Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

нет такого чувства, брат-звездоход?» И они подняли бокалы с темным биванжским в память об утрате.

В Реймсе, в космопорте «Бержерак» Кратов перевиделся с командором Элмером Э. Татором, который прибыл на заключение очередного контракта. «Обычный грузовой рейс, – объяснял Татор. – Сто контейнеров туда, пятьдесят оттуда. И никакого веселья. А не предвидится ли в твоих планах, Кон-стан-тин, еще какого-нибудь броска в преисподнюю, с выпученными от ужаса глазами?» Со вздохом сожаления Кратов известил друга, что отныне он примерный семьянин и какое-то время намерен вести размеренный, предельно удаленный от вселенских катаклизмов образ жизни. Татор не поверил, но на всякий случай сказал: «За это надо выпить!» и достал из фризера две бутылки темного мазагранского.

После расставания с другом Кратов решил: больше никаких визитов. Уже по пути домой, в Коломбе-ле-Бель, его настиг вызов от Джейсона Тру, который сварливо напомнил, что ему было обещано интервью. «Наберитесь терпения, Джей, – сказал Кратов. – Скоро станет намного интереснее…» Почему-то он был уверен, что ему удастся отвертеться.

Кратов оставил гравитр на лужайке перед крыльцом, взбежал про ступенькам и вошел в дом.

– Малыш, я дома!

Марси сидела в кресле посреди пустой гостиной, вцепившись пальцами в подлокотники, неестественно выпрямив спину и глядя куда-то сквозь него.

– Кратов, – сказала она. – Я готова.

– Готова? – растерялся он. – К чему?..

– Ты что, совсем глупый? – тихонько переспросила она. – Я – готова. – Она замолчала, кусая губы. – И я ужасно боюсь.

– Нечего бояться, – сказал он с фальшивой уверенностью. – Я с тобой, ты со мной… Сейчас вызову доктора Лаланда, и все будет замечательно.

– Ты не понимаешь, – горестно промолвила Марси. – Я боюсь миллиона вещей. Я всего боюсь, даже самой себя! А вдруг у меня не получится быть мамой?

– Ну, знаешь ли… – принужденно засмеялся Кратов. – Я встречал в жизни много женщин, и не было ни одной, из кого не вышла бы прекрасная мама! Ты в хорошей компании, mon ange, и ты будешь лучшей мамой на свете.

– Я боюсь расстаться с ней, – продолжала Марси плачущим голосом. – Я привыкла, что она живет во мне. А теперь окажется без меня. Вдруг ей здесь не понравится? Вдруг я ей не понравлюсь?

– Поверь мне, малыш. Это будет очень рассудительная и доброжелательно настроенная маленькая девочка. Она отнесется к нашим закидонам снисходительно. Она полюбит тебя всем сердцем, как ее любишь ты…

– Я невыносимо люблю ее! – подтвердила Марси.

– …и, надеюсь, полюбит меня, как я люблю вас обеих.

– Кратов, дай мне руку, пока я не разревелась, – сказала Марси и немедленно залилась слезами.

Двери расступились, пропуская доктора Лаланда, сестру Шанталь и еще двух незнакомых сестричек, молодых, бессловесных и немного сонных.

– Дома или у нас, в клинике? – деловито осведомился доктор Лаланд.

Громадный, с черными усами вразлет, мощные руки, словно окорока, но, что удивительно, длиннопалые, бархатный голос… Обычно Марси таяла от его голоса и комплиментов, но сейчас была слишком занята своим внутренним миром, чтобы обращать внимание на что-либо вовне.

– А можно дома? – жалобно спросила она, хлюпая носом.

– Да хоть на лужайке. Если с нее убрать всю технику. Но разумнее будет перейти в спальню. Сейчас мы доставим вас в постель.

– Я сам, – сказал Кратов и взял Марси на руки.

Та молчала, словно бы стараясь скрыть от него какую-то важную мысль, и лишь печально вздыхала.

Из спальни Кратова сразу же вытеснили, и какое-то время он бесцельно слонялся по пустым пространствам дома, нервически пытаясь привести в порядок то, что давно уже было в идеальном порядке. Наконец он сел в темном конце коридора прямо на пол, зажмурился и сцепил пальцы на затылке. «Пусть все будет хорошо. Пусть все будет хорошо…» На короткий миг он увидел себя со стороны, сидящего в молитвенной позе, возносящего просьбы к небесам. Это было смешно и бессмысленно. Он немедленно встал, и тут же в дверях спальни возникла одна из сестричек.

– Мсье, мадам Дармон хочет держать вас за руку.

Бормоча: «Да-да, конечно…», он кинулся в спальню.

Марси, бледная, заплаканная, окутанная чем-то перистым, воздушным и розовым, походила на громадное кремовое пирожное и выглядела нелепо и трогательно.

– Вы готовы, мсье? – отрывисто спросил доктор Лаланд.

– Нет, – сказал Кратов перехваченным голосом. – А должен?

– Честный ответ настоящего мужчины! – засмеялся доктор.

Из розового кокона возникла тонкая дрожащая лапка Марси, и Кратов схватился за нее, как утопающий за соломинку. Их пальцы с силой переплелись.

– Только посмей сбежать, – прошептала Марси.

– Скорее я умру, – попытался отшутиться он и немедленно почувствовал, что действительно умирает.

Стены гостиной поплыли и закружились. Сестра Шанталь с доведенной до автоматизма расторопностью сунула ему под нос палочку с острым цветочным ароматом. Вращение чудесным образом прекратилось, панические мысли отступили и растаяли среди ночных теней.

– Марси, mon petit chéri, от вас потребуется некоторое усилие, – сказал доктор. – Я сосчитаю до пяти, и вы…

– Пять, – ясным голосом сказала Марси, и гостиную огласил детский плач.

Сестренки слаженно орудовали в розовых лепестках.

– Ого! – сказал доктор Лаланд, уважительно смеясь. – Мадам Дармон, вы и вправду были совершенно готовы стать мамой!

Кратов ни на секунду не закрывал глаз, но в какой-то момент перестал видеть происходящее. Теперь зрение к нему вернулось. Сестра Шанталь приняла на растянутую в руках пелеринку что-то темное, влажное и чрезвычайно недовольное своим новым положением, закутала на манер конвертика и вопросительно поглядела на доктора Лаланда.

– Мне-мне-мне! – слабым голосом потребовала Марси.

Она прижала младенца к груди, как хрупкое и бесценное сокровище, и возмущенное хныканье моментально прекратилось.

– Прекрасное дитя! – сказал доктор Лаланд с неподдельным чувством. – Столь же прекрасное, как и мать. Ничего более восхитительного я не видел. Мои поздравления, мадам Дармон. В гостиной вас будут ждать цветы.

Кратов, чувствуя себя опустошенным, без единой мысли в голове, словно это ему пришлось только что лежать в розовом коконе, отошел и безвольно привалился к стене.

– Вы уже придумали имя? – спросил доктор Лаланд, уступая место сестренкам, сноровисто скатывавшим перистую субстанцию в плотные тючки. – Конечно же, нет… Идемте, мсье, я налью вам выпить.

Кратов последовал за ним в гостиную беспрекословно и безвольно, как утенок за взрослой уткой. Там и вправду стояла белая ваза с букетом орхидей.

– Скоро здесь соберутся родные, – разглагольствовал доктор, копаясь в баре. – Мамы, папы, тетушки, дядюшки… друзья и подруги. Мой вам совет: не позволяйте им оттеснить себя.

В рюмке оказался коньяк, который добавил тепла,