Грани пустоты - Алекс Рауз

– Марта раскладывала историю своего мира, историю его падения и провалов на детали и заставляла меня их оживлять. А порой она просто хотела конкретных мест или событий – и неважно, кто в них участвовал. Но справлялись ли вы с испытаниями так, как она этого хотела, или все это было частью ее праздного любопытства, ностальгии, не знаю, чего еще – мне неясно. Возможно, я никогда этого не узнаю.

– Николай, почти все, кто смог проснуться, – прошли похожий путь. Многих знал я или Кая. Их жизнь не назвать спокойной или легкой, но зато они здесь.

– Ты думаешь… – Он зашептал, будто опасаясь, что слова, сказанные слишком громко, могут навредить. – Думаешь, она намеренно создавала путников?

– Тогда это может быть ловушкой. И частью ее плана.

Ответа у Николая снова не нашлось. Когда Ворс вернулся в дом, гостиная уже опустела. Он поднялся по лестнице, тяжело толкнул дверь комнаты. Кая, одетая, сидела на кровати, напряженно ждала его и дернулась, когда Ворс вымученно улыбнулся.

– Наш демиург не всевидящий? – горько усмехнулась она.

– Я начинаю считать, что никто не всевидящий, Вселенная, хаос, а прав только Дайс.

– Дайс?

Ворс опустился рядом, вернув ее ладонь в свою руку. С каждым днем выпускать Каю становилось все тяжелее. Сердце жалось от тоски, которой пока не было объяснения. Если его сегодня не принес Николай…

– Нам нужна удача. – Он нашел в себе силы взглянуть любимой в глаза и улыбнуться искренне. – Все остальное летит к чертям, так давай верить в нее.

– Мне кажется, будто это предает все наши предыдущие усилия. Все, через что нам пришлось пройти, ведь оно имело смысл. – Кая говорила тихо и впервые отвела взгляд. Но Ворс поймал ее за подбородок и ласково повернул к себе.

– Конечно, имело! Пустота, Марта и еще тысячи препятствий и испытаний на пути – не это ли и есть та капля, что делает нас настоящими, думающими, чувствующими? Мы живы, Кая, и это самое главное.

– А живым можно простить их слабость и желание поверить в чудо? – наконец-то улыбнулась она.

Ворс сжал сильнее в ладонях лицо Каи, стараясь навсегда запомнить каждую черту, выжечь их в своем сознании, сохранить там, глубоко, у самого сердца, где никто не сможет ее отнять. Что бы ни случилось завтра, в этих чертах, в ее лице, в ее душе будет его сила бороться дальше. Его сила никогда не упасть, не остановиться, не сломаться.

Кая смотрела в ответ так же отчаянно, так же жадно. И в карих глазах Ворс читал ее восхищение, от которого всегда захватывало дух.

Ворс аккуратно распустил ее волосы, позволив им расплескаться по плечам, густой копной укрыть шею и ключицы, чтобы медленно, прядь за прядью, убирать их за спину и смотреть, как гладкая шея покрывается мурашками. Едва касаясь, он бережно провел по ней рукой, и Кая, до этой секунды смотревшая ему в глаза, сладко зажмурилась, подалась вперед. Ворс не устоял перед этой картиной и поцеловал плавный изгиб шеи, подбородок.

Он целовал ее нежно и грубо одновременно, проводил рукой по каждому изгибу в надежде, что его пальцы никогда не забудут это ощущение бархатной кожи Каи под ними. Времена, одежда, обстоятельства – непрестанно менялось все вокруг, но эта дрожь, охватывающая его тело, когда он прикасался к Кае, была всегда одинаково упоительной, крупицей волшебной магии в кромешном мраке существования. Как в тот первый раз, он всегда с трудом сдерживал слезы, возвращаясь в родные объятия. Словно без них из него вырывали самую огромную часть души.

Не прекращая целовать, он спустился к груди. Потом резко сдернул с нее кофту, сейчас казавшуюся такой лишней на Кае. Отодвинул в сторону чашку бюстгальтера и втянул губами торчащий сосок, нежно перекатывая его во рту. Кая вцепилась в его плечи, как всегда, так сильно, что ему могло быть больно. Но по-прежнему единственная боль, которую ощущал Ворс, – была в его сладко щемящем сердце. Она теплом спускалась к пульсирующему паху, сливаясь в одно невыносимое ощущение. Он хотел содрать с нее одежду и войти как можно скорее, но оттягивал этот момент как мог. Кая тоже любила эту острую игру на грани.

Перехватив один сосок пальцами и слегка сжав его, Ворс бережно целовал второй. Кая крепко зажмурилась, дыхание сбилось, а потом и вовсе пропало. Она так трепетно замирала от его ласк, что Ворс буквально терял голову. В эти мгновения мир, Николай и Марта, пустота больше не существовали. Они не имели значения, проигрывали перед его бесконечной любовью к Кае, которую он выражал со всей силой, на какую был способен.

Он целовал и ласкал ее так долго, пока боль внизу живота не стала невыносимой, а Кая не начала стонать, почти умоляя его войти. И все равно не мог насытиться, хотел научиться творить вечность, чтобы растянуть это безумное томление.

Ворс опустил Каю на кровать, в мгновение скинув ее штаны. Кажется, молнию он просто разорвал, не сдержав утробного рыка. Она улыбнулась в ответ, но в следующую секунду уже вскрикнула, когда его пальцы проникли внутрь. Ворс ощутил тепло и влагу, которую вызывали его касания, и быстро задвигал пальцами, заставляя Каю выгибаться и почти кричать от наслаждения. С каждым разом она реагировала все острее, стонала громче, ощущалась чувственнее. Словно от каждого раза, когда они были вместе, Кая раскрывалась все больше.

Глядя на нее, он и сам снова был на грани, готовый кончить в любое мгновение и не позволяя себе сделать этого. Не сейчас, еще рано. Каждый раз с ней удерживать себя было титанически сложно, но Ворс справлялся, растягивая губы в улыбке.

Когда простыни под ними безнадежно вымокли, а Кая тихо прошептала: – «Я сейчас кончу…», он убрал руку и резко вошел сам. Перед его открытыми глазами от наслаждения взрывалась сама Вселенная, а Кая судорожно сжимала его плечи, раздирала спину ногтями и кончала, не сдерживая себя.

Ворс нависал сверху, целовал ее нежное лицо, приоткрытые губы, твердые соски. После оргазма он немного сбавил темп, давая ей отдохнуть, и Кая благодарно ласкала его руками в ответ.

Он ускорялся очень плавно, снова вбирая в себя каждую ее крупицу, больше не отрывая взгляда от глаз, казалось, наполненных им самим до краев. Ему хотелось быть ближе – еще ближе, насколько это возможно и невозможно… Если эта ночь последняя, если он никогда больше не прижмет ее, не услышит стонов, она не выгнется под его руками, не