Великое замерзание. Шестая книга - Ленар Гиниятович Хатбуллин

в космос, повёл корабль по маршруту Земля – Марс, чтобы отомстить за Фаэтон. Взял на душу жуткий грех, уничтожив целую планету, но месть свершилась. Фаэтон отомщен, сердце спокойно, – мысли ровным строем проходят, как печатаю шаги под пустынным зноем, который выжигает прохладу и остатки воды в разгоряченном теле. – Мои родные могут быть спокойны, что исполнилась судьба. Вопросы нравственные, моральные и человеческие не должны волновать, когда речь идёт о кровной мести. Разрушение родины, меч, который разрезал напополам планету. Успели покинуть и выжить. Может, поэтому такой нрав, что дерусь с врагами.

Песок отдавал накопленную жару, хоть солнце шло к закату. Было душно. Кто-то сдавливал горло, выдавливая ропот и слёзы, которые тут же высушивали песок и обжигающий ветер. Ситуация, стресс и не понимание, что случилось, отпечатали след тяжкой печали на лице, которое прятал за долгом и кажущимся спокойствием. Внутри бушевало смятение, бывшее тяжелее любого самума или Сета в гневе, насылающего пустынные бури. Всегда умел взять ситуацию под контроль и остудить горячую голову, которая может навлечь беду, но это вызывало поток эмоций. Я же строил плотины, чтобы вода переживаний не затопила сознание. Надо держать сознание в узде, а не то оно вырвется и не догнать его.

Палатки на западе начинают очерчиваться и видно, что половина пути пройдена. Солнце, перейдя черту зенита, посылает меньше знойных и палящих лучей, знатно разгорячивших тело, которое не знало покоя.

– Отвык от земных тягот и тревог, что даже жара вызывает дискомфорт! Эх, а, как было в космосе, невесомость, лёгкость, летишь в замкнутом пространстве два месяца, не ощущая хода времени, а расслабленно гоняешь по кругу мысли, – вспоминаю о славном прошлом. – Каждый час приближает к исполнению рока, который навис тяжелым топором над головой. Если не выполнишь, то вернуться будет напрасным старанием. Со щитом или на щите, но исполни клятву, которую дал маме и сестре. Иначе не увидят меня.

Палатки начали обретать контуры и цвета, выцветшие на жаре.

– Нелегкая пустынная жизнь, не щадящая слабых людей. В любой момент может убить сильных. В пустыне ответственен за жизнь только ты и никто не может вбить в голову, что жизнь одна. Любой момент может отнять, либо напитать водой. Растоптать, либо сделать сильнее, – мысли засели морщиной на носу. – Жить, ибо даётся один шанс доказать, что можешь сражаться и побеждать рок, который коробит и опустошает. Вечная борьба. Не два пресловутых волка, а пустыня и ты, больше никого. Хоть палатки приближаются быстрее, надо ускорить шаг, чтобы не остаться в песках.

Перешёл на ускоренный шаг, торопясь успеть к закату, а то пустынная ночь хуже, чем знойный день. Есть возможность замёрзнуть насмерть в пропотевшей одежде. Эта мысль бьется ознобом, точно птица в клетях разума. Но не освободить её, пока живо тело.

Дыхание сбивается, сердце бьётся у виска, сознание не готово к перегрузке сил, которые на пределе. Усилием воли удерживаю разум на плаву, не давая уснуть и упасть в забытье, которое может захлестнуть и забрать в себя.

– Должен дойти, иначе пески занесут тело. Никто не найдёт меня. Ночью песок забьётся в горло, дыхание остановится, – начал пугать и мозг отвоевал границу самообладания. – Дышать спокойно, размеренно, лишний раз не перенапрягать тело, столько испытавшее. Вот, последние пятьсот метров, надо дотащить уставшее тело и будет долгожданный отдых. Обилие воды и питья оживят из мёртвых, станет радостно и тепло на сердце, что выжил. Жизнь не потеряю, ведь она великий дар. Должен ценить, а не выпускать из рук, которые так устали от перенапряжения.

Увещевание и обещания помогли на время остаться в сознании. Больше сработала выучка и умение двигаться на автопилоте, чтобы не рухнуть, когда уже близок к цели, вижу, как каждые секунда и шаг приближают к выполнению. Сердце бешено стучит у виска, вышибая молотом мысли, круша осознание, где нахожусь. Сложилась накопленная усталость, пережитый стресс и тяжесть жары. Начинаю шататься из стороны в сторону. Каждый шаг оборачивается двумя, а то пятью шагами назад. Пытаюсь взять себя в руки, идти, не колеблясь маятником Фуко. Только вперёд, ещё сто метров и дойду. Сиплый голос болит при зарождении в связках.

Если должен произнести, то кровью выхаркаю последние слова и речевой аппарат, но скажу, тем самым спасу жизнь, а не промолчу у порога лагеря беженцев. Только протянуть руку и взять свободу, синюю птицу, дабы стать свободным от плена жары, напавшей горячкой. Пытаюсь идти вперёд, но солнце вышибает последние силы, истощая запас нервов, руша разум от тупика, в который я загнан, как лошадь. Либо умереть, либо в пропасть, но не дастся врагу, солнцу, которое загнало. Прыгнуть в обрыв, либо умереть от преследователя, который хочет сжечь в себе.

Ещё есть толика сил, чтобы тихо закричать и позвать на помощь родных людей:

– На помощь! Сестра, ма...

Голос обрывается на полуслове. Сознание уходит под воду. Тело падает на песок в пятидесяти метрах от спасительных палаток. Так и не смог до них дойти, хоть оставалось так мало пройти. Не справился, не смог пересилить дикую усталость, которая явно больше, чем мог себе представить и явить в жизни…

Контровой, ослепительный свет...

Глава № 22. Внутренний огонь

Лучи солнца не прорезали глаза ослепительным светом, как обычно бывает при пустынном пробуждении. Не было беспощадного ветра, который вышибает дух из тела и разум из головы. Странно, где я тогда нахожусь?

– Что-то тут не так, – спутанный клубок мыслей наводит сумятицу и непонятность происходящего. – Надо посмотреть по сторонам, чтобы понять.

Появляется волнение из-за непонятности жизни, которая нависла вопросами:

– Где нахожусь? Где пустыня? Может, заволокло песком и теперь лежу под ним, не видя происходящего.

Начал судорожно колебаться и волноваться из-за неразберихи, путающей карты воспоминаний и снов. Запутываюсь в покрове, который облепил, сковывая движения.

– Меня поймали мародеры пустыни и заковали, посадив в тюрьму, чтобы продать в рабство, – мысль породила ужасный хаос, заполнивший разум.

– Ааа, на помощь. Заковали и хотят сделать рабом! – нашёл силы для крика, но получился громкий шепот: охрипло горло после длительного сна.

Ни один звук не мог быть выше порога, но вновь попытался кричать:

– Мародеры, цепи, рабство! Спасите, вызволите меня из рабства. Хочу жить.

Сдавленное в тисках горло выдало хрип. Больно дышать.

Слёзы навернулись на глаза. Слова превратились в сдавленную мольбу:

– Неужели всё? Столько усилий вложил, чтобы дойти