Эпицентр - Евгений Иванович Филенко

фраз были непонятны и в то же время удивительно знакомы. Рашида с тревогой сжала Кратову локоть, заглянула ему в лицо: «Что с тобой, Костик?» Он не ответил, напряженно ожидая, когда кто-нибудь из странных незнакомцев обернется. Словно уловив его мысли, один обернулся – движение было нечеловеческим… иная пластика, иначе прилаженные мышцы… хотя все остальное казалось неотличимым. Обычное лицо… едва заметная сглаженность черт, неуловимо несхожий разрез глаз…

Иовуаарп.

– Вам нравится? – осведомился он, приветливо улыбаясь.

Кратову потребовалось значительное усилие, чтобы сбросить оцепенение.

– Не очень, – сказал он извиняющимся тоном, постаравшись придать своему голосу естественную окраску. – Я не поклонник авангардизма.

– Авангардом это назвать трудно, – промолвил иовуаарп. – Этой картине, точнее – оригиналу картины, что хранится в недоступном для посетителей месте, почти пятьсот лет. Она старше, чем «Явление Христа народу», не говоря уже о «Черном квадрате» Малевича или «Над городом» Шагала… Здесь написано «Пещерная русалка». Это неправильное название.

– А как правильно?

– Картина называется «Сон угасшего чувства». И автор тоже известен.

– Наверное, это нетрудно будет исправить, – предположил Кратов.

– Разумеется. Это как раз тот случай, когда все можно исправить.

Иовуаарп коротко кивнул – движение выглядело немного птичьим – и присоединился к созерцающим фрески товарищам.

– Самое время рассказать про Уэркаф, – проговорила наконец Рашида, до сей поры озадаченно безмолвствовавшая. – Между прочим, и Торрент этого желает.

– Его интересует моя третья миссия, – горестно усмехнулся Кратов. – Первые две общеизвестны.

– Вот и расскажи про третью миссию.

– Не хочу. Это было… фиаско.

– Но никто не может все время побеждать!

– Если бы я побеждал хотя бы один раз из двух! Если бы…

– И что это был за странный разговор с этими эльдорадцами? Так и мерещатся подводные течения, второй и третий смыслы, какие-то туманные намеки на известные лишь вам двоим обстоятельства…

– Во-первых, это не эльдорадцы, – сказал Кратов. – На Эльдорадо, хорошая моя, живут такие же люди, как и мы с тобой. А это вообще не люди. Это иовуаарп, и живут они у черта на рогах, в звездной системе Эаириэавуунс. И даже не пытайся повторить это название с первого раза, у меня тоже не получалось…

– Я и не пытаюсь, – пренебрежительно дернула плечом Рашида.

– Во-вторых же, никакого подспудного смысла в этом диалоге не было. Как я полагаю… Этот иовуаарп видел меня в первый и последний раз. Он ни о чем не мог знать или даже подозревать.

– А было?

– Что – было?

– О чем знать и подозревать?

– Видишь ли… Есть обстоятельства, связывающие между собой планету Финрволинауэркаф, бесконечно далекую от нее цивилизацию Иовуаарп и… э-э… меня. В узких ксенологических кругах они хорошо известны. По негласному соглашению сторон публичности не предаются, хотя никакой тайны не составляют. И обстоятельства эти – болезненны. Так, по крайней мере, было до недавнего времени. Но диалог, коего безмолвным свидетелем ты стала, дает мне право заключить, что в наших отношениях завершается некий этап.

– Это хорошо или плохо?

– Это естественно. «Тот случай, когда все можно исправить»… Картины обретут свои настоящие названия и авторов. Искусствоведы будут счастливы. Популяризаторы ксенологии вздохнут с облегчением: им не нужно будет больше изобретать фигуры умолчания. Иовуаарп смогут открыто гулять по планете Уэркаф. И… все, пожалуй.

