Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

раздражал тех, кто явился на Таргет прежде нас.

– И успел уже здесь обосноваться, – прибавил Грин.

– Да, металлосодержащие объекты под снегом, – кивнул Кратов. – Я думаю, ребят доставили именно туда. Это база, координационный пункт, ангар Белых Охотников и Всадников. И, вероятнее всего, посадочная площадка.

– Только не говорите, что хотите навестить врага в его логове…

– Это не враг, – сказал Кратов. – Во всяком случае, пока не будет доказано обратное. Были у меня минуты затмения, когда я думал, что все ж таки враг. Но теперь это позади.

– Чему я весьма рад, – ввернул Феликс.

– Происходит какое-то трагическое непонимание. И пока мы не вступим в контакт, оно будет лишь нарастать и множить неприятности.

– И вы со своим фогратором – одна из таких неприятностей, – напомнил Феликс.

– Сущий пустяк в сравнении с тем, что натворили они, – сердито проронил Кратов. – Им не следовало убивать Мурашова и Брандта. Звучит цинично, ненавижу такое говорить, но, когда мы окажемся за общим с ними столом, у нас будет очень сильная переговорная позиция.

– Если, конечно, вдруг не обнаружится, что Всадники тоже разумны, – сказал Феликс.

– Да, – неохотно признал Кратов. – Если вдруг не обнаружится что-нибудь этакое. Со мной уже…

Он оборвал фразу, не закончив. Феликсу вовсе не обязательно было знать о Псаммийском инциденте.

– Я умышленно нанес имуществу агрессора некоторый урон, – сказал он без всякого воодушевления. – И продолжу его наносить, руководствуясь параграфом третьим статьи шестнадцатой Кодекса о контактах. Дабы смысл моих действий дошел до партнера по контакту. До тех пор, пока это ничья планета, «Тавискарон» и его посадочная площадка являются территорией Федерации. И нечего на нашей территории ошиваться всяким там Всадникам Апокалипсиса.

– С чего вы взяли, что этот ваш… партнер… вообще подозревает о существовании какого-то там Кодекса?

– Он не просто подозревает, – сказал Кратов уверенно. – А даже знает его наизусть. Видите ли, Феликс, тех, кто по неведению не соблюдает Кодекс о контактах, иначе говоря – аутсайдеров, в этой части Галактики просто быть не может.

Феликс Грин тяжко вздохнул и поднялся с откидного кресла напротив дивана, где, из последних сил борясь с леностью, валялся Кратов.

– Что ж, пойдемте, – сказал он тихо и печально.

– Куда? – спросил Кратов, подбирая полы халата и пытаясь придать себе сидячее положение.

– Ослаблять вашу переговорную позицию, – мрачновато пояснил Грин.

4

Они прошли мимо жилых кают, миновали медицинский пост и кают-компанию. Кратов повернул было в направлении командного поста, но Грин придержал его за рукав и со словами: «Нам сюда…» – втащил через разверстые створки внутрь ангара. В синеватом сумраке застыли вдоль стен в нелепых ломаных позах так и не пригодившиеся сервомехи-многоножки. Размеренно помигивали дежурными позиционными огнями яйцевидные куттеры. Платформа, на которой вернулся Кратов, была уже аккуратно припаркована на свое штатное место, очищена от снега и подключена к системе технической ревизии.

– Понимаю ваше недовольство, – с некоторым смущением откликнулся Грин, по-своему истолковав задержавшийся на платформе взгляд Кратова. – Можно было попытаться дистанционно принять управление второй платформой и попытаться пригнать ее домой. Но, честное слово, руки не дошли…

– Что мы тут делаем? – спросил Кратов.

– Следуем в лазарет.

– В лазарет?!

– Вы не ослышались.

– Но медицинский пост…

– Это не одно и то же. На «Тавискароне» есть места, о которых пассажирам знать необязательно.

Кратову не оставалось ничего иного, как с подобающей надменностью пожать плечами: в конце концов, генеральный фрахтователь не обязан вникать в лишние детали.

Они обогнули платформу, свернули в низкий проход со скругленными сводами и остановились перед металлической дверью с архаичным сенсорно-тактильным замком. На дверь нанесена была упреждающая пиктограмма – человечек с выставленной ладошкой и карикатурным выражением тревоги на рожице, а для особо непонятливых начертано было предуведомление: «Вход по особому распоряжению».

Кратов тускло ухмыльнулся:

– И кто же здесь раздает особые распоряжения?

– Обыкновенно это прерогатива командора Татора, – серьезно ответил Грин. – Но в его отсутствие все решения принимает дежурный навигатор.

– То есть вы?

– Я уже побывал там трижды, пока вы спали.

Грин выстучал на сенсорной панели замка какой-то бесконечно длинный код, затем приложил к ней правую ладонь и, приблизив лицо к замку, прошептал: «Наес cum dixisset voce magna clamavit Lazare veni foras».[10]

– Магиотский? – недоверчиво спросил Кратов.

– Что вы, Консул, классическая латынь.

Металл едва заметно дрогнул. Ворча под нос что-то осуждающее, Феликс Грин толкнул дверь обеими ладонями, и только тогда она подалась внутрь, открывая проход. Ожили невидимые светильники, заполняя желтоватым светом небольшое помещение, почти камеру, явно переоборудованную из какой-то подсобки. Пригибая голову, Грин шагнул внутрь и жестом пригласил Кратова следовать за собой.

– Это и есть лазарет, – сказал он значительным голосом.

Внутри было не то чтобы прохладно, а бескомпромиссно холодно. С губ срывались облачка пара и подолгу не таяли. Почти все пространство занимали два саркофага из тусклой белой металлокерамики, напомнившие Кратову экспонаты из Каирского музея древностей. К саркофагам, словно щупальца гигантского кальмара, тянулись кабели всех мыслимых цветов и широкие полупрозрачные шланги, в которых что-то двигалось и перетекало.

– Plus clare![11] – распорядился Грин.

Свет в камере сделался ощутимо ярче.

– Снова латынь, – усмехнулся Кратов. – Что все это значит, Феликс?

– На сей раз магиотский диалект, – сказал Грин. Помолчав, добавил туманно: – Эти антропологи – такие пижоны, такие затейники…

Несмотря на затуманенное сонливостью и транквилизаторами сознание, Кратов уже начинал кое о чем догадываться. И никак не мог решить, что сулит ему эта догадка, хорошее или дурное.

– Вы же не хотите сказать, что спутались с Канадским институтом экспериментальной антропологии, – промолвил он осторожно.

– Конечно, нет, – рассеянно ответил Грин. – При чем тут Канада? – Он склонился над ближайшим к нему саркофагом и с выражением прочел надпись на впаянной в керамическую поверхность табличке: – Прага, Карлов университет, кафедра утилитарного антропогенеза.

Кратов невольно попятился и уперся лопатками в ледяную стену. Ему стоило немалых трудов удержаться от крепких выражений на родном языке. Зато в памяти всплыло самое сильное магиотское ругательство из лексикона Озмы.

– Catalina![12] – произнес он с громадным чувством.

Косясь в его сторону насмешливым глазом, Феликс Грин повторил, старательно артикулируя, последнюю часть кодовой фразы:

– Lazare veni foras!

Массивная крышка саркофага разделилась на две створки и легко скользнула книзу.

Тело навигатора Брандта лежало в тесноватой для его статей оболочке, погруженное до половины в прозрачный, слабо опалесцировавший гель. Теперь это было