Зверогон - Лариса Петровичева

гостевую комнату – Арина пошла за ним так, словно Филин тянул ее на ниточке.

Он снова подумал о треугольнике кожи в прорези черной девичьей рубашки, сжал и разжал кулак.

– Постельное белье и полотенца в шкафу, – произнес Влад. – Так что обустраивайтесь и отдыхайте. Тут магазин в соседнем доме, завтра купим вам что-нибудь на смену. В холодильнике вроде что-то было, посмотрите. Чай, сахар – это на столе.

Арина смотрела неотрывно. В ее взгляде плавало недоумение и радость, что ли. Филин не стал всматриваться.

– В общем, отдыхайте, – произнес он, вновь сжав и разжав кулак. – Доброй ночи.

Открыв дверь, Филин вышел на балкон и обратился. Взмахнул крыльями, напомнил себе, что надо бы летать почаще, сделал круг над двором, чувствуя взгляд Арины на растрепанном птичьем теле.

Она смотрела на человека, обратившегося в птицу, наконец-то понимая, что ее новый мир полон не только ужасов, но и чудес.

Внизу у мусорных баков мелькнула мышь – не Тень, обычный грызун. Филин вспомнил, что пирог с мясом так и остался у него на столе, и бесшумно спикировал вниз.

***

Птица была громадной. Громадной и холеной: перья сверкали, ни единого сломанного, ни единой трещинки в когтях – Арина и сама не знала, как смогла все это рассмотреть в августовских сумерках. Когда филин поймал мышь и улетел вместе с ней в соседний двор, Арина вздохнула и села на край кровати.

Утром мать выбросила ее из дома и из жизни. И вот сейчас она сидит в гостях у следователя, в трехкомнатной квартире девятиэтажки на улице Комарова, и в соседнем доме детская поликлиника – все знакомое, все прозрачно-ясное, вот только это другой мир.

Филин не появлялся. Улетел, не желая смущать Арину – в этом ей виделось какое-то средневековое благородство, неожиданное и непривычное среди небоскребов и сотовой связи. Или это просто она, живя с братом и матерью, привыкла ждать от людей плохого, потому что не видела хорошего?

Вздохнув, Арина поднялась с кровати, взяла в шкафу полотенце и побрела в ванную. Приведя себя в порядок, она укуталась в полотенце и прошла на кухню, чувствуя себя словно под прицелом, видимой со всех сторон.

Кухня была озарена светом, снаружи сгущалась тьма, и филин мог видеть ее откуда-то с крыши. Или с дерева. Поставив чайник, Арина подошла к окну и не увидела никаких птиц. Окна квартиры выходили на короткую, в четыре дома улочку, и в это время на ней наступала присыпанная пылью тишина.

Как-то там мать? Вернулась с кладбища, не нашла дома той, на которую вечно можно выливать раздражение и злобу, вспомнила, что сама прогнала ее? Чайник щелкнул, выключаясь; Арина налила кипятка на чайный пакетик в кружке с ежом и надписью “Натягивай проблемы на колючки”.

Влад все время будет вот так улетать, чтобы не смущать ее?

Сделав глоток, она оставила чашку на кухонном столе, прошла в гостиную – все здесь было аккуратным, модным и каким-то неживым, словно настоящий Владислав Филин никогда тут не появлялся. Ни безделушек, ни фотографий, ни забытой пластинки с лекарствами – ничего, что делает место обитаемым. Арина опустилась на диван, включила телевизор: интересно, как выглядит здешняя ведущая местных новостей?

– …пришла в спорт еще ребенком, научилась сражаться и никогда не отступала. Ее мечта об открытии своей спортивной школы так и осталась мечтой.

На экране появилась фотография Скворцовой – она сидела на велосипеде, смотрела прямо в камеру, улыбалась весело и лихо. Затемнение – фотография исчезла и появилась студия новостей в бело-голубых тонах, светловолосая ведущая с подчеркнуто серьезным выражением провинциально круглощекого лица.

– К другим новостям. Турьевские каратистки завоевали золото и серебро на первенстве России, соревнования по всестилевому карате среди юношей и девушек 12-13 лет прошли в Орле…

Арина щелкнула клавишей, меняя канал. Знакомый логотип “Карусели”, знакомый мультфильм про говорящие пожарные машины. Можно притвориться, что, например, уезжала из Турьевска на несколько лет, теперь вернулась – гуляй по знакомым улицам, отмечай, как все изменилось, привыкай, что все люди теперь могут превращаться в птиц и животных. Как, интересно, Филин охотится на мышей – не боится ли сожрать кого-то из соседей?

Повинуясь какому-то темному любопытству, Арина подошла к одному из шкафов белоснежного мебельного гарнитура. Открыла дверцу, увидела пластиковую коробку, в которую были свалены лекарства. Активированный уголь, жаропонижающее, порошки от простуды и гриппа, большая пачка презервативов – обычная аптечка молодого мужчины, который ничем особенным не болеет.

Другой шкаф. Одежда, немногочисленная, но хорошая, вся аккуратно размещенная на вешалках. Запах дорогой туалетной воды и чего-то сухого – должно быть, птичьих перьев. Арина никогда не нюхала птиц.

Она выдвинула одну из полок и увидела какие-то тетради, прозрачную папку с платежками за квартиру, старую фотографию – из тех, где люди сидят на фоне ковра, а глаза у них серые с ярко-красной точкой зрачка. Мальчик лет десяти и светловолосая девочка, его ровесница – голубые банты были больше ее головы. Девочка улыбалась, держа в руках пеструю коробку с подарком, мальчик сидел с важным видом, как взрослый, словно подарил подруге то, о чем она давно мечтала, и теперь радовался ее радостью.

Арина плохо разбиралась в детях и их возрасте и уж точно не смогла бы сопоставить детскую фотографию со взрослым человеком – и сама удивилась, узнав Филина.

Обычно старые фотографии лежали в альбомах, таких же старых и никому не нужных – почему же тогда Филин хранил эту фотографию вот так, отдельно?

Арина осторожно задвинула полку обратно и отошла от шкафа.

Что-то подсказывало, что Филин не обрадуется, если узнает даже не то, что она рассматривала его вещи – что нашла эту фотографию.

***

Новгород, 2003 год

Темнота в подвале была не просто отсутствием света – она была живой, вязкой, словно черная смола, заползающая в легкие с каждым вдохом. Влад щурился, пытаясь разглядеть хоть что-то, но даже контуры собственных пальцев, которые он подносил к лицу, не выступали из беспросветной мглы. Рядом слышалось частое, поверхностное дыхание Лизы – она старалась не плакать, но предательские всхлипы все равно прорывались сквозь сжатые зубы.

Влад не помнил, сколько времени они провели в подвале. Может, год. Может, всего час.

– Давай в города, – прошептал он, упираясь спиной в холодную бетонную стену. Нужно было найти что-то, чтобы успокоиться хоть на минуту. Перестать захлебываться ужасом и тьмой.

– Я… я не помню ни одного города, – ответила Лиза, и ее плечо дрогнуло рядом с ним.

– Москва, – сказал Влад быстро, чтобы