∇.E.F.I.R. Фаза 2: Фрактальный Разлом - Агатис Интегра

которые должны были быть удалены. Д-р Лазарь выглядела странно… довольной? Сегодня видел тот же знак снова — треугольник с глазом внутри. Он появился на мониторе на долю секунды, когда никто, кроме меня, не смотрел.»

Последняя запись заставила меня насторожиться. Треугольный символ — тот же, что я видел в других временных карманах. Его присутствие здесь не могло быть совпадением.

Я переключился на камеру в главной лаборатории, где работала Ева. Изображение было чётким — она методично перемещалась между станциями, проверяя данные, делая пометки. На мгновение она подняла голову, словно почувствовав наблюдение, и посмотрела прямо в камеру. Её глаза — яркие, золотистые, пронзительные — казалось, смотрели прямо сквозь экран, прямо на меня.

А затем я заметил это — на стене за её спиной, едва различимый, пульсирующий в такт с работой оборудования — треугольный символ. Не нарисованный и не спроецированный, а словно проступающий через саму ткань реальности.

В то же мгновение я услышал шепот. Настолько тихий, что он мог быть игрой воображения.

«Не все двери стоит открывать, Алекс.»

[TM-∇.SYNC/ACOUSTIC]: Аудиосенсоры не фиксируют звуковых колебаний.

— Ты слышала это? — спросил я Миру.

— Слышала что? — она подошла ближе, обеспокоенная моим напряжённым видом.

— Шёпот. Женский голос.

Мира покачала головой:

— В коридоре техники разговаривают, но здесь только мы.

Я снова посмотрел на экран, где Ева продолжала работу, теперь склонившись над микроскопом. Треугольный символ на стене за ней медленно повернулся, его внутреннее око моргнуло, словно живое существо, наблюдающее за происходящим.

— Нам нужно двигаться дальше, — решил я, копируя доступные данные на портативный накопитель. — В нижние уровни. Там должно было начаться то, что привело к катастрофе.

Мира согласно кивнула:

— Я чувствую… напряжение в структуре кармана. Словно событие, которое мы ищем, уже приближается.

Мы покинули центр управления, направляясь к лифтам. Коридоры стали более пустынными, словно персонал интуитивно избегал нижних уровней, где вскоре должна была разразиться катастрофа.

Лифт бесшумно скользил вниз, проходя уровень за уровнем.

Уровень «С» — лаборатории фундаментальных исследований.

Уровень «D» — хранилища экспериментальных образцов.

Уровень «E» — технические системы жизнеобеспечения.

Мы остановились на уровне «F» — самом нижнем из официальных этажей базы.

[TM-∇.SYNC/MEMORY]: Внимание: обнаружен информационный конфликт. Согласно базе данных, уровень «F» — последний. Согласно восстанавливаемым воспоминаниям — существует уровень «G».

[TM-∇.SYNC/НАБЛЮДАТЕЛЬ]: Расхождение между официальной версией и реальностью. Классический признак прикрытия.

Двери лифта открылись, и нас встретил полутёмный коридор. Аварийное освещение отбрасывало красноватые блики на стерильные белые стены. В отличие от верхних уровней, здесь не было ни души — ни единого призрака, ни единого эха сотрудников.

— Странно, — я настороженно осматривался. — Уровень выглядит… заброшенным.

— Не заброшенным, — поправила Мира, прикасаясь к стене. — Изолированным. Карман здесь… тоньше. Словно память о том, что произошло на этом уровне, была намеренно стёрта.

Мы продвигались по коридору, и я замечал странности — двери лабораторий были герметично закрыты, на информационных панелях отображались лишь коды доступа без описания содержимого, камеры наблюдения были направлены в пол, а не на проходы.

— Это уровень специальных проектов, — произнёс я, удивляясь внезапному всплытию этой информации из глубин памяти. — Здесь проводились… эксперименты, о которых не знало даже большинство сотрудников базы.

