Очень странные миры - Евгений Иванович Филенко

прохода. «Если я туда войду, то уже не вернусь. Я погибну там. Ведь так?»

– Прекрасно, – услышал он свой отвратительно равнодушный голос. – Мои поздравления, коллега Чижов. И вы все, господа… Теперь-то ничего уже не останется, как прежде.

Все глядели на него, как на идиота. На лицах ксенологов можно было прочитать что угодно – изумление, непонимание, гнев… только не уважение, на какое он мог бы в силу своего положения и былых заслуг рассчитывать.

– Лилелланк, – сказал он. – Вас не затруднит доставить меня в космопорт? Мне нравится ваш стиль вождения.

– Лил, – сказал Чижов деревянным голосом, – ты нужна нам здесь. За доктором Кратовым прибудут специально…

– Конечно, доктор Кратов, – промолвила женщина с солнечной улыбкой на нечеловечески прекрасном лице. – Никаких проблем, доктор Кратов.

9

Бросив короткий взгляд в сторону Кратова, хладным истуканом торчавшего в пассажирском кресле, Лилелланк закусила губку и шмякнула куттер о посадочную площадку космопорта. Контакт получился жестким, но состоялся точно в центре очерченного круга с жирной точкой, с высоты напоминавшего мишень для пулевой стрельбы. На площадке было безлюдно: все, кто должен был отбыть, по-видимому, отбыли, а новых рейсов покуда не ожидалось. Они выбрались из кабины. Кратов рефлекторно протянул руки, но женщина, отрицательно мотнув головой, легко спрыгнула на влажные керамитовые плиты. Пересекли площадку, вошли в холл космопорта. Никто не бездельничал под чахлой пальмой, не слонялся по залитому теплым розоватым светом проходу, ни единой живой души. «Хорошее место для…» – заикнулась было Лилелланк, но Кратов ответил коротко и, пожалуй, с избыточной жесткостью: «Ко мне». Они достигли гостиничного сектора и там наконец-то снискали положенную долю внимания. Экипаж «Тавискарона» почти в полном составе, за исключением Мадона, который обещал не казать носу с корабля до отбытия, собрался в гостиничном коридоре возле дверей каюты, в которой Кратов провел прошлую ночь. Кажется, всерьез обсуждались планы по выносу двери.

– Ну наконец-то! – воскликнул Элмер Э. Татор, завидев приближающегося Кратова. – Мы уже начали беспокоиться. Странными привычками ты обзавелся на Земле, Кон-стан-тин, то опаздывать, то исчезать… – Его взгляд упал на миниатюрную в сравнении с солидными кратовскими габаритами фигурку Лилелланк. – Впрочем, у генерального фрахтователя есть некоторые неотчуждаемые права.

Белоцветов уже открыл рот, чтобы ляпнуть что-то легкомысленное или, наоборот, ввернуть какую-нибудь возвышенную цитату, но Феликс Грин молча засадил ему локтем под ребро.

– Немедленно прикиньтесь невинной овечкой, – прошипел Кратов.

– С готовностью, доктор Кратов, – шепнула женщина. И тотчас же, практически без перехода, потупивши очи, завела плаксивым голосом: – Ну, Консул, ну что вы в самом деле… Ойе ма-а-а… Ну, я больше так не буду, правда, правда…

Живое любопытство на лицах экипажа немедленно сменилось выжидательным сочувствием.

– Что ты намерен предпринять? – строго осведомился Татор.

– Отшлепать хулиганку, – мрачно огрызнулся Кратов и тычком распахнул дверь. – Прошу, юная леди!

Лилелланк, умело изображая нашкодившего щенка, заложила руки за спину, без видимой охоты переступила порог и прошла внутрь.

– Надеюсь, вы готовы к вылету? – спросил Кратов, адресуясь куда-то в пространство. – Более нет никаких причин здесь ошиваться?

– Э-эм-м… да, – сказал Татор, слегка опешив.

– В таком случае, не смею никого задерживать, – продолжал Кратов, упорно глядя поверх голов, что при его росте труда не составляло. – Я прибуду на борт самое большее через час и ожидаю, что мы отчалим немедленно. Немедленно, милостивые государи!

Брандт, наблюдавший за разыгрываемым спектаклем с невыразимым удовольствием, одобрительно хрюкнул. Кратов наконец счел за благо обвести милостивых государей начальственным взором и с лязгом захлопнул дверь изнутри.

– Впечатляет, – объявила Лилелланк, плюхаясь в кресло возле столика.

– Это я должен вам сказать, – откликнулся Кратов, неспешно, с максимальным комфортом умащиваясь на диване напротив.

Несколько минут они просто молчали, с чрезвычайным интересом изучая друг дружку. «Ведь такое уже было, – думал Кратов. – И такое – тоже. Целую вечность тому назад, на сумасшедшей планете Уэркаф. Точно так же ни черта не было понятно, кроме одного: напротив, в человеческом обличье, ничем существенным от меня не отличимый, сидел инопланетный разведчик. Мы оба знали друг о друге все самое важное. Он знал, что я знаю, кто он таков. И я знал, что он это знает. Мы старательно, на всем протяжении долгой беседы, обходили эту тему с болезненно острыми углами. Разница лишь в том, что тогда речь шла вовсе не обо мне, наши с ним цели совпадали, ничто нас не разделяло, мы сотрудничали, и вся сложность заключалась лишь в том, как выпутаться из передряги, не потерявши лиц. Теперь все иначе. Эта липовая фея здесь неспроста. У нас с ней противостояние. Раньше это называлось „конфликт интересов“. Григорий Матвеевич Энграф, помнится, говорил, что я слишком много носился по Галактике и ненароком зацепил какие-то сокровенные струны. Тектон Горный Гребень выразился еще образнее: „Ты – точка соприкосновения двух сил – Галактики и Хаоса. Хаос увидел тебя“. И отправил меня на Землю – вспоминать, разбираться в себе, искать ключ к тайному замку. Не уверен, что мне удалось подобрать верный ключ. Правильнее считать, что я отправился на поиск отмычки. Но какая разница, чем именно будет вскрыт замок? И если я все правильно понимаю, то в лице… в волшебном личике феи мне противостоит не Хаос. Слишком прямолинейно, кустарно, мелко для Хаоса. Уж он-то разделался бы со мной как-нибудь иначе. Прямо в экзометрии. Если это все же струны, то натянуты они здесь, в субсвете. И вот еще что: я точно знаю, что нет ни единой силы в Галактике, которая желала бы остановить мой полет. Никому это не интересно. За одним исключением, само подозрение о котором доставляет мне боль. Я не хочу даже думать об этом. Мне это отвратительно. Потому что… потому что это невозможно. Это за пределами той картины мира, какую я себе выстроил и в какой живу. – Он слабо усмехнулся, глядя в глаза прекрасному существу, которое называло себя Лилелланк. – Надеюсь, она не читает мои мысли. И я не знаю, о чем она сейчас думает. Мы всего лишь обмениваемся эмоциями. И если я что-то смыслю в ее эмоциональном фоне, то на деле она не настолько безмятежна, как выглядит».

– Знаете, Консул, чего мне ужасно хочется? – спросила Лилелланк.

– Спрятать мой труп и сбежать, – сказал он сердито.

– Примерно. Мне хочется красиво скрестить ноги, затянуться сигаретой и взирать на вас из-за табачного облака с этаким циничным прищуром, хладнокровно ожидая развития