Тайны мертвого ректора. Дилогия - Виктор Фламмер (Дашкевич)

И места там совсем не осталось. Даже для меня, когда я помру от инфаркта от этих ваших проектов. Вот поэтому Анонимус, добрая душа, сжалился надо мной и взялся за строительство. Заказал проект, нанял толковых мужиков – мужа нашей кухарки и отца той горничной, помнишь, что в обморок падала, – и строит. Выходит настоящий мавзолей.

– А значит, – улыбнулся Аверин, усаживаясь за стол и протягивая руку за булочкой, – бежать из дома ты пока не планируешь.

– Ох… – брат тоже присел, – я поначалу всерьез подумывал о переезде. Даже с тобой посоветоваться хотел. Но Миша… ему так интересна Пустошь, он вокруг склепа весь день вьюном вьется. Вопросы задает. Я посмотрел на это и подумал: пусть привыкает. Ему ведь в будущем вашим Коридором и заниматься. Эх, до чего же все-таки интересная жизнь у колдунов… – Василь рассмеялся.

Аверин оторвал взгляд от булочки, которую тщательно намазывал маслом, и посмотрел на брата. Несмотря на все жалобы, тот, похоже, был вполне доволен сложившейся ситуацией. Аверин не знал, оплачивают ли Василю из казны причиненные неудобства, но спрашивать не стал. У Василя намного больше опыта в этих вопросах, он разберется сам.

– Раз уж мы заговорили о детях, – вмешалась в разговор до этого молчавшая бабушка, – я снова хочу поднять вопрос о Верочке. С ней пора решать. И ты хотел посоветоваться с Герой.

– Может, подождем до его возвращения? – немного неуверенно спросил Василь.

– У нас час времени, если хочешь, можем поговорить и сейчас. – Аверин догадывался, что за вопрос так волнует бабушку.

– Хорошо. В общем, ты лучше всех нас знаешь о проекте обучения колдуний. Когда появится возможность к нему присоединиться? Вере надо начинать учиться прямо сейчас.

– Сам понимаешь, Гера, – бабушка наклонила голову в знак согласия, – осваивать в зрелом возрасте колдовскую практику ой как непросто. Особенно когда все пропущенные годы сила буквально разрывала тебя изнутри. Я начала по-настоящему учиться уже после сорока. И… многое потеряла.

Бабушка наклонилась вперед и заговорила тише, как будто речь шла о чем-то неприличном:

– Мы посекретничали с Верой… по душам. Гера, у нее просыпается оружие. А я… так и не смогла полностью совладать со своим. Не хочу ей такой же судьбы. Необученная колдунья с оружием… нет для женщины судьбы несчастнее.

Аверин посмотрел на старую графиню с удивлением. У бабушки было оружие? Вернее… есть?.. Он помнил, как пробуждалась его Плеть. Даже под руководством опытных колдунов и с учетом суровых предварительных тренировок ему приходилось несладко. Сила бесконтрольно вырывалась у него во сне, оставляя раны на теле. А стоило хоть на миг утратить концентрацию, рассердиться или испугаться, и гибкие неуправляемые нити вылетали из пальцев, заматываясь на собственных руках и ногах, прожигая одежду и кожу, и Гера, как глупый паук, запутавшийся в собственной паутине, нередко валился на землю. Что же испытывала маленькая девочка, которой никто ничего не объяснял? Наверняка, когда ее родители поняли, что происходит, сразу сплавили дочь в скит, где до принятия пострига девочек учат только выставлять щиты и подавлять оружие. А потом просто выдали замуж. Как же она справлялась? Аверин на миг совсем другими глазами посмотрел на свою гордую и властную бабушку, привыкшую всех держать под контролем.

И ждать с обучением Веры больше нельзя.

– Вы думаете насчет скита? – спросил он у Василя.

– Да. Либо… помнишь, ты говорил про заграничные Академии? Если отправить ее в Прагу…

– Ты же сражался во время вторжения, Гера, – тут же вмешалась бабушка, – и видел, как сильны и умелы наши колдуньи. Да, они пожертвовали земными радостями, но подумай, сколько невинных душ они спасли. Я желаю вам всем, и внукам, и правнукам своим, только добра. Никто не собирается постригать Верочку в монахини. Она вполне может быть послушницей до совершеннолетия, по закону монашество можно выбрать лишь добровольно, ты сам это отлично знаешь. И если школу для девочек все-таки откроют, Вера сможет перейти туда. Обойдемся без этой вашей… иностранщины. Ребенок один, на чужбине. Среди молодых парней! Ты подумай, каково ей придется?

