Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

действительно тело, а не сам навигатор Брандт, как воспринимал его Кратов, когда освобождал из снежного плена и поднимал на борт платформы. Тело без жизни. Пустая оболочка. «Почему я ничего не чувствую? – думал Кратов. – Где скорбь, где хотя бы сожаление? Я будто оглох. Я такой же пустой, как то, что лежит в саркофаге. Стою здесь и вместо человека вижу куклу, которая заняла его место. Куда подевался сам человек? Остался лишь в памяти? И это все, что останется от каждого из нас?..» Кожа на плечах и груди Брандта казалась неестественно белой, что неприятно контрастировало с покрывавшим лицо и шею бронзовым «загаром тысячи звезд». На лице сохранялось прижизненное выражение полной невозмутимости, веки были плотно сомкнуты, но между губ белела полоска зубов.

Ничего не происходило.

Феликс Грин засуетился. Его физиономия утратила всякую тень лукавства, светлые глазенки забегали.

– Что, что я делаю неправильно? – беспокойно забормотал он, рыская взглядом по камере.

– Какого черта здесь происхо… – начал было Кратов с громадным недовольством и замолчал.

Внутри саркофага кое-что изменилось.

Вначале пальцы правой руки совершили волнообразное движение, словно бы проверяя, работает ли мелкая моторика.

Потом зашевелились губы, растянувшись в улыбке, которая больше походила на гримасу из числа тех, какими актеры разминают себе мимику.

Приоткрылись глаза. Вначале пустые, как у манекена. Спустя короткое время откуда-то из глубины отчетливо, ясно, наглядно всплыло сознание и сообщило им живую осмысленность.

Лишенная жизни оболочка вновь стала навигатором Брандтом.

Напряглись мощные плиты пресса, натянулись шейные мышцы. Гель с равнодушным чмоканьем отпустил свою добычу.

Брандт сидел, уставясь в пространство перед собой безучастным взглядом. Затем не без усилия поднял руку и стряхнул с волос ошметки геля.

– Хм-м… – сказал он неуверенно и как-то жалобно, что совсем не вязалось с его брутальным обликом.

Общее внимание было приковано к его попыткам очнуться. И потому никто не заметил, как в соседнем саркофаге, трудно опираясь руками о бортики, поднялся доктор Мурашов.

5

– Почему мне никто не сказал? – свирепо осведомился Кратов.

– Но вы ничего такого и не спрашивали, – возразил Мурашов, разводя руками.

При этом он как бы невзначай проконтролировал это простое движение взглядом: мол, правильно ли отрабатывает несложный динамический стереотип.

Они сидели в кают-компании вокруг стола, все, за исключением Грина, закутанные в халаты, что придавало происходящему некое сходство с собранием общины ордена капуцинов, а мрачные физиономии лишь усиливали сходство.

– Это было решение Корпуса Астронавтов, – на всякий случай пояснил Феликс Грин.

– Наверняка пролоббированное антропологами-экспериментаторами с Баффиновой Земли, – сквозь зубы добавил Кратов. – Которым все еще интересен рациоген. Мне кажется, или где-то поблизости маячит розовая лысина доктора Теренса Морлока?

– Вам определенно кажется, креститесь, – доброжелательно сказал Мурашов. – Это была совместная инициатива Корпуса и Карлова университета. Проект «Голем», также известный в околонаучных кругах под затертым обозначением «Человек-3».

– Интересно, почему я вам не верю? – спросил Кратов, глядя в пространство.

– Потому что полагаете, будто вас обманули, – сказал Мурашов. – Или, еще хуже, что вас использовали. А всем известна ваша нелюбовь к манипуляциям вашей драгоценной персоной. – Он чересчур шумно отхлебнул из кружки свой чай и смущенно поморщился. – Простите, некоторая моторика восстанавливается позже всего… Хочу вас уверить, Консул: лично я был против того, чтобы оставлять вас в неведении. Но в Корпусе Астронавтов рассудили иначе.

– Татор знал о вашем… гм… специфическом происхождении?

– Конечно, знал. И даже энергично протестовал. Ну, его смогли-таки убедить.

– Я тоже знал, – сказал Феликс Грин виновато. – Да все знали, чего уж там.

– Черт знает что, – сердито сказал Кратов.

– Ну давайте уже я извинюсь за этот вынужденный водевиль, – сказал Мурашов с раздражением. – Хотя от нас с Брандтом решение не зависело. Нас поставили перед фактом, кондиционировали и отправили на борт «Тавискарона».

– Так вы, в конце концов, умеете читать мысли? – в лоб спросил Кратов.

Мурашов тяжко вздохнул.

– Нет, – ответил он. – Я не читаю мысли. Это вам не набор графем или пиктограмм, не бегущая строка или рекламный плакат. Мысли вообще нельзя читать, это более сложная информационная структура, чем подразумевается классической лингвистикой. Да и неклассической, впрочем, тоже. Я их воспринимаю, я их вижу. Видеть и читать – не одно и то же. Чувствуете разницу?

– Демагогия, – буркнул Кратов. – А вы, Брандт?

Тот вздохнул еще горше и завел очи к потолку.

– Разумеется, – наконец изрек он густым басом.

– Согласись, в твоем присутствии я был деликатен, – доверительно сказал Феликс Грин.

Брандт красноречиво закряхтел, но от реплики по своему обычаю воздержался.

– Черт знает что, – повторил Кратов непримиримо. – Какие еще темные тайны скрывает от меня, простого генерального фрахтователя, этот ваш «Летучий Голландец», который называть «Тавискароном» теперь язык не поворачивается?

– Да, кажется, более никаких, – осторожно промолвил Феликс Грин, переглядываясь с Мурашовым.

– Какого, спрашивается, хрена я вас оплакивал? – спросил Кратов с досадой. – Переживал, вытаскивал из снега, как с поля боя…

– Вы действительно переживали? – осведомился Мурашов, предупредительно подавшись вперед.

– Уж как умел, – сварливо проворчал Кратов.

– Консул, мы живем в эпоху, когда цена жизни слишком высока, – сказал Мурашов рассудительно. – Никто не обязан жертвовать собой во имя неосязаемых материй. Нет таких ценностей, которые были бы выше человеческой жизни. Подвиги самоотвержения становятся анахронизмом. Времена трагедий уходят. Вы что-то имеете против? Лично я – нет. Это я вам как голем говорю.

– Да, я помню, – угрюмо сказал Кратов. – Все эти ваши проекты, не исключая рациоген, имеют главной целью бескомпромиссное биологическое бессмертие человеческого индивидуума…

– Так и есть, – покивал Мурашов. – И вы не представляете, насколько мы близки к решению. Не хотел бы раздавать опрометчивых авансов, но у вас, Консул, и у вас, Феликс, прекрасные шансы успеть стать бессмертными.

– Здорово, – сказал Грин без особого энтузиазма.

– Как тахамауки? – осклабился Кратов.

– Нет, – спокойно возразил Мурашов. – Тахамауки очень давно достигли той же цели, но избрали неверный путь. Они никогда не умирают. А мы, люди, будем вечно жить. Чувствуете разницу? Только не говорите, что и это демагогия.

– Это утопия, – твердо сказал Кратов.

– Грм-м-м, – вдруг откликнулся Брандт.

Все взгляды обратились к нему.

– Хорошо, что мы все вспомнили про тахамауков, – произнес Брандт, тщательно выговаривая каждый слог.

6

– Ну, коль уж начали, так договаривайте, Ян, – потребовал Кратов.

– Техника, которая участвовала в нашей… – Брандт прикрыл глаза, напряженно подбирая