Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

стула, в три шага пересёк кухню, сцапал баб Ясю за руки и прочувствованно произнёс:

– Ясеника, вы мой герой! – И от избытка чувств чмокнул её в щёку.

Баб Яся сперва оторопела, а потом зарделась и отступила на полшажочка:

– Да прям уж…

– Надо всё продумать, – добавил Велька мрачно и поправил очки на носу. – И просчитать риски. А не так, как в прошлый раз, когда вы потащили мою сестру в курган ночью. Вы уж простите, но это крайне безответственно.

Теперь зарделся уже Дрёма, быстро отдёрнув руки:

– Да мы же выбрались… А Алика вам уже нажаловалась?

– Нет, она почти ничего не рассказала, – ответил Велька. И нанёс сокрушительный удар: – А это значит, там совсем какое-то позорище было, если она вас так прикрывает.

Дрёма скис.

Ненадолго, конечно, он вообще, похоже, не знал, что это такое – основательно приуныть. Тем более что Велька – добрая душа – добивать его не стал и быстро организовал утешительное какао.

И они начали обсуждать план.

Спорили до хрипоты. Баб Яся никогда не служила в сыске, но опыт общения со всякой нечистью имела немалый, да и в теории разбиралась отменно. Но именно отсутствие практики-то её и подводило… И к тому же она не знала, какой инвентарь привёз Дрёма с собой.

Как не знала, на что способны его коллеги.

В итоге все сошлись на том, что затягивать с охотой – смерти подобно. Алька даже согласилась погадать сама на себя и, конечно, увидела, что над ней нависла страшная угроза. Вот сейчас уже висит, с минуты на минуту на голову обрушится… Воск, пролитый в миску с водой, пытался предупредить о чём-то ещё, о неизбежной потере или о риске обмануться, но это было слишком общо и размыто – Алька решила вторую часть проигнорировать.

Дрёма позвонил в столицу и убедился, что Костяной на участок пока не нападал.

– Его вообще вторую ночь не видно, зато подозрительный силуэт заметили вчера ночью в Синявкине, а это в трёхстах километрах отсюда, – нахмурился он, нажав на отбой. – Да и я сам чувствую, что что-то не в порядке, что-то кружит поблизости… Кстати, можно тебя на пару слов? – спросил он вдруг.

Алька подавила короткий приступ паники – а вдруг он вспомнил про их свидание, а вдруг хочет прояснить отношения? – и кивнула.

– Можем поговорить в саду, – добавила она вслух.

– Заодно проветримся, – согласился Дрёма. Потянулся, зевнул… Потом глянул в сторону, и на мгновение выражение лица у него стало мученическое. – Так, Тихон, убирай сигареты. Хочешь курить – иди на улицу.

Тихон молча сунул сигарету за ухо и лихо перемахнул прямо через подоконник. Сияна оторвалась от расчётов в блокноте и хмыкнула:

– Шеф всевидящий.

– Жизнь – цирк, а я там главный клоун, – трагически выгнул брови Дрёма. – Так, Алика, а куда идти-то?

За разговорами день пролетел незаметно; начало уже смеркаться. Сад был притихший, помертвелый – ни ветерка. Охряно-жёлтые листья с яблонь опадали медленно, беззвучно, плавно; пожухшая трава выглядела нарисованной… И только живучие васильки – то там пучок, то здесь, словно с умыслом расставленные букеты – горели бездымным синим пламенем, в сумерках ещё более ярким.

Дрёма присел перед одним таким синим веником, осторожно потрогал лепестки… Потом оторвал один цветок, сунул себе за ухо.

И глянул на Альку снизу вверх:

– Я хотел спросить насчёт твоего огненного змея, верней, насчёт мёртвого колдуна… Ты нашла то, что искала?

Она ожидала, пожалуй, чего угодно, только не этого, и от неожиданности вздрогнула.

– Ну… скорее да, чем нет.

Дрёма отвернулся; подобрал сухой прутик, ковырнул землю.

– Это хороший ответ на самом деле. Потому что в таких случаях ничего на сто процентов понятного, на сто процентов гарантированного не бывает, – произнёс он скучным серьёзным голосом, таким непохожим на его обычный, жизнерадостный. – Всё зыбко, ничего не определено.

– И очень несправедливо, – тихо ответила Алька.

– О да, – пробормотал Дрёма. – Я сейчас скажу неприятную вещь, и ты можешь меня за это пнуть, но очень прошу, прислушайся. Некоторым… иногда… – попытался он, как будто бы не нашёл нужных слов. Глубоко вздохнул, начал заново: – Такие, как Тина из кондитерской, – большая редкость. Она не просто обрела второй шанс, но и живёт в своё удовольствие уже триста лет. Всё Краснолесье – её дом, её семья. Она любит и людей, и это место. В ней есть любовь, понимаешь? Потому-то она и сумела стать, гм, человеком. Почти человеком… Нечисть состоит из боли, ярости, сожалений; из колдовской силы и обид. И если ничего, кроме этого, уже не осталось, то иногда такому существу лучше не быть. Исчезнуть совсем.

– Помолчи, – не выдержала Алька и прикусила губу. В глазах закипали слёзы.

– Ты можешь удержать такое… такое существо, – продолжил Дрёма тем же нейтральным, спокойным голосом. – Но это жестоко. И жестоко по отношению не к тебе, а к нему. М-м… Будешь бить?

Алька моргнула раз, другой… взор заволокло пеленой.

– Не буду. Но возвращайся первый, ладно? Я ещё тут постою.

Дрёма посмотрел на неё ещё раз, долгим-долгим внимательным взглядом, но ничего не сказал и поднялся.

Она осталась в саду одна.

Темнота сгущалась. Холодало.

«Зря я не взяла куртку, – подумала Алька оцепенело. – Всё-таки середина сентября…»

А потом негромко позвала:

– Айти, ты здесь?

Он не откликнулся, но воздух неуловимо потеплел. Запахло дымом. По спине вдруг мурашки пробежали, и ноги чуть-чуть ослабели, но, прежде чем Алька обернулась, знакомый голос произнёс:

– Не надо. Не оборачивайся.

И она застыла.

Сначала ничего не происходило, а потом на плечи ей легли чужие ладони, ласково скользнули вверх, по шее, прикрыли глаза… Грубые, шершавые, бугристые ладони.

…словно обгорелые?

– Ты…

– Не смотри, – попросил он мягко, придвигаясь к ней почти вплотную, и наклонился к уху, обжигая дыханием. – Тебе страшно?

У Альки задрожали ресницы.

– Сам знаешь, что нет.

– Да, пожалуй, тебя этим не испугаешь, – усмехнулся Айти щекотно. И – подразнил ушную раковину языком. – И не отвратишь. Тебе ведь от меня не тело нужно… А что тогда?

– Клубника экспресс-доставкой прямо с юга? – робко пошутила Алька.

Он хохотнул:

– Не верю.

– Тогда настоящий ты. Тот, который пошёл на рынок за яйцами, а ввязался в экскурсию по достопримечательностям Краснолесья, отвлёкся и протаранил лбом фонарный столб.

Айти замер… а потом мелко затрясся.

– У-у, не трави душу. Так ты видела? Ты правда была там?

– Ага. Следила за тобой, – призналась Алька и даже смогла улыбнуться. – Всё никак не могла поверить, что ты летавец, потому что летавцы так себя не ведут… Айти?

– М-м?

– Потерпи немного, ладно? – попросила она еле слышно. – Сейчас просто навалилось всё разом,