Ах, если б вновь

с пряжей клубок тот

минувшего нам намотать!

Если б ушедшее

вновь нынешним стало![11]

Остальное, увы, непоправимо.

Рашида тихонько погладила его по руке.

– Пойдем домой, Кратов, – попросила она. – Чем дольше мы бродим в этой кунсткамере, тем мрачнее ты становишься. Скоро ты превзойдешь даже меня. Слишком большой кусок твоего прошлого связан со всем этим…

– Я думал, что стану здесь перебирать яркие праздничные графии, со всякими там лыжными курортами, тропическими пляжами и альпинистскими лагерями, – извиняющимся тоном сказал Кратов. – А получилось что-то вроде копания в затхлой гробнице, где из каждого угла на тебя таращатся столетние пауки, да пыльные мумии так и норовят свалиться в твои объятия.

– Ты умеешь очень красиво говорить некрасивые вещи, – заметила Рашида.

– Лучше я буду говорить тебе красивые комплименты.

– Начинай прямо сейчас.

Кратов призадумался. Кажется, он переоценил свои силы.

– Это непросто, – сообщил он. – Слова блекнут перед реальностью. И давай-ка лучше выберемся на свет, а то мы, похоже, заблудились. Куда бы мы не пошли, я всюду вижу перед собой этот левиафаний хребет.

– Так и должно быть, – заверила его Рашида. – Эта была очень большая тварь. Она способна заполнить собой всю Тауматеку. Поэтому ее уложили колечками, как роль-мопс, – она безразлично поглядела на какую-то звериную морду, нарочито неряшливо высеченную из бурого песчаника. – Это что?

– Не знаю, – пожал плечами Кратов. – Откуда мне знать? Все же кое-что в этой Галактике происходит без моего участия…

* * *

Они снова брели по араукариевой аллее, с трудом раздвигая тугие струи горячего воздуха. День перевалил за половину. Скоро жара должна была немного спасть. И где-то в черной бразильской ночи их ждали неутомимые и неизбежные жернова беспрерывного карнавала. С песнями и плясками. С самыми расстроенными гитарами и самыми легкомысленными нарядами. С непременными вином и любовью.

Боязно было даже подумать об этом сейчас.

– Я хочу есть, – объявила Рашида лениво.

– Отними мышку у вон той спальной кошки, – так же разморенно ответил Кратов.

Рашида посмотрела.

– Это не мышка, – сообщила она. – И не крыска, если сделать поправку на масштаб… Это пирожок. Надкушенный.

– Пойдем лучше на пляж, – предложил Кратов. – Я буду спать, уткнувшись носом в песок. Ты будешь купаться и флиртовать с мулатами. Это для меня ты всего лишь экзотическая южная красотка. А для них ты – белая славянская женщина, загадочная душа и запретный плод, – он помолчал, с некоторым напряжением собирая воедино плавящиеся и растекающиеся мысли. – Там и поедим.

Истомившийся метарасист лежал у ног своего чудища, накрыв лицо шляпой. В бессильно откинутой руке была зажата большая бутылка пепси.

– Я все же открою ему глубину его заблуждений, – мрачно сказал Кратов.

– Не смей, – устало обронила Рашида.

Она попыталась задержать Кратова, уцепившись за руку, но промахнулась и в изнеможении села на травку.

Волоча ноги, Кратов приблизился к демонстранту. Откашлялся – реакции не последовало.

– У тоссфенхов нет чешуи, – произнес он как бы между прочим.

Шляпа чуть сдвинулась, открывая печальный мутный глаз.

– Господи, еще один, – сказал метарасист сиплым голосом.

– Кто – еще один? – не понял Кратов.

– Радетель за истину, – пояснил тот, прилагая усилия, чтобы сесть. – Что вы все ко мне пристали? Не видите, человек хочет спокойно изжариться… Буквально полчаса назад явился один странный тип, отрекомендовался доктором наук и потребовал