Бес сознания 2 - Руслан Муха

сознания — просто как кусок бесполезного мяса. А ведь пока меня нет, может всякое произойти.

— Так это, — говорит дед, — принести тебе дегры? Я знаю, где Косой свою прячет. Нюхнешь чуток и попустит.

Сижу, думаю. В таком состоянии мне не то что до станицы не дойти, мне и на ноги встать тяжко. Но и совать в свое новое тело эту дрянь совсем как-то неохота. Нужно попробовать исцеление. Вот только что лечить? Голова болит, но ее исцеление не шибко поможет от ломок. По-хорошему мне нужно очистить кровь. Правда, кровь не орган, из нее вывести токсины не получится. Но можно исцелить печень, насколько помню, она у наркоманов страдает в первую очередь. Так-то мне все не мешало бы подлечить, но для начала полечу печенку.

Активирую исцеление и попутно отвечаю:

— Нет, наркотиков не надо, я бы поел лучше чего-нибудь.

— Хех, — возмущенно усмехается дед, — по-твоему, ты где? В ресторане? Я тебе не официант! — и уже мягче добавляет: — Вон вчера на окраине новую кучу вывалили. Кажись, из районов проксима привезли. Любка вчера там овощи почти свежие отыскала. Зажрался народ, чуть подгниет и сразу выбрасывают. Так что, Левка, давай, приводи себя в чувства, твой кореш Мотыга, небось еще не всю дегру сожрал. А потом иди ройся, может, чего и отыщешь, пока эти в угаре.

От одной только мысли, что придется копаться в мусорных кучах в поисках еды, подкатывает тошнота. Короче, нужно сваливать скорее.

Встаю — ноги подкашиваются и трусятся. Кажется, мне стало еще хуже, чем после пробуждения. Исцеление печени не очень-то и помогло, ну или просто я слишком тороплю события. Даже здоровый орган неспособен так быстро очистить организм.

Делаю шаг, два — тяжко, но мое желание оказаться подальше от этого смердящего ада куда сильнее.

Останавливаюсь, поворачиваюсь к деду:

— Идти-то хоть в какую сторону? В станицу в смысле.

— Левка, ты серьезно, чтоль? — удивленно моргает дед, зачем-то оглядывается по сторонам.

— Более чем. Так куда идти?

— Слышь, — вдруг спохватывается он, — ну коль ты не шутишь, я с тобой пойду. Ваське надо к людям, — он указывает взглядом на ребенка. — Он еще маленький, авось и в семью приемную заберут. А тут ему смерть голодная. Я уже сильно старый, не смогу его кормить. А эти... — он указывает взглядом на медленно двигающуюся, копошащуюся, точно зомби толпу, с укором качает головой, и так и не договаривает.

— Да мне все равно, — отвечаю я. — Главное, чтобы ты показал, куда идти.

Дед кивает и начинает торопливо собираться. Точнее, он просто встает, достает из бочки какой-то бумажный сверток, поправляет флягу в кармане, и суетливо хватает мальчишку за руку:

— Пошли, Васька, пора нам, — говорит он ему.

Мальчик не сопротивляется, а покорно идет за дедом. Ну и я двигаюсь следом за ними.

Дед сильно хромает, кажется, еще сильнее, чем в прошлый раз. Мальчишка в своих не по размеру больших ботинках тоже медленно тащиться. Но мне это только на руку, потому что так паршиво, что я и сам еле ползу.

— А родители мальчика не против, что ты его забрал? — спрашиваю я, когда мы отходим от толпы лутумов и сворачиваем за огромную кучу.

— Да нет же у него больше родителей. Машка еще зимой померла, замерзла, дура. И только я за ним и приглядывал, — отвечает дед. — От вас-то всех толку никакого. Я думал, может, как пару лет назад, хоть служба опеки приедет из Света и заберет мальца, а они видимо вообще про нас забыли. Совсем свихнулся наш мир, Левка. Помешались на своих рейтингах. Ничего святого у людей не осталось.

Я молчу. Может, мне и хочется поддержать беседу, но сил хватает только на то, чтобы идти и не падать.

Дед резко останавливается, охает и садится прямо на землю, хватаясь за колено.

— Ой, не дойду я со своей ногой, — тянет он и кривится от боли.

Я растерянно оглядываюсь. Мы прошли всего-то полкилометра и даже еще мусорный полигон не покинули.

Дед, кряхтя, поднимается, вздыхает:

— Ладно, пойдем, выведу вас к дороге как-нибудь, а дальше сами.

— Та-а-ак, а тут я не понял, — я останавливаюсь, — ты это нарочно, да? Ты же не собирался никуда идти? Просто малого на меня скинуть хотел?

Дед округляет глаза и растерянно таращиться на меня, а потом ворчливо возмущается:

— А тебе что? Не все ли равно? Выведешь его к станице, там люди нормальные, сами разберутся, что с ним делать. Я ж тебя не прошу его на воспитание брать!

— Дед, ну ты разве не видишь, как мне хреново? Я в любой момент могу снова сознание потерять. Может, вообще сдохну. А малой с кем останется?

Он окидывает меня недовольным взглядом и ворчливо добавляет:

— Да какого черта ты меня дедом зовешь? Всю жизнь дядь Валерой кликал, а теперь задедкал? Прав ты, нельзя тебя ребенка доверять. Мозги совсем потекли...

Договорить он не успевает, со стороны забора, отгораживающего свалку от внешнего мира, слышится рокот мотора.

Дядь Валера, — теперь уж точно запомнил, — как-то заметно напрягается, смотрит на то, как открываются ворота, в них входят три здоровенных бородатых мужика в строгих деловых костюмах. Два из них несут по канистре из-под бензина. Один — самый здоровый идет впереди налегке, держит палец у уха и что-то бормочет. Очень странная компания.

— Куда это они? — спрашиваю я.

Дядь Валера озадаченно молчит, провожая их взглядом, жмет плечами.

— Может комиссия какая-нибудь, — говорит он.

Вдруг Васька задирает голову, округляет глаза и тычет грязным пальчиком в небо:

— Те-тя, — радостно произносит он по слогам.

Мы с дядь Валерой задираем головы тоже. Там в небе в метрах пятидесяти над нами действительно висит женщина: в черном облегающем костюме, волосы белые как снег развеваются на ветру. Она висит так несколько секунд, словно что-то высматривает, а затем, резко срывается с места, и пулей уносится прочь.

— Лучше, наверное, нам поторопиться и скорее свалить отсюда, — говорит дядь Валера, — там, где появляются сверхи — жди беды.

— Почему? — удивляюсь я.

— А потому что просто так они сюда никогда не суются.

Ветром приносит резкий запах бензина, с той самой стороны, куда ушли здоровяки.

— Так, давай, бери Ваську и уходи,