Венценосный крэг - Ольга Николаевна Ларионова

– Кому платить? И чем?..

Она, не глядя, все же почувствовала – Горон досадливо шевельнулся, наверное, пожал плечами.

– Плата. Мерзкое слово. Тем более что здесь пришлось расплачиваться не отдельным людям, а всему человечеству. Ка подчинялись единой цели, изначально заложенной в их памяти: прежде всего обеспечить каждому обитателю Староземья исполнение всех его прихотей. А это год от года становилось все труднее. Бесценным стало то, о чем раньше никто и не задумывался: то, что природа давала даром. Мелкие моря затягивались гниющими водорослями, удушливый жаркий туман отравлял каждый глоток воздуха, ни один клочок истощенной земли не рождал больше естественной пищи…

– Я догадываюсь, – перебила его Сэнни. – Потом настали Темные Времена.

– Непроглядные Дни, – поправил он. – Но они настали не сами собой – это сделали маггиры. Они наконец вышли из своих горных отшельнических скитов и обратились к замкнувшимся в своих прозрачных скорлупках людям с призывом – а может, мольбой: отказаться от владычества тех, кто давно уже стал истинным хозяином планеты. И самое надежное – уничтожить их всех до единого.

– Всех до единого? Но как же тогда жить, ведь именно Ка обеспечивали…

– Ка? Бездушная механическая челядь. Нет. Речь шла о мышланах, льстивых, сладкоречивых, почти бесплотных тварях. Маггиры утверждали, что они поставили своей целью подчинить себе разум людей – любой ценой; что злобная воля мышлановой стаи ведет человечество к неминуемой и предопределенной гибели. Но слова, как и ожидалось, оказались бесполезны.

– Знаешь, Горон, я бы тоже не поверила. Маленькие безобидные мышки, наставники детишек и забава стариков… Не вяжется. И главное – зачем? Зачем? Добро бы… – Она запнулась, потому что едва не произнесла: если бы это были крэги.

Но ты никогда не рассказывала Горону о существах, именуемых крэгами.

Еще бы – слишком уж несовместимы они были с лунной сказкой этой заповедной земли.

– Зачем? – Хорошо еще, что Горон так увлекся собственным повествованием, что не заметил ее запинки.

– На этот вопрос маггиры ответить не смогли, а без этого их предостережения просто повисли в воздухе. И тогда им осталось впервые проявить всю мощь своего чародейства: на планету опустилась ночь. Предание гласит, что из глубин небытия они вызвали дракона-солнцееда, который заслонил своей мерзостной тушей дневное светило, так что над всею землей распростерлась непроглядная мгла, а по ночам его мерцающий хвост закрывал собой половину небосвода, не давая пробиться ни единому лунному лучу. И так продолжалось несколько суток, пока на земле не осталось ни одного живого мышлана.

А ведь такие хвостатые облака она встречала где-то в созвездии Костлявого Кентавра. Становилось все интереснее, даже сон понемногу отступил.

– Впервые слышу, чтобы мыши боялись темноты.

– Невнимательность. Естественное следствие чрезмерного любопытства. Ведь я говорил тебе, что мышланы, точно так же как и Ка, питались светом. Только лунным. И потому все до единого погибли от голода. А когда Непроглядные Дни миновали, бездушные Ка, насытившись солнечными лучами, вернулись к жизни как ни в чем не бывало, но вот мышланы навсегда исчезли с лица Старой Земли. Впрочем, существовало предположение, – он заговорил медленнее, словно впервые обдумывал и взвешивал каждое слово, – что они просто стали невидимыми, а главное – души их вселились в Ка. Если…

Он долго молчал, потом пробормотал едва слышно:

– Конечно. Они и до этого там пребывали.

Ну, это чересчур даже для легенды. А «лягушки»-то молодцы, победили – как-никак, творения технического прогресса… Она сонно прищурила один глаз и поглядела на пушистую зверушку, черным столбиком замершую у ее ног. Идолище сиятельное, столь высокопарно нареченное Рексом, кто-то догадался запечатлеть на стенке, а вот мышланы сохранились лишь в виде механических плюшевых игрушек. Зачем только? Своеобразный юмор, по всей видимости.

Никаких игрушек, никакого юмора. Не забывай – тайна, неведомая даже мне, еще не раскрыта.

– Все, – с видимым облегчением проговорил Горон, поднимаясь. – Остальное самоочевидно. Староземье все быстрее и необратимее становилось непригодным для жизни, начались хаос и мор. И единственное, до чего додумались староземцы, это заставить своих Ка построить несколько гигантских железных птиц, которые, опираясь на огненный хвост, могли перенести некоторое число людей на новые земли.

– Но ведь эти края принадлежали твоему племени?

Горон скорбно покачал головой:

– Когда-то. Но моего народа больше не существовало. И такая же участь постигла тех кампьерров, которым не нашлось места на кораблях. Маггирам же удалось захватить всего одну, последнюю исполинскую птицу… Поистине героический акт, ведь убеждения не позволяли им убивать даже ради спасения собственной жизни.

– Тогда им нужно было остаться в Староземье и из сострадания закончить свое существование вместе с обреченными, – насмешливо бросила принцесса, в которой проснулось неприятие ложного гуманизма.

Горон не принял ее иронии:

– Сострадание. Вот оно-то и двигало теми из маггиров, кто прекрасно понимал, что на новых землях кампьерры могут не вынести тягот самостоятельной жизни и погибнут все до единого. Так что захват последнего корабля был деянием, продиктованным добротой, а не борьбой за собственную шкуру. И они были правы: в непривычных, можно сказать – нечеловеческих условиях двух-трех поколений оказалось достаточно, чтобы кампьерры утратили все свои знания, а немногие машины, в том числе и Ка, в этой немыслимой жаре стремительно пришли в негодность. Иссякли захваченные с собой лекарства, а с ними и неограниченная продолжительность жизни, которая, укороченная лишениями, стала теперь одним несмышленым детством с бездумной юностью, после чего сразу же следовала скоротечная старость.

Вот тебе и сказка!

Не все то злато, что блестит.

– Ну, какая-никакая, а все-таки жизнь, – удрученно пробормотала девушка, – и она продолжается…

– Теплится. И, несомненно, угасла бы окончательно, если б не обилие скороспелых плодов, да подземные воды, ставшие доступными благодаря чародейству маггиров, и… И жестокие законы Лунного Нетопыря.

– Хорошенькая доброта, которая отсюда и досюда. Что же маггиры не помогут остальным людям заменить жестокость справедливостью?

– Умолкни. Не нам с тобой осуждать тех, кто возвышен над нами даром чародейства, – тон Горона стал вдруг неестественно высокопарным, и вокруг что-то переменилось – светлее стало, что ли? – Поднимайся, нас ждут.

Она прежде всего подняла ресницы, и не без труда: действительно, нависавшая зелень как будто раздалась в стороны, прижавшись к стенам; занавес, сотканный из вьюнков, и вовсе исчез, а вправо и влево открылись широкие проходы – как бы нижние ветви того «лежачего дерева», каким увиделось ей со стороны оранжерейное поселение маггиров. А прямо перед ними возник нескладный человеческий детеныш, с любопытством разглядывавший ее. Никакой утонченной грации, так поразившей ее при встрече с кампьеррами, – подвижное личико с утиным носом, какие-то лоскутные штанишки, угловатые мальчишечьи плечи и торс не слишком хорошо кормленого пажа из захудалого