Школьные годы чудесные (СИ) - Рюмин Сергей

Тут же вслед за ним повалилась на крыльцо и бабка. Она пыталась прислониться к дверному косяку, чтобы не упасть навзничь. Но тело, увы, совсем отказалось подчиняться. Старушка навернулась с крыльца на землю головой вниз, приложившись лицом об землю, разбивая в кровь нос, брови, лоб.

— Ай, молодец, пацан! — в восторге крикнул Селифан.

— А я что говорил? — отозвался колдун.

Они перевернули бабку на спину. Василий Макарович разжал её правый кулак, вытаскивая березовый веник. Селифан разжал левый.

Василий Макарович вложил ей в кулак карандаш с тремя рисками, сжал ей пальцы. Селифан подтянул левую руку, смыкая пальцы левой кисти на этом же карандаше, сжимая в кулак.

— Готово? — спросил колдун.

— Ага, держу, — отозвался оборотень.

— Смотри, не коснись сам!

— Держу, держу!

— Ломаем!

Карандаш хрустнул у бабке в руках, переломился. Тут же и Василий Макарович и Селифан отшагнули от неё.

— Что, всё? — Селифан взглянул на лесника.

— Вроде да, — отозвался тот.

— И что теперь делать?

— Ждать! — ответил лесник. — Паралич, кажется, тоже час будет действовать.

Он наклонился, ухватил кота за пушистый хвост, поднял, размахнулся и швырнул животное через забор. Кот даже пикнуть в ответ не смог.

— Если бабка реально обессилела, он ей не помощник! — заметил Василий Макарович.

— Жулька пропала…- с досадой ответил Селифан. — Я её года к себе приучал… Если она её извела, утоплю бабку нафиг!

— А, пожалуй, что и правда, — согласился Василий Макарович. — Ведьму теперь можно и утопить, и даже живьем закопать. Сила-то у неё навечно заблокирована!

— Теперь ты просто бабка, старая кочерышка! — сказал он, наклоняясь к её лицу. Ведьма даже мигнуть не смогла, но зрачки двигались. Значит, слышала всё прекрасно.

— Ладно, я в дом, — сообщил Селифан. — Посмотрю, что она там натворила.

— Я здесь посижу на всякий случай, — ответил лесник. Он достал свой нож, продемонстрировал ведьме, почти прижав лезвие к её лицу:

— Вот только попробуй что-нибудь сотворить! Поняла?

В том, что «сетка» работает, Василий Макарович уже не сомневался. Сидя на скамейке, он с любопытством наблюдал за изменением облика старухи.

Благообразная румяная старушка, божий одуванчик, на глазах превращалась в костлявое сморщенное существо, которое теперь и живым человеком-то трудно было назвать. Щеки ввалились, кожа на лице утратила свой первоначальный телесный цвет, стала пергаментно-желтой с коричневыми пигментными пятнами, обтянув череп, словно тесная перчатка руку. Седые волосы из-под сдвинувшегося на затылок платка стали выпадать и отслаиваться вместе с кусками кожи. Кисти рук, еще сжимающие обломки карандаша, стали похожи на кисти скелета, обтянутые кожей.

— Фу, мерзость какая! — сказал Селифан, выходя на крыльцо. Он бросил во двор пару набитых чем-то мешков, кожаный баул и деревянный сундучок.

— Шмотьё её, — сообщил он. — Пусть забирает, мне ничего не надо.

Заклятье паралича рассеивалось. Ведьма пошевелилась, встала на четвереньки, поднялась на колени, посмотрела на свои руки и бессильно завыла.

Селифан вынес её вещи в два захода за калитку, брезгливо взял старуху за шиворот и потащил туда же — за забор.

— Верните! — выла ведьма. — Верните мне мою силу! Я же сдохнуть теперь нормально не смогу! Я вам клад отдам! Я всё отдам! Верниииите!

Селифан вывел, точнее, вышвырнул её за калитку, собрался закрыть дверь на засов, но был остановлен лесником.

— Я, пожалуй, поеду, — Василий Макарович подошел к оборотню. — Дальше сам справишься.

Они обменялись рукопожатиями.

— Надо пацану хоть подарок какой отвезти, — заметил на прощанье Селифан. — Поедешь к нему, подскажи тогда. Я ему барана… Да что барана? Теленка зарежу!