[TM-∇.SYNC/MEMORY]: Обнаружен блокированный мнемонический кластер. Стандартные протоколы расшифровки неэффективны.

[TM-∇.SYNC/CORE]: Определён метод обхода блока через эмоциональные ассоциации.

Я остановился перед дверью с маркировкой «F-7». Что-то в этом номере вызывало сильный эмоциональный отклик — словно за этой дверью скрывалось нечто, глубоко связанное со мной лично.

Я приложил ладонь к панели доступа. Система дважды мигнула красным, но затем, после паузы, загорелась зелёным. Двери с шипением отъехали в стороны.

Внутри оказалась просторная лаборатория, разделённая на секции. В центре — операционный стол с медицинским оборудованием. Вдоль стен — капсулы, похожие на криогенные камеры, но с прозрачными стенками, позволяющими видеть содержимое. В дальнем углу — рабочие станции с голографическими интерфейсами.

Но больше всего меня поразили детали оформления в углу комнаты — маленький стол, детский стул, разбросанные игрушки и книги. Словно здесь регулярно бывал ребёнок.

Я подошёл к столу, сердце болезненно сжалось, когда я увидел рисунок, оставленный на поверхности — неровные детские линии, изображающие троих людей. Высокий мужчина, женщина с золотыми волосами, и маленький мальчик между ними. Подпись внизу, написанная неумелой детской рукой: «Мама, папа и я в новом доме».

— Джейми, — прошептал я, прикасаясь к рисунку. — Он был здесь…

Мира внимательно осматривала капсулы.

— Они пусты, — сказала она. — Но использовались недавно. Смотри, системы ещё активны.

Я подошёл к рабочей станции, активируя голографический интерфейс. На экране появились данные эксперимента, обозначенного как «Проект Ключи».

"Субъект Джейми Северов проявляет исключительную эфирную чувствительность, превосходящую все предыдущие случаи на 47%.

Интеграция с прототипом Ядра успешна на 73%.

Субъект сохраняет полную когнитивную функциональность и эмоциональную стабильность.

Д-р Лазарь считает готовность к Фазе Три достаточной."

Ниже — видеозапись. Джейми сидит в кресле, окружённый сложным оборудованием. К его вискам подключены тонкие провода, ведущие к массивному устройству позади. На шее — миниатюрный медальон, точная копия моего.

Ева стоит рядом, настраивая параметры.

«Как ты себя чувствуешь, милый?» — спрашивает она с теплотой в голосе.

«Хорошо, тётя Ева,» — отвечает Джейми. — «Похоже на электрические щекотки в голове.»

«Отлично. Скажи, ты видишь какие-нибудь цвета или узоры?»

Джейми на мгновение закрывает глаза, сосредотачиваясь.

«Золотистые линии… они везде. И ещё… я слышу голоса.»

«Какие голоса?»

«Разные. Но один громче других. Он говорит, что я — ключ. Что я могу открыть дверь.»

Выражение лица Евы меняется — через маску профессионального интереса проступает что-то похожее на триумф.

«Это очень важно, Джейми. Можешь рассказать, что ещё говорит этот голос?»

Мальчик хмурится, его лицо напрягается от концентрации.

«Он говорит… что ждал меня. Очень долго. И что… — ребёнок замолкает, явно сбитый с толку. — Он говорит, что я не первый, но буду последним. Что это… завершит круг?»

В этот момент камеры в лаборатории поворачиваются, словно управляемые невидимой рукой, и одна из них фокусируется на стене позади Евы и Джейми. Там, едва различимый, пульсирует уже знакомый мне треугольный символ. Его внутреннее око смотрит прямо в камеру — прямо на меня, наблюдающего эту запись годы спустя.

Видеозапись прерывается, экран гаснет.

Я стоял, оглушённый увиденным. TX-∇ внутри меня лихорадочно анализировал новую информацию,