Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

прямо из номеров трехзвездочного отеля, расположенного над пивоварней. Олеся была там один раз с годящимся ей в отцы чехом, банкиром из Праги 2. А потом банкир вернулся к жене и детишкам.

Именно поэтому — «и не спорь!» — она приходила сюда вновь и вновь. Как убийца на место преступления, нет, как жертва кораблекрушения к злосчастному берегу. Призрак, бродящий среди обломков судна под названием «ОТНОШЕНИЯ» и гниющих останков бывших любовников. Иногда она давала им, себе вторую попытку (просто трахалась). Секс с мертвецами, по инерции памяти.

А поезда приходили и уходили…

— А вот вам еще одна холодящая кровь странность, — говорил ведущий. — На останках вампиров присутствуют почти все абсолютные признаки смерти, все, кроме признака Белоглаза. Так называемый феномен кошачьего зрачка заключается в том, что при сдавливании глазного яблока зрачок меняет форму, удлиняется, чего не наблюдается у живого человека. Как утверждают эксперты судебной медицины, зрачки глазных яблок мертвецов из черных гробов оставались округлыми при сдавливании…

— Междоусобные разборки среди вампирских кланов, сражающихся за право контролировать районы, привели к их исчезновению, — продолжил нехрестоматийный профессор: безусый, безбородый, чернявый. — Сохранившиеся летописи говорят нам, что в Праге соперничали два рода кровопийц: носфераты, произошедшие от полоумных бродяг, которые испили кровь распятого Христа, и каиниты, прародителем которых являлся библейский Каин, приговоренный к вечной жизни за убийство брата. Пражские вампиры являлись исключительно состоятельными людьми. Найденное золото подтверждает это. Если верить хроникам, то в клане каинитов состояли даже некоторые князья дома Пршемысловичей. Сердце одного из них, князя Вацлава, проткнули осиновым колом, а под полом опочивальни обнаружили тела более двухсот женщин, девушек и девочек, выпитых до последней капли крови…

— Верите в вампиров? — спросил сосед, глядя в бокал.

Олеся встрепенулась.

— Вы серьезно? — Она посмотрела на его кисти, выразительные, крупные, грубые.

Мужчина кивнул и наконец взглянул на нее. У него были уставшие зеленые глаза. Он кивнул на телевизор.

— Надуманные истории. — Олеся развернулась к собеседнику. — Все для рейтингов.

— Я был там, — сказал мужчина.

— Где? На передаче?

— В склепе. Спустился первым. — Он отер лицо рукой. — Точнее, после Иржи. Но он исчез, а я… — Не договорив, мужчина сделал глоток.

Она подалась порыву:

— Меня Олеся зовут.

— Ян.

— Очень приятно.

— И мне. — Ян казался беззащитным, как поплывший на ринге боксер.

«Не жалей его, — предупредила себя Олеся. — Ты уже это проходила».

— Вампиры — это не сверхсущества, наделенные способностью летать, — говорил профессор. — Мы изучили скелеты и не нашли следов крыльев. Мы полагаем, что кровопийцы, за исключением непонятной мутации, превратившей их зубы в кровяные насосы, были обычными людьми. Их можно было убить мечом или стрелой, и не обязательно серебряными. Хотя миф о боязни серебра имеет под собой почву: у всех десяти вампиров была аллергия на этот металл. Контакт с ним грозил ужасной чесоткой…

— Их было одиннадцать, — сказал Ян.

— Что?

— Гробов было одиннадцать.

— Но они изучили десять скелетов.

— В последнем гробу никого не было. — Ян положил гренку на тарелку, облизал пальцы (странно, но она не почувствовала брезгливости, хотя перемывала ложку, даже если на секунду положила ее в раковину) и только потом взял салфетку. — Во всяком случае, когда мы туда спустились.

Олеся ждала продолжения, но сосед молчал, и ее вниманием снова завладел профессор.

