. Ты же видел, как он хромает.

— Да бегает как молодой. — Фыркнул я.

— В том и дело, что не положено боссу бегать. Скоро будет руководить, а бегать придется мне и нанятым мною парням. Есть надежные, не переживай. Так что, один-два дня, Генри. Один-два дня, и все завертится. — С воодушевлением посмотрел мистер Портер на ворота.

— Как скажете, мистер. Как скажете.

Продолжать я не стал — талантом заметив оживление у механизма внешних ворот.

— Сейчас запускать будут. — Прокомментировал собеседник лязг железа. — Пока сиди, тут, как на самолете — спешить некуда. А то эти, вон, того гляди — затопчут, — кивнул он в сторону оживившихся путников, часть их которых чуть ли не бегом рванула вперед.

— Ранг таланта со слов запишут? — Посмотрел я на желтый прямоугольник, нашитый поверх куртки на уровне сердца мистера Портера.

Желтый — это первые три уровня возвышения. Хотя первый от третьего отличался прилично, в решении объединить знак различия был свой смысл — слишком много было тех и других в городе, и слишком сильно гнобили бы «третьи» — «первых», если бы их сразу обозначить. А так — поди угадай, насколько опасному человеку уронишь кружку на голову — и надо ли это вообще делать…

Фиолетовый — цвета штампа на деньгах — уровни от четвертого до шестого. Основные кормильцы Нового города — именно они тащат из Леса за холмом ценные находки, защищают и обеспечивают порядок внутри. И, разумеется, владельцы «фиолетового» лоскута ткани — основной источник проблем для всех остальных.

Красный прямоугольник на одежде незнакомца — хороший повод перейти на другую сторону улицы. Седьмых и выше уровней, по словам мистера Портера, в городе мало — поэтому избежать их несложно. Проблемы начнутся, если они сами захотят встречи.

При всем этом, Новый Город признавал только боевые уровни возвышения. Искательские, сельскохозяйственные и просто бестолковые — которые легко раскачать именно по причине своей бестолковости, не ценились. Несогласным предлагалось доказать, что небоевой талант способен принести победу.

Томми успокаивал — то ли себя, то ли меня — что мой талант иллюзий уж точно примут за боевой. Но на всякий случай он отправился в город первым, чтобы предварительно провести переговоры на мой счет — были у него там знакомые.

«С фиолетовой нашивкой жить, знаешь ли, гораздо спокойнее».

У Томми была желтая — и тех, кто наградил его хромотой, она не остановила.

Разумеется, самовольная нашивка цветов на одежду сурово наказывалась — вплоть до лишения гражданства. А тех, кто не носил свой цвет — ожидал крупный штраф и толкование законов не в его пользу. Что не мешало закрывать нашивку верхней одеждой, если это было выгодно.

Правила, в общем-то, придумывалось для людей вовсе без нашивок — чтобы верно оценивали свои силы и обходили неприятности стороной. Но не прошло и месяца с момента ввода соответствующих законов, как появились нашивки организаций, банд и известных отрядов — черной нитью поверх соответствующего цвета. А то и — просто вышивкой поверх нейтрального цвета, если человек без возвышения. А там — трижды подумаешь, стоит ли трогать человека из крупной бригады, пусть у него и нет боевого таланта — зато за него придет мстить двое-трое «фиолетовых». Нашивки не запрещались — наоборот, город их фактически узаконил после введения вышивок на знак для полиции, чиновников и внутренних служб. Как-то им тоже нужно было различаться, а с чеканкой знаков были проблемы.

На вопрос: «можно ли оставаться просто честным гражданином, без банд и криминала?» — мои новые друзья недоуменно переглянулись и показали на самих себя. Один — торгует людьми, второй — сбывает ему людей. Столпы общества, сразу видно…

Ладно, я тут гастролями известных личностей заниматься собрался — авось не вляпаюсь никуда…

— Иди потихоньку, — поднялся и сам мистер Портер с места. — Эти вроде утрамбовались.

— Ага.

— И, как учил — сразу по стеночке вперед.

Впереди уже хрипло заговорили динамики, рассказывая о чудесном месте, куда столь везучим людям удалось добраться.

Я зашагал к воротам, оглядывая по пути опустевшее место ожидания, заваленное разным мусором и хламом. На машинах новичков не пускали — для права на свои четыре колеса требовалось платное разрешение. А то и газон бы распахали колесами…

От стены — из технических входов — уже вышли местные уборщики с инвентарем и мешками, чтобы под обещания о будущем успехе и перспективах собрать весь этот хлам.

Я кивнул ближайшему пареньку в бумажной униформе поверх одежды, а тот отчего-то отвел взгляд.

Да ну — нашел, чего стыдиться, я вот за двумя орденами и тремя правительствами прибирал, через кровь и ванны с трупами…

Голос из динамиков, между тем, от восхвалений перешел к конкретике:

«В городе не существует тюрем, но есть штрафы, каторга на западном руднике и принудительные работы на пользу города. В городе нет суда, адвокатов и присяжных, но есть патрульные судьи, способные посмотреть в прошлое. Ни одно преступление не останется не раскрытым, ни один виновник не уйдет от наказания. Любой ущерб будет оплачен».

Я обогнул стоящих в проходе людей — вот же встали-то, под ногами железный рельс направляющих, а все равно, видимо, страшновато шагнуть вперед.

«В городе уважают право человека на самоограничение собственных прав. Сделки с ними не запрещены, но не одобряются и ограничены временными рамками. К покупателям предъявляются требования по содержанию и обеспечению».

Люди переглядывались, не понимая сказанного.

Да чего тут не понимать — город воротит нос от работорговли, прямой или завязанной на «коллективную эволюцию». Но нуждается в дешевом рабочем труде — иначе бы попросту запретил это все.

«Высшим преступлением является посягательство на жизнь гражданина, выраженное прямо и не подразумевающее двоякого толкования. В этом случае, гражданин или город как выразитель его воли в праве забрать все личные свободы виновных».

Я принялся пробираться по стенке вперед — мимо охранников, которые не давали «новичкам» прислониться к стенам или зассать тут все от прилива нервных чувств. Смотрели на меня настороженно, ожидая всякой пакости, но я кивал в