Аверин пожал плечами.

– Любава училась в Академии. И ничего там с ней не случилось. Но, – предваряя спор, добавил он: – я понимаю, о чем вы говорите. В чужой Академии чужой язык и чужие нравы. И ей придется нелегко. К тому же она не сможет вернуться и останется служить Праге.

Аверин подумал немного, и вдруг его посетила блестящая идея.

– Вот что, – сказал он, – есть еще одна возможность: Кузя сейчас находится в Коимбре. И с этой Академией налажен обмен студентами. Можно узнать, возьмут ли Веру на первый курс. Тогда через год-два она будет иметь все шансы вернуться. Если женщинам разрешат учиться и практиковать, то можно будет продолжить обучение на родине. А вы, бабушка, если у вас имеется возможность задержаться в родном доме, пока что позанимайтесь с Верой.

– Ненадолго я могу отлучиться, – видимо, бабушка решила, что, обучая правнучку, сможет уговорить ее выбрать скит.

– Теперь я волнуюсь немного меньше, – было заметно, что у Василя слегка отлегло от сердца. – Еще бы ты поскорее покончил со своей новой авантюрой…

– Нет причин беспокоиться, – усмехнулся Аверин, – скоро в Пустошь колдуны начнут ходить как на работу. А Екатерина Френкель уже в этот раз останется там на неделю. Вот за кого надо волноваться. А я вернусь к ужину.

– Может быть, возьмешь с собой Анонимуса?

– Нет необходимости. Сражений не будет. Предстоят только переговоры. Владимир подходит для этого лучше.

– И то правда, – согласился Василь.

А бабушка вдруг произнесла:

– Мне нужно срочно поговорить с тобой, Гера. Наедине.

После завтрака перебрались в гостиную. Аверин помог бабушке сесть в кресло, сам же остался стоять у окна. Удивительно, но во время разговора о судьбе Веры бабушка предпочла не давить, как обычно, а договариваться – и даже будто бы спрашивала совета. Что на нее так повлияло? То, что раскрылись ее махинации с заклинаниями? Или новая должность Аверина вызывает у старой графини хоть какое-то уважение? Или бабушка в конце концов осознала, что ее внуки выросли?

– Ты не будешь садиться? – спросила она.

– Нет. Разговор ведь не долгий? Если все-таки да, я предлагаю отложить его до моего возвращения.

Бабушка покачала головой:

– Нет, до твоего возвращения он ждать не может. Ты ведь идешь в Пустошь для того, чтобы встретиться с ним?

Аверин кивнул.

– Тогда скажи мне, только честно скажи, Гера. Это он убил… твоего отца?

– Я спрашивал. И он, глядя мне в глаза, ответил, что не отдавал такого приказа. Инициатива якобы исходила полностью от императора, который подозревал отца в измене и заговоре против него.

– Уверена, что он сказал именно это. Но я хочу знать, что ты думаешь сам. Мне хорошо известно, как вгрызаются в человеческий разум эти существа. Сначала осторожно и почти незаметно они ищут твои слабости. И как только найдут, начинают изо всех сил подливать масла в огонь. Неуверенность превращается в страх и вину. Подозрительность – в манию преследования, любовь – в необузданную страсть. Не перебивай меня, – она подняла руку, увидев, что Аверин собрался ответить. – Аркаша и Володя были знакомы с пяти лет. Вместе готовились к поступлению в Академию, здесь, в этом доме, пока твой дед воевал совместно с будущим государем Александром. Ведь род Колчаков был менее знатен, чем наш… – не смогла не ввернуть бабушка. – Но даже когда это изменилось и Володя приезжал сюда, уже будучи наследником, он вел себя… ты пойми, они с твоим отцом были как братья. Когда Аркаша подрос, он привозил в гости Володю и еще одного мальчика… Алешу, кажется, они подружились в Академии. Я прекрасно помню Рождество, когда им было по шестнадцать, твой дед был еще жив, мы устроили настоящий праздник, много говорили, веселились. Потом, когда наследник был вынужден оставить Академию из-за смерти своего отца, их пути с Аркашей несколько разошлись, но мы бывали в столице и нас принимали с такой душевной теплотой… Как он мог, Гера? Как мог Володя не доверять Аркаше? Убить его? Я просто не в силах в это поверить. Но див проникает в самую душу и может поселить там искру сомнения. А потом раздуть эту искру