Новые горизонты - Юрий Станиславович Климонов

вид винтажного жилья. Стол, стулья и коврики (домотканые!) окончательно указывают на кардинальную смену времени. Глотов помотал головой, стремясь сбросить наваждение, но мозг мгновенно ответил резкой болью. Алексей охнул. Сбросив одеяло, он с удивлением увидел себя в серой майке и синих трусах. Затем почувствовал дискомфорт в левой руке, глянул на неё и остолбенел — до локтя вместо руки находился протез. Чёрный лакированный протез из мягкого пластика. Каким-то чутьём он ощутил на своей голове что-то непонятное, правой рукой определил диковинного вида обруч из смеси пластика и уложенных в жгуты тонких проводов. Глотов машинально захотел пошевелить левой кистью, и та начала совершать замысловатые па.

— Охренеть, да я ещё и инвалид… — тихо прокомментировал он свой вид. — Это куда же меня занесло-то?

На массивном деревянном столе обнаружилась стопка каких-то документов, среди которых лежал и паспорт. Но не российского формата, а советского. Обычный «серпастый и молоткастый» паспорт жителя Советского Союза. Алексей развернул его.

— Камов Алексей Сергеевич… 1970 года рождения… 12 марта… хм, кроме фамилии и даты рождения всё совпадает… Я не понял, это перенос, что ли? Но как? КАК, чёрт возьми??? Я же ничего не знаю и не смогу вспомнить о том, где я был и что делал в этом мире! Хоть в армии служил или нет? — его рука потянулась к другой книжице коричневатого цвета. Он развернул её.

— Так, посмотрим, где я служил… военный билет… Камов Алексей Сергеевич… призван 16 апреля 1989 года… так, это не надо… — перелистнул он страницы. — Ага, вот оно!

— 12 марта 1991 года, вовремя полученного боевого задания, прикрывал отход группы, принял бой с превосходящим числом противника… Ни хрена себе!.. Держал оборону в течение 10 часов, получив несколько ранений и контузию. Приказом № 194 от 16 августа 1991 года Президиума Верховного Совета СССР награждён медалью «Золотая звезда Героя»… И ещё раз, ни хрена себе! Так, что у нас дальше? А! Вот!.. Проходил лечение и реабилитацию в госпитале № 1389 г. Душанбе. По излечению комиссован по утрате трудоспособности… Присвоена вторая группа инвалидности, без права вождения автотехники… Нормально! Мало того, что выбросили куда-то инвалидом, так ещё и машины мне не видать, а!

Удручённый безрадостной перспективой, он принялся дальше просматривать документы. По ним выходило, что Камов Алексей Сергеевич живёт и работает в городе Камск Калачеевской области. Работает — это очень условно: надомником, живя… нет, всего лишь существуя на нищенскую пенсию. Он без эмоций осмотрел порядком поношенную форму десантника, сиротливо висевшую на плечиках, примастыренных к такому же обветшалому шкафу, и глубоко вздохнул.

— Так… нужно что-то делать… Конечно, мне никто не поверит, что я — это не я… тьфу ты, даже объяснить толком не могу… И жить так тоже нельзя… Но что я умею? В своём мире мне было 29, есть радиотехническое образование… пусть было, но опыт, как говорится, не пропьёшь… Что делать теперь… Оставлять, как было до меня, точно не буду — загнусь к едрене фене… Остаётся наладить выпуск какой-нибудь продукции, имеющей здесь спрос. Пусть понемногу, но чтобы на жизнь хватало… Только так.

Завтрак, состоящий из крепкого чая и пары бубликов, немного взбодрил парня. Не желая мириться с путём, указанным ему судьбой, теперь уже Камов, а не Глотов, Алексей проверил содержимое комода и шкафа. Здесь ему улыбнулась удача — в шкафу на плечиках он нашёл рубашку синего цвета, а в комоде — джинсы. Повидавшие виды, но ещё сносно выглядевшие. Переодевшись в них, Камов собрался подышать воздухом, но, как только его рука потянулась к дверной ручке, дверь резко открылась, и на пороге возникла дородная незнакомка, возрастом чуть за сорок.

— Ой, напугал, Лёша, — ойкнула та и улыбнулась краешками губ. — Ты не забывай, сегодня у нас поминки… Чтоб был как штык. Ясно?

— Понял, — машинально кивнул он. — А куда идти?

— Опять контузия? — в её голосе явно сквозило сочувствие. — Недалеко, Алёш, третий дом по правую руку от тебя. И ещё… у тебя мешка никакого нет?

— Откуда? — развёл он руками. — А зачем?

— Так ты же с моим отцом дружен был! Вот Виктор Алексеевич и завещал тебе все свои железяки! Так и сказал месяц назад — Клавдия, как помру, детали все Лёшке отдай! Ему они пригодятся!

— Спасибо, конечно, но у меня мешка точно нет, — вздохнул Камов.

— Тогда я ссужу тебя дедовым и кликну дочу, чтоб, значит, помогла тебе разобрать.

— Буду премного благодарен.

Вечер того же дня. Камск

На поминках Алексей стал своим у сердобольных женщин. Не сговариваясь, они начали опекать Камова как ветерана войны. Кто-то из них подливал-подкладывал ему что повкуснее, кто участливо вёл беседу и слушал короткие рассказы о службе в Афгане. Хорошо, что память реципиента начала не только частично восстанавливаться, но и открывать мелкие, ничего не значащие для бывшего хозяина тела тайны. Его тёзка вёл жизнь отшельника, растягивая её от стакана до стакана с выпивкой. В какой-то момент времени он лёг спать и не проснулся. Да и у нынешнего обладателя тела тоже не всё радужно — наверняка последние очертания сознания Глотова закончились при поражении высоковольтным напряжением. Немного не повезло, но есть второй шанс, который нужно использовать на всю катушку.

Сразу после поминок тётя Клава повела его в радиолабораторию деда Виктора. Увидев стеллажи с радиокомпонентами и мастерскую, Лёшка даже присвистнул — такого он точно не ожидал увидеть.

— Нравится? — напополам со слезами спросила она.

— Ну, Виктор Андреич, — мотнул головой Камов, — пусть у тебя на том свете всё будет очень хорошо. Никогда не забуду, что ты для меня сделал. Слово даю.

— Ты вот что, Лёша… ты не собирай всё в мешок, а то побьёшь чего ненароком. Я тебя не гоню, но за месяц-другой всё и перетащишь к себе. Идёт? Только мамке своей… иль папке… короче никому из них не показывай. А то навалятся скопом и отожмут что-то на шермака, да продадут. Они ж ведь со своими взглядами всех достали. Одно слово — секта.

— Понял, — кивнул Алексей. — Учту.

Вечернее раздумье, как он сам называл некое слияние памяти носителя и реципиента, открыло ему немало нового. У Камова была многочисленная семья — шестеро братишек и сестрёнок, возрастом от семи до двенадцати лет. В своё время отец плотно подсел на учение какого-то старца о