Очень Большой Лес. Том 2 - Василий Головачёв

Сергей Макарович вгляделся в статуи внимательнее.

Действительно, изваяния на периферии казались приземистее и шире, особенно в основании, куда упирались ниспадавшие одежды статуй. Но чем ближе сходились ряды скульптур, тем тоньше становились фигуры, сужаясь книзу и расширяясь кверху. Что это означало, понять было трудно, но метаморфозы были налицо.

– Может быть, статуи проявляют таким образом некую эволюцию вида Амазонок? Сначала они были мужчинами, потом стали изменяться, проходя стадии развития, и в конце концов превратили себя в красоток, как это делают земные трансгендеры.

– Логика в этом есть, – согласился Егор Левонович. – Хотя вопросов ваше предположение порождает много. Подождите-ка.

Савельев послушно остановил аэробайк.

Летели как раз над одной из скульптурных троек, особи которой отличались от соседней высотой и осанкой.

– Пониже, пожалуйста.

Воздушный мотоцикл плавно опустился, останавливаясь над головой центральной фигуры с грибообразным выступом «причёски». Стал виден рисунок жил, проступивший в материале статуй, похожем не то на хрусталь, не то на стекло. Но это было не стекло.

– Дерево! – с недоверием в голосе провозгласил Карапетян.

– Да ладно, Егор Левонович. Это же… минерал… или пластик…

– Смотрите, статуя сложена из множества прозрачных нитей, спрессованных друг с другом! А их конфигурация – чисто сгусток корешков или побегов!

– Не может быть.

– Почему? А вдруг весь этот мир порождён геномом флоры, имеющей несколько иную структуру, чем земная? Не удивлюсь, если и Амазонки окажутся не представителями фауны, а микоризой, то есть семейством грибов.

Сергей Макарович рассмеялся:

– Ещё раз убеждаюсь, что творческая болезнь нашего ботаника заразна. Давайте подкинем ему эту идею.

Улыбнулся и физик:

– Костя здесь ни при чём. Сам Лес распространяет флюиды, вызывающие у нас приступы предвидения.

Полюбовались на статую, находясь под впечатлением открытия. Вселенная Большого Леса предстала пред ними в ином свете, и тот факт, что все живые существа в нём являются потомками Первофлоры, приводил ум в замешательство.

Впрочем, Сергей Макарович нашёл слабину в рассуждениях товарища:

– А как быть с ёжиками, белками и косулями? Не говоря о бабочках и муравьях? Бабочки не очень-то похожи на грибы или другие растения.

– Я подумал об этом. Всё очень просто. Мир Большого Леса уязвим с точки зрения иномерных контактов с параллельными мирами, и фауна появилась здесь в результате пересечений, через иномерианы, точно так же, как и мы, и чёрный лес. Не удивлюсь, если окажется, что и Демоны – гости в Лесу или, как принято говорить, попаданцы.

Сергей Макарович, сидевший за рулём мотоцикла, невольно оглянулся, сражённый мыслью учёного.

– Вы это всерьёз говорите?

– В качестве предпосылки к размышлению. Максим Валерьевич собирался пообщаться с Лесом, надо подкинуть ему идею о попаданцах из других Вселенных.

– Обязательно! Честно, даже дух захватило!

Аэробайк взлетел и вскоре приблизился к строению, замеченному землянами ещё при первом обзоре.

Сначала показалось, что это такая же статуя, как и все вокруг, только одиночная, не группа из трёх скульптур. Она стояла на пьедестале в форме креста из снежно-белого материала или морской пены – по виду. Очертания башни и вправду напоминали фигуру человека, но у этой статуи было пять рук, поднятых ладонями – каждая площадью с баскетбольную площадку – вверх, и одна голова – гранёный выступ с одним лицом, тоже смотрящим в небо. Оно не было лицом женщины, каким обладали остальные статуи «города», но всё же это было именно лицо с полузакрытыми глазами и печально изогнутыми губами, полное вселенской скорби. Оно буквально потрясло разведчиков своей ярко выраженной человеческой эмоцией, и они застыли на несколько минут, созерцая овеществлённую муку, пока воздушный мотоцикл медленно плыл над башней.

Высотой (метров семьсот, не меньше) башня превосходила все статуи «музейного комплекса» вдвое-втрое. Диаметр пояса достигал, наверное, метров ста, основание «складок плаща» (тот же «стеклянно-деревянный» материал) чуть расширялось к «пенному» пьедесталу, а площадь изваяния лица с выпуклыми губами и дугами бровей была не менее футбольного поля. Однако все пропорции тела статуи-башни были идеально подогнаны, от чего даже с небольшого расстояния она казалась чуть ли не живой.

Сергей Макарович с трудом вытолкнул застрявший в груди воздух, мимолётно отмечая, что дышится в здешней атмосфере с трудом. Каких-то гнилостных или горелых запахов нос не ощущал, но кислорода в атмосфере данного слоя «бутерброда» было мало, а углекислого газа много.

– Долго мы тут не протянем.

Очнулся и Карапетян, озабоченно стиснув нос рукой.

– Да, вы правы, с кислородом тут проблема.

– Что это за башня, по-вашему?

– Да что угодно, от реальной статуи до обсерватории или технического сооружения.

– Обсерватория?

– А вы посмотрите на ладони этого пятирукого парня – чем не антенны радиотелескопов? Да и лицо как-то уж очень подозрительно смотрит в небо.

– Пожалуй, соглашусь. Но почему вы сказали – парня?

– На женщину скульптура похожа плохо.

– А мне, наоборот, кажется, что лицо у статуи женское.

Карапетян хрюкнул:

– У нас разные взгляды на мужское и женское. Но спорить не буду.

– Надо возвращаться.

– Хотелось бы выяснить, что это за музей на самом деле, с какой целью создан и кем.

– Думаю, не Лесом.

– И я так считаю. Этот город, наверное, древнее Леса. Но если его выращивали Амазонки или их предки, то что они преследовали?

– Сохранить память.

– Ради чего? И для кого?

– Ну… не знаю… может быть, для нас? Если мы и в самом деле потомки Демонов, а скорее всего, Амазонок. А то и тех, и других.

Карапетян поднял брови, озадаченно рассматривая профиль полковника:

– Вы продолжаете меня удивлять, Сергей Макарович.

– Чем же?

– Вы только что подали идею, достойную Нобелевской премии!

– Не преувеличивайте, – улыбнулся Савельев.

– Нет, я серьёзно. Эта идея лично для меня проясняет всё, что требует анализа. Создатели музейной экспозиции действительно могли позаботиться о потомках, оставив им свидетельство своего существования. Хотя предназначение башни с лицом по-прежнему непонятно.

– Давайте спустимся, рот у этой статуи приоткрыт, так может, это вход внутрь?

– Не думал, что спецназом ГРУ командуют авантюристы, товарищ полковник, – засмеялся Карапетян.

– Просто не люблю быть обычным экскурсантом, – смутился Савельев. – Пока мы находимся в разведрейде, можем добыть немало нужной информации.

– Да ради бога, я с вами.

Самолёт сел «под губой» лица статуи, глухо ударившись тремя горизонтальными дисками о твёрдый полупрозрачный перламутр. Чем бы материал ни являлся, он явно не был ни металлом, ни керамикой.

Однако подошвы ботинок по нему не скользили, и «байкеры» почувствовали себя увереннее.

Бывало не раз, что интуиция подсказывала рискованные, но оправдывающиеся впоследствии варианты действий. Особенно она помогала в экстремальных ситуациях, о чём Савельеву рассказывал и признанный интуитивист ССО Максим Ребров. Не обманула психофизика