Запутанный путь - Алекс Ключевской

всё это время стоически терпел все выкрутасы местных жителей и почти бесспорно выписывал чеки, только чтобы они забрали эти чёртовы заявления.

— Сколько? — прервал Миронова Гаранин, прерывая подсчёт убытков. Владелец курятника подошел к делу ответственно, со счётами и листком, на котором детально записывал каждое побитое яйцо.

— Что? — Миронов остановился и недоумевающе посмотрел на Романа.

— Сколько вы хотите денег для возмещения морального и материального вреда. Не переживайте, ваши соседи совершенно не стеснялись в этом вопросе, — усмехнулся Гаранин и потёр красные от недосыпа глаза.

Он едва держался, чтобы не сорваться, прекрасно понимая, что его вспыльчивый характер сделает только хуже, поэтому терпел издёвки и подписывал чеки. Ему пару раз уже пытался дозвониться Гомельский, но Рома решил оставить разборки с поверенным на потом. Сейчас он просто хотел уехать уже наконец из этой проклятой деревни вместе с Вандой и проспать до завтрашнего утра. Поэтому они поедут в поместье в Твери, а не в жуткую Вандину квартиру, чтобы ни одна тварь ему не помешала отдохнуть.

— Нет, я так не могу, — наконец, до хозяина курятника дошло, что именно имеет в виду Гаранин. — Нужно всё детально подсчитать и вывести итоