Очень странные миры - Евгений Иванович Филенко

всех уголков мироздания, шестьдесят четыре холодных каменных шара, и запустили их по орбитам вокруг наших звезд, чтобы они оттаяли».

Итак, это было не просто шаровое скопление, то есть средоточие разрозненных солнц, волей космогонической эволюции сгрудившихся в одном уголке мироздания чуть теснее обычного и более ничем не связанных. Это была вселенская головоломка, в которой все тридцать две звезды и все шестьдесят четыре планеты находились во всеохватном гравитационном взаимодействии.

Сами астрархи называли скопление просто, без изысков: Восемью Восемь.

Насколько Кратову было известно, в обитаемой Галактике многие воспринимали сей феномен как своеобразное проявление специфического чувства юмора астрархов. То, что у астрархов есть юмор, сомнения не вызывало.

Высказывалась также гипотеза, что шаровое скопление со столь противоестественной метрикой у всякого, даже удаленнейшего наблюдателя не оставило бы сомнений в своей искусственной природе и послужило бы неоспоримым доказательством существования чужого разума.

То же человечество столетиями пыталось разрешить мучительный конфликт между законами эволюции и парадоксом Ферми, зловещим безмолвием космоса, когда в обозримой части Галактики не наблюдалось никаких следов разумной деятельности, а поиски информационно насыщенных сигналов не приводили ровным счетом ни к чему, хотя вокруг должна была бы кипеть бурная и разнообразная жизнь, в том числе и разумная. Ученые и философы изобретали самые мрачные объяснения, от уникальности жизни на Земле до малоутешительной «гипотезы зоопарка», устроенного из нашего мира чрезвычайно высокоразвитыми и потому недоступными наблюдению цивилизациями.

Пока в конце XXI века, вскоре после экономической революции Роберта Локкена с его Общественными Соглашениями, загадка не разрешилась самым естественным и наглядным образом.

Энрико Ферми в свое время горько иронизировал: «Ну, и где они в таком случае?» Спустя сто с небольшим лет во дворец Корсини, где располагалась Национальная академия наук Итальянской республики, вошел молодой человек весьма привлекательной и располагающей наружности, в сером костюме с застежками под горло, коротко стриженный, слегка небритый по непреходящей моде этих мест, и объявил, жизнерадостно улыбаясь: «Неугасаемый Универсум виавов имеет честь сообщить высокому собранию, что мы здесь».

Возможно, своей выдумкой с шаровым скоплением астрархи решили облегчить жизнь и выбор пути развития исследователям из молодых цивилизаций-аутсайдеров, подать им сигнал открытым текстом: «Эй, ребятки! Вы не одни! Так что давайте без глупостей…» Ожидалось, что на одном шаровом скоплении дело не застопорится, и даже ходили слухи о каких-то совершенно уже фантастических проектах в непосредственной близости к Ядру, а в особенности по ту его сторону.

Задать вопрос самим астрархам никому в голову почему-то не приходило. И на сей счет также строились захватывающие гипотезы: заговор умолчания… ментальное блокирование… Чем удаленнее автор гипотезы был от астрархов и внеземных инициатив, тем более он усердствовал в теориях заговора.

Кратов, которому спросить по меньшей мере одного астрарха прямо в лоб никаких трудов не стоило, принимал факт существования шарового скопления Триаконта-Дипластерия как данность. Хотя был бы не против, чтобы Лунный Ткач несколько упростил ему дорогу к цели.

Экипаж «Тавискарона» также был не в восторге от конечного пункта своего затянувшегося странствия.

В кают-компании собрались все, кроме вахтенных навигаторов. Даже Мурашов вылез из своей берлоги и теперь стоял перед экраном видеала, скрестивши руки на груди на манер полководца перед сражением. Хотя сражаться предстояло вовсе не ему. Экран занимал четверть стены и демонстрировал сильно увеличенную картину шарового скопления Триаконта-Дипластерия в цвете и объеме. Зрелище было впечатляющее. К тому же оно неплохо передавало всю сложность проникновения внутрь этого клубка звезд.

– Я человек нерелигиозный, – сказал Феликс Грин. – Но то, что конфигурация светил сильно смахивает на Куб Метатрона, мне совсем не нравится.

– Что такое Куб Метатрона? – насторожился Мадон.

– А вот что, – с готовностью ответил Грин и, вооружившись «призрачным пером», принялся рисовать прямо в воздухе сложную фигуру из кругов и линий.

– Совсем непохоже, – критически заметил Белоцветов. – Метатрон – это что-то из физики высоких частиц?

– Это имя одного из самых могущественных ангелов, приближенного к Создателю, – пояснил Грин. – И, если честно, все эти потусторонние аллюзии меня настораживают.

– Чем только не забита твоя голова! – проворчал Мадон.

– Я скажу, чем она забита, – отозвался Грин. – И не только моя, но и голова мастера, а также та часть тела, которой Брандт принимает пищу, куда помещает новую порцию детской радужной жвачки и которой не производит никаких членораздельных звуков. Впрочем, насчет Брандта – это лишь предположение. Мы выстраиваем маршрут, который позволит «Тавискарону» преодолеть гравитационный прибой на границах скопления и финишировать в нужной точке пространства. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что двигаться мы будем способом «штопальной иглы»?

– Нет, – быстро сказал Белоцветов.

– Но стоило бы объяснить, что это за способ, – добавил Мадон.

– Жила-была штопальная игла, – ухмыляясь, продекламировал Белоцветов. – Она так высоко задирала свой острый носик, словно была по крайней мере тонкой швейной иголкой…[51]

– На самом деле со штопкой в классическом понимании термина сходства мало, – сказал Феликс Грин. – Смысл в том, что мы будем продвигаться к цели, уходя в экзометрию на очень короткое время и тут же возвращаясь в субсвет. Это делается…

– …для экономии времени, – сказал Мадон. – Иначе мы вынуждены будем тащиться от звезды к звезде черепашьим шагом целую вечность.

– Верно, – сказал Грин. – И всякий раз, выходя в субсвет, мы будем осматриваться и проводить коррекцию траектории.

– И заодно, экономя время, будем тратить энергию, – сказал Белоцветов без особого энтузиазма.

– Энергия здесь, ввиду такого количества светил, не проблема, – сказал Мадон. – Важно не хлопать ушами и в запале не нырнуть в экзометрию с истощенными ресурсами. Тогда мы не сможем вскрыть казуальный портал.

– И придется тащиться до ближайшего штатного портала, – кивнул Белоцветов.

Феликс Грин что-то прикинул в уме и сообщил:

– Маккорна либо Посох Святого Патрика. И уже оттуда все начинать сызнова. Или, что более вероятно, Темное Царство. Иными словами, – объявил он радостно, – та редкостная ситуация, когда и вам не доведется бездельничать, как вы обычно привыкли.

Белоцветов засмеялся, а Мадон сердито буркнул:

– А еще кое-кто вынужден будет прекратить пересказ бородатого звездоходского фольклора и выстроить наконец пристойную программу для финиша. Экономичную и линейную.

– Не получится, – с живостью промолвил Грин. – Не выйдет линейной. Вы сами посмотрите, что творится. Тридцать две звезды. Не хочу задеть ничьих чувств, но в астрономическом смысле все они карлики, хотя и разных спектральных классов. Расположены не просто компактно, что для шаровых скоплений дело обычное, а до такой степени тесно, что едва не