— …страдали ли кровососы от солнечного света? Скорее всего, да. Думаю, нам удастся подтвердить догадку о том, что вампиры страдали от эфемендии, «солнечной» болезни. — Слова ученого сопровождались рисунками, компьютерным моделированием и фотографиями из разряда «додумай сам». Это уже начинало раздражать: ребята с телевидения не хотели или не могли подкрепить «дракулаугодную» реальность, о которой рассказывали, мало-мальски внятным видео из склепа или лаборатории. — При данном недуге любая инсоляция приводит к повреждению тканевой и клеточной структуры, язвам, ожогам. Подобную сверхчувствительность кожи к солнечным лучам или ультрафиолетовому излучению на сегодняшний день имеют около пяти тысяч человек.

— Кровопийцы вымерли, — с выразительной серьезностью сказал ведущий. — Нам хочется в это верить. Но когда готовилась передача, в мировых СМИ появилась новость об обескровленном теле тринадцатилетнего мальчика, найденном в аргентинском городе Годой-Крус. — Ведущий сделал паузу (камера наехала на его зубы, ровные, выбеленные, почти не опасные) и полушепотом произнес: — Горло мальчика было перегрызено.

Зазвучала тревожная музыка, пошли финальные титры.

Олеся пересела на свободный стул между ней и мужчиной. Пустой бокал остался на ламинированной картонке меню.

— Вы сказали, что были там, — проговорила она таким тоном, словно имела право на объяснения.

Ян молча смотрел на нее. «Он исчез», — сказал сосед о ком-то. Исчез. У Олеси неприятно сжалось в груди.

— Подземелье забрало моего напарника, а долбаные телевизионщики не сказали об этом ни слова, как и о пустом гробе. Порезали интервью Лукаша, и все.

— Что там случилось? — Ей так сильно захотелось курить, что при мысли о первой затяжке по телу пробежала волна озноба. — Можете мне рассказать… Ян?

Он кивнул.

— Я хочу рассказать.

4

В зал шумно вкатилась толпа немецких туристов: фотоаппараты, пивные животики, дистиллированные lächeln.

— Значит, вы строитель, — удостоверилась Олеся.

— Ставили на другую профессию?

— Если честно, на водителя.

Ян хохотнул. Вышло так, будто во рту у него полностью пересохло. Он глотнул пива.

— И такой опыт имеется. Два года на внутренних перевозках, старенький пятитонник, погрузка, разгрузка.

— Извините, что перебила. — Она немного опьянела, правда, легкости в этом хмеле не было. — Что дальше? Вы пошли за Иржи?

Мужчина кивнул, но продолжил не сразу.

— В тоннеле я запаниковал. Подземный ход, если я правильно сориентировался, уводил от гробницы на север и был похож на горную выработку. Проход в каменном грунте имел уклон, а значит, с каждым шагом я оказывался не только дальше, но и глубже… Вы были в Петербурге?

— Да.

Ресторанного шума Олеся больше не слышала: спустилась вместе с Яном в склеп и теперь шла по черному коридору, который вел… куда? К более ранним захоронениям?

— Какое там метро, — задумчиво произнес Ян. — Все едешь и едешь вниз. Если не ошибаюсь, в Северной столице самая глубокая станция в мире.

— «Арсенальная» в Киеве глубже.

— Хм, вот как. И там были?

— Была. Родилась в Кривом Роге. Потом переехала в Киев.

— Понял… — Ян на секунду прикрыл глаза. — Я вспомнил о петербуржской станции, когда спускался по подземному ходу. Крыша склепа находилась на шестиметровой глубине, гольф-клуб задумали основательным, с двухэтажным подвалом, да и сам грунт не баловал… А тоннель, по которому я пошел за Иржи, был еще ниже, к нему вел ступенчатый спуск. И чем дольше я шел, тем сильнее казалось, что мне уже не выбраться. Что-то непременно помешает. Я боялся, что мне попадется дверь. Дверь, которая закроется