Душа механизма - Андрей Александрович Тюняев

— Даже так! — удивился Лейбниц.

— А с учётом требований следствия 2.4, которое говорит, что матрица организма более низкого уровня является составной частью матрицы организма более высокого уровня, приходим к выводу, — продолжил Вейзель, — что одиночные информации, составляющие Монаду "А"» и «Монаду "В"», являются всего лишь не взаимодействующими между собой организмами более низкого, чем уровень монад, организмического уровня.

Лейбниц ненадолго задумался. Он понял структуру нового знания. Она вполне была приемлемой для того мировоззрения, которое отстаивал учёный. Даже было несколько приятно от того, что те вопросы, на которые он потратил годы раздумий и на которые он так и не нашёл никакого ответа, теперь, в Организмике, оказллись решёнными. Это открывало дополнительные перспективы и на этом фундаменте уже можно было строить гораздо более продвинутые философские системы и физические теории. Возбуждённый открывающимися перспективами, Лейбниц произнёс:

— Но это всё-таки организмы?

— Да! — согласился Вейзель.

— А так как это организмы, — продолжил Лейбниц — они имеют внутреннюю структуру?

— Да! — ответил Вейзель и пояснил: — За счёт кот рой и реализуются характеристики монад — со втором по пятую.

— И тогда получаем, что первая характеристика монад не является истинным утверждением? — подытожил Лейбниц.

— Совершенно верно, — подхватил Вейзель. — А по скольку, с точки зрения Организмики, любой организм состоит из частей и помимо организмов в «природе нет никакой другой «субстанции», то нет и монад.

— То есть противоречие монадологии состоит и том, — сделал свой вывод Лейбниц, — что объекты, или как вы их называете, организмы, обязаны различаться"

— Именно так!

— И это при том, что это должно происходить без наличия у объектов-организмов структур или частей для несения таких свойств или различий? — спросил Лейбниц.

— Да! — согласился Вейзель. — И такое противоречие в Организмике отсутствует!

— Тогда наши выводы неверны, — разочарованно произнёс Лейбниц. — Неверен вывод о том, что сфера субстанциональных форм принципиально отличается от мира вещей. Монадология, как вы её назвали, неверна…

— Неверна…

— Получается, что, напротив, субстанциональные формы это и есть материя?

- Да.

— Но тогда справедливо обратное утверждение? — спросил Лейбниц. Он подумал несколько секунд и несколько даже торжественно произнёс: — И в этом единстве состоит сила бытия и его непрерывность!

— Отсюда следует и другое, — продолжил Вейзель.

Помимо сказанного, неверным оказывается и вывод о том, что соотношение двух миров есть лишь процедура их сопоставления и при этом материя не составляется из монад, а она результирует из них.

— Согласен, — ответил Лейбниц. — Поскольку уже первый принцип обязывает оба мира состоять из одних и тех же составных частей.

— И, конечно же, я отмечу, что действие малых восприятий гораздо более значительно, чем это дума- юг, — сказал Вейзель. — Именно они образуют те не поддающиеся определению вкусы. Те образы чувственных качеств, ясных в совокупности, но не отчётливых в своих частях. Те впечатления, которые производят на нас окружающие нас тела и которые заключают в себе бесконечность.

— Ту связь, в которой находится каждое существо со всей остальной Вселенной, — закончил за Вейзелем мысль Лейбниц. — Можно даже сказать, что в силу них малых восприятий настоящее чревато будущим и обременено прошедшим.

Здесь Готфрида снова зацепил профессиональным «крючок». Он обернулся к залу и спросил, понятно ли им, что значит только что достигнутый в споре консенсус?

— Что всё находится во взаимном согласии, Антон попытался сделать максимально глубокомысленный вывод.

— И что в ничтожнейшей из субстанций взор столе же проницательный, как взор божества, мог бы про честь всю историю Вселенной, — прозвучал ещё одни ответ другого студента.

Это была Нона. Она снова в самый неподходящий для него, но исключительно удобный для неё момент укатала Антона, своим красноречием буквально размазав его по той самой тротуарной плитке, с которой юноша так не хотел родниться…

Но Лейбниц, не знавший этого противостояния и даже не обративший на него никакого внимания, в который раз оказался приятно удивлён интеллектом со бравшихся учёных, которых его оппонент почему-то называл студентами.

— Мы со студентами хотели бы поблагодарить вас уважаемый профессор Лейбниц, и отдать должное монадологии. Ведь часть так называемых характеристик монад работает в Организмике, — произнёс Вейзель.

И сами рассуждения об устройстве мира монад, i именно то, что «материя» результирует из монад, воз можно, послужили одним из главных толчков К возникновению Организмики.

Лейбниц польщено улыбнулся.

А Вейзель взял высохшую тряпку и резким движением стёр написанное с доски. Словно отстреливающийся чернилами от своих преследователей осьминог, тряпка выпустила большое пушистое белое облако.

А когда оно немного рассеялось, не стало ни доски, ни Лейбница…

Дорога согласия

Всё ещё не осевшее облачко белой меловой пыли и не стремилось упасть на пол. Оно медленно циркулировало, словно чего-то ожидая.

На центр сцены вышел старец Кулик и хлопнул в ладоши. Облако меловой пыли медленно стало перемещаться в пространстве и в конце концов сложило нечто такое, что напоминало некое воздушное полотно или какую-то невесомую дорогу. Допустим, для эльфов…

— Следствие 2.19 постулатов Организмики гласит: «Бог — коллективная матрица полной совокупности организмов всех уровней», — самым торжественным голосом, каким только было для него возможно, произнёс старец Кулик. — Мы подходим к рассуждениям о боге! Не с позиции самого Бога, а с позиции науки, включающей в себя и религию.

— Но сначала мы бы хотели сделать несколько важных замечаний, — продолжил Вейзель. — Первое замечание — о религиозной подчинённости. Оно состоит в том, что никакая религия не может даже рассматривать вопрос о разрешении или запрещении мыслительного процесса в отношении Бога.

— Почему это? — раздался голос какого-то студента.

— Потому что религии разные, — ответил Вейзель.

— И что?

— Поэтому они не возымели права быть истинными, — сказал Вейзель.

— Понятно…, - красноречиво закончил эту чаем полемики голос студента.

— Второе замечание — о достижении цели, — продолжил Вейзель. — Поскольку все религии не истинны, то прежде чем какая-либо из них породит информационный ресурс, запрещающий либо разрешающий мыслительный процесс в отношении Бога, такая религия должна возыметь право истинности.

— И это право не должно быть оспорено! — подсказала Настя.

Её интересовала область тонких миров и религиозных рассуждений. Девушка часто задумывалась нал тем почему в мире столько разнообразных религиозны: конфессий? Ведь если Бог один, то и религия должна быть одна. Однако реальность показывает, что религии много. Это означает только одно: много религий — много богов. А отсюда следует очень важный и прямо противоположный многим религиозным посулам вывод если религий много, то много и богов, а это значит, что бог не один, и никакая