Новое назначение - Андрей Александрович Васильев

что там и похлеще экземпляры найдутся, но они так, как эта цацка, не светились. А серьги много кто видел, а, значит, рассказать про них может. Здание у нас непростое, конечно, и домовой сильный, но бывают ситуации, которые и им не по плечу. Ясно?

— Предельно, — кивнул Олег, отметивший, что проверки в отделе все же бывают. Он-то начал думать, что они совсем сами по себе существуют, а, оказывается, нет. — Но вот что странно — почему те, кому они принадлежали, ничего про их реальную стоимость не знали?

— А откуда? — иронично поинтересовался у него Аркадий Николаевич. — У военных вот таких Венечки и Мишеньки под рукой нет. Серьги и серьги, золотые с рубинами. Ну, не новые, наверное. И что? Мало ли по шкатулкам старого золота у русских женщин лежит, того, которое от матери к дочери переходит? Даже после всех причуд нашего веселого двадцатого века?

— Так ведь и другие оценщики есть?

— Олежка, вот твоя мама пошла бы с украшениями, что ей, к примеру, от бабушки остались, к оценщикам? Да еще платить за это стала бы?

— Нет, — мотнул головой Ровнин. — Точно нет. От греха.

— Ну и эти не ходили. А попади они к тем, у кого мы в гостях только что побывали, так вообще шиш им, а не сережки. Эти два старых плута их заболтали бы, а после купили украшение по цене золотого лома. Вы не глядите, что они с нами такие добрые и ласковые, на деле это те еще волчары. Да и среди других их коллег разные люди попадаются. Кто правду скажет, но есть и такие, что лихих людей навести могут. Говорю ведь — времена неспокойные. Поневоле поверишь в звезду Полынь.

Что это за звезда такая, Олегу было неизвестно, но в целом последние слова начальника навели его на размышления о том, что он, наверное, фиговый сын. Родители в Саратове, скорее всего, места себе не находят, гадая, что с чадушком родимым, как он, где. А чадушке, выходит, до их терзаний дела нет, потому что он за последние дни про них ни разу не вспомнил даже, погрузившись в столичную круговерть.

И ведь даже позвонить нельзя. То есть можно, конечно, но Васек просто так предупреждать не станет, если сказал, значит, надо его слушать.

Впрочем, печальные мысли как пришли, так и ушли, потому что Францев завернул в чебуречную, что находилась в двух шагах от метро «Сухаревская», лично в нее отправился и вскоре вернулся с пакетом, из которого шел призывный запах теста, мяса и лука.

— Будем считать, что это ваша компенсация за потерянный выходной, — сообщил он оживившимся молодым людям. — Хотя лично я с большим удовольствием бы горохового супа похлебал.

— Вот бы нам после него весело ехалось в вашей машине! — фыркнула Ревина. — Особенно с учетом того, что суп столовский! Нет уж! А вот чебуреки — это хорошо. Плохо то, что они потом норовят на талии задержаться, но ничего, это я как-нибудь да переживу.

Есть, правда, им их пришлось вдвоем и чуть остывшие, потому что в дело вмешался Морозов. Он отирался у входа в здание, взбудораженный и даже немного злой.

— Командор, вот где тебя носит? — осведомился он чуть повышенным тоном, бросив недокуренную сигарету в урну. — А?

— Работал, — невозмутимо ответил Аркадий Николаевич. — Ты чего как на шарнирах?

— Потому что три раза звонили те, с кем мы вчера общались, и очень хотели тебя слышать, — пояснил Саша. — Не меня, не вон Олежку, а конкретно тебя. Чисто конкретно, я бы даже сказал. У них там субординация тоже будь здоров какая!

— Телефон оставили? Куда перезванивать?

— С третьего раза — да. А еще предупредили, что у них суббота, потом водка охлаждается, мясо жарится и девок вот-вот привезут, потому если нам ничего не надо, то им уж точно. И так за уважуху с тобой разговоры разговаривают, но всякому почету есть предел.

— Аргумент. — Францев вручил пакет с едой Елене. — Приятного аппетита, ребята. Но — без меня. Саша, пошли.

— Ты как хочешь, Аркадий Николаевич, а нам хоть одна мобильная трубка на отдел нужна, — заявил Морозов, открывая дверь и пропуская вперед сначала начальника, а после, махнув рукой, и коллег. — Иначе в нынешних условиях не выживешь.

— Саша, не тяни из меня жилы. Ну нет денег на нее. Просто — нет. Если ты не в курсе, то мы даже не по принципу достойной бедности живем, а за его пределами. Наш возможный максимум — пейджер. И то опять же — один на всех. Причем не прямо завтра, потому что сначала мне надо будет пять кило бумаг написать в разные службы, причем в некоторые не по разу.

— Бардак, — хлопнул дверью, закрывая ее, Александр. — Когда же наконец государство повернется к нам не жопой, а хотя бы в профиль, а?

— Думаю, скоро, — уверенно сообщил ему Францев, идя к лестнице. — Два-три года бардак еще продлится, а после ситуация начнет устаканиваться. И начнется все как раз с нас — армия, медицина, милиция.

— Опять мы в самом конце, — отметила Ревина.

— Такая уж планида, — рассмеялся ее начальник, а после остановился, помедлил секунду и добавил: — Ну или наоборот — развалится всё на фиг, причем так, что после не соберешь. Но я думаю — вряд ли. Это Россия, у нас так заведено — сначала рушим, потом создаем. Сейчас мы все барахтаемся под обломками империи, значит, скоро начнем их складывать в новый дом. Олег, не забудь, у тебя в три часа созвон с Яной.

— С какой это Яной? — заинтересовалась Елена. — Кого ты уже успел подцепить, скромный мальчик из провинции?

— Много будешь знать — плохо будешь спать, — осек ее Морозов и глянул на часы. — Так уже почти три. Ничего себе время летит. Но Командор, это все потом. Пошли, пожалуйста!

— Пойдем, — согласился Францев и бросил на ходу: — Олежка, минут через десять загляни ко мне.

— Не получишь, пока не расскажешь. — Ревина приподняла пакет с чебуреками и призывно им махнула. — Желаю знать все в подробностях. А то нечестно выходит — я уже губы на тебя раскатала, спланировала все — какое платье