Василий Макарович разворачивался, выезжая на дорогу, и краем глаза заметил, как ведьма, волоча сундучок, словно неподъемную ношу, поплелась в сторону заброшенного дома.

Глава 15

Глава 15.

Как поймать душу.

— А ты не мог бы за мной заходить по утрам? — спросила на стадионе Светка. — Мы бы вместе в школу ходили бы.

— Ты этого хочешь?

Я только закончил наматывать свои традиционные семь кругов вокруг футбольного поля и подошел к шведской стенке, где Быкова отбивала поклоны, задрав ногу на перекладину выше головы.

— Конечно! А ты нет?

— Пожалуй… — я сделал паузу. — Да!

— Отлично! Только не опаздывай, я рано выхожу.

— Не, — я сразу пошел на попятный. — В восемь ровно. Не раньше. А то я не успеваю дела переделать.

— Какие дела? — Светка сняла ногу с перекладины, подошла к брусьям.

— Хорошие! — отрезал я. — Свет, реально, в восемь, не раньше.

— Ладно, — согласилась она.

— Свет, — попросил я. — Покажи мне упражнения на растяжку, а?

— Без проблем, — ответила Светка. — Сначала разогреваешь мышцы…

Зарядка отняла еще десять минут утреннего времени.

Без десяти восемь, я заглянул к Мишке с предложением изменить график и маршрут движения.

— Нас на бабу променял, — мрачно заключил Мишаня. — Не, я так рано выходить не готов!

— Повторяешься, — отмахнулся и направился к Светке. Стоило мне только нажать кнопку звонка, как дверь тут же отворилась. Светка уже обутая, одетая и с портфельчиком, стояла у двери.

— Устала уже тебя ждать, — сообщила она. — Сидеть на банкетке.

— А что там так рано делать? — осведомился я, отбирая у неё портфельчик. — В школу, как в тюрьму, опоздать невозможно.

— Почему это?

— Потому что всё равно учиться заставят!

В вестибюле школы мы разбежались. И всё равно наш совместный приход в школу без внимания не остался. У Светки были поклонники и в параллельном, 10А классе.

Стоило мне присесть в вестибюле на скамейку, чтобы переобуться в сменку, как рядом нарисовался Игорь Гавриков, по прозвищу «Папа», из 10А. Он протянул мне руку, пожал и поинтересовался:

— Ты со Светкой ходишь?

Я отрицательно покачал головой:

— Нет! Это она со мной ходит.

И засмеялся своей незамысловатой шутке, которая туповатого Игорька ввела в ступор.

— А ты с какой целью интересуешься? — в свою очередь полюбопытствовал я.

— Да я не то, чтобы интересуюсь, — замялся Игорь. Я повернулся и помахал рукой его приятелям-одноклассникам Димке Баранкину и Лехе Шрезеру, которые (100 %!) его подослали ко мне. «Ашки» сразу отвернулись, делая вид, что не при чём.

Первым уроком у нас была геометрия. Сдвоенный урок. Две геометрии сразу. Одно радовало — это событие поставили нам в расписание один раз в неделю. Жалко, что не в месяц.

Я сел на свое место. Светлана уже меня заждалась.

— Ты чего так долго переобувался? — нетерпеливо спросила она.

«Вот, начинается! — подумал я. — Сначала — что так долго? Потом — поставим шкафчик здесь, обои надо переклеить и, — я мысленно хохотнул, — к друзьям не ходи, не смей писать в раковину на кухне!»

— Чего улыбаешься? — подозрительно поинтересовалась Светка.

— Ничего, ничего! — ответил я. — Можно подумать, что мы с тобой муж и жена со стажем супружеской жизни не меньше 10 лет.

Светка обиженно замолчала.

— Я тебя обожаю, — сообщил я, пытаясь её успокоить.

Кстати, на мои эскапады, публичные признания в любви и обожании в адрес Светки в классе уже перестали обращать внимания. Только Светка иногда краснела, но прекратить это не требовала.

Кстати, Капаница в школу больше так и не пришел. И его мамаши Василисы Филимоновны тоже не наблюдалось. В кабинете географии хозяйничала пионервожатая Ленка Русакова, студентка-заочница пединститута.

Наташка, Наталья Михайловна Гревцова, на обеих своих «метриях» меня почему-то старательно не замечала, зато пару раз подняла Светлану, выставив ей одну «пятерочку». Светка восприняла это как должное.

— Ты у меня молодец! — сообщил я ей, когда она вернулась на место с дневником.