Горсть чудес, щепотка смеха - Татьяна Геннадьевна Абалова

их перешить на самый край. Смотрела я на себя в зеркало и видела огородное пугало. Из-под парика сапожной щеткой торчали черные волосы, пригладить которые мне так и не удалось. А времени оставалось всего-то двадцать минут. Слова песни и прочие шутки-прибаутки я запомнила с помощью заклинания, осталось дело за малым — выглядеть как настоящая Снегурочка. Но что я могла в себе изменить, не вызвав подозрения? Разве что родные волосы вернуть? Сцепила пальцы в замок, медленно разъединила, провела скрещенными руками от запястий до плеч, от шеи до самой маковки. Тряхнула головой, неосторожно хлестнув по попе собственной косой. Так-то лучше. Зашвырнула парик подальше. Припудрила картофелеобразный нос, нарисовала розовым карандашом губы. Завязала под подбородком ленты от короны и всмотрелась в свое отражение. Н-да. Показала самой себе язык. Может, румяна помогут? Не помогли. Стала похожа на Марфушеньку-душеньку. Умылась и опять напудрилась. Глянув на часы, быстро провела ладонями по бедрам, совсем на капелюшечку сделав их уже. Вдруг придется к детишкам наклоняться, а платье возьмет и треснет по швам? Пока я красилась и ворожила, времени на перешивание пуговиц не осталось. Достав серебристый кушак из своего гардероба, перетянула им талию и, топнув ногой в собственных, а не в сношенных ленкиных сапогах, произнесла с вызовом в голосе «Ох, и хороша же я!». Совсем как Оксана из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» повела бровями, улыбнулась. И вздрогнула от звонка в дверь. Сердце попыталось вырваться из груди, но снегуркино платье не разрешило. Я открыла дверь и остолбенела. На меня из-под кустистых бровей смотрел самый настоящий Дед Мороз. Вот я балда! Если я Снегурочка, то с какой стати ожидала увидеть Костю в прежнем виде?

— Готова? — только и спросил он, не обратив никакого внимания на мою «царственную красоту». Я кивнула и, подхватив прилагаемую к наряду торбу, полетела следом за спешащим вниз дедом в синей шубе и огромных валенках.

— А где твой мешок?

— В машине, — коротко бросил он, не оглядываясь.

Посох мерно стучал по ступеням. Стоило нам выйти на улицу, как гуляющая с бабками и няньками малышня окружила нас восторженной толпой и не отставала до самой стоянки, несмотря на визгливые требования взрослых. Радости не было конца, когда Дед Мороз, подняв багажную дверь серебристого джипа, вытащил небольшой мешочек и одарил каждого ребенка петушком на палочке.

— Всегда держу запас в машине, — пояснил он, открывая передо мной переднюю пассажирскую дверь. — Чтобы соответствовать образу.

Посох присоединился к объемному мешку, лежащему на заднем сидении.

— Мы куда?

— Сначала в частный сад на Заречной, потом в детский дом, — взгляд Деда Мороза был серьезным, и я наконец разглядела цвет глаз — холодная сталь.

В животе от волнения летали бабочки. Впрочем, бабочки — это скорее людской шаблон. На самом деле я чувствовала, что там ползают змеи. Вот одна укусила за сердце, в обиде, что Костя и бровью не повел, когда увидел меня в новом образе, другая тут же укусила за печень, напомнив о Елене-гипсовой ноге, о ее нежных взглядах в сторону Деда Мороза во время исполнения арии Снегурочки.

— Ты первая входи, — Костя подтолкнул меня к двери в актовый зал с огромной богато украшенной елкой. — Поздоровайся с детьми и сразу зови меня. Поняла?

Я сглотнула, неуверенно кивнув головой. Костя оказался более решительным — пихнул меня вперед, и я влетела в комнату с замершими от восторга детьми. Все оказалось не так уж и страшно. Быстро освоившись, я исполнила весь полагающийся репертуар, ничуть не уступая в способностях Елене-толстозадой. А что? Разве не правда? И голос у меня лучше. Когда снежинки, мишки и зайчики грянули «Дедушка Мороз!» в десятый раз, мне пришлось подойти к двери, у которой замер Костя, и уже самой подпихнуть его, иначе его «О-хо-хо!» дети бы так и не услышали. Заглянув в его удивленные глаза, я и сама оторопела — они поменяли цвет. Стали светло-зелеными. Как молодые побеги у ели.

— Ты чего? — спросила я, садясь в машину. — Мальчика назвал девочкой, спел не ту песню. Разве в сценарии была не «В лесу родилась елочка»?

Костя опустил глаза, которые опять стали холодно-ледяными, завозился с рукавицами, не зная, куда их сунуть. Так и не дождавшись ответа, я уставилась на хлопья снега, которые тихо падали на лобовое стекло и неумолимо сминались движущимися дворниками. Мне было хорошо рядом с молчащим Костей. Тепло и уютно.

— Где мы? — очнулась я от умиротворяющей тишины, нарушаемой лишь шумом двигателя и стуком дворников.

Я не узнавала город, готовящийся к Новому году. Серые здания, малолюдные улицы. Ни рекламных огней, ни светофоров.

— Мы за городом. Еще минут пять, и будем на месте.

Я прислушалась к своим ощущениям.

— Мы точно за городом?

— Да, уже километров десять как.

Нет, ничего не болело, никаких натянутых нитей, давящих узлов. Я искоса посмотрела на Константина. Серьезен, внимательно смотрит на дорогу, где снег валит густой пеленой.

— Давно ты живешь в нашем доме?

— Около месяца.

Нет, не подходит. Болезненные узы я чувствую уже больше года. Да и быть моим суженым-ряженым Костя не может. Он человек, а узы — магические. Наверное, моя внезапная влюбленность в соседа заглушает все прочие эмоции. Более свежие чувства ложатся на старые, делая их менее острыми. Украшенный мишурой спортивный зал в детском доме разительно отличался от уютного зала частного садика: меньшего размера елка, больше ручных поделок, передаваемые из поколения в поколение новогодние костюмы. Меня поразили детские глаза. Нет, в этих тоже светился восторг, но он был каким-то голодным, словно новогодними ощущениями дети хотели насытиться впрок, чтобы жить ими до следующего праздника. Когда я взяла мальчика-зайчика за руку, меня прострелило болью. Мишка тоже оказался покалеченным. Я раздавала подарки, и каждое прикосновение к снежинкам, петушкам, мышкам кололо, резало, кромсало душу.

— Снегурочка, приходи к нам еще! — кричали дети, стараясь дотянуться до меня, обнять, прижаться, просто потрогать. Дети жаждали чуда, которого в их жизни было так мало. Чем я могла им помочь? Маму и папу не вернешь по мановению руки, я и сама росла сиротой при живых родителях, но у меня была хотя бы бабушка. И я решилась. Заберу у каждого ребенка его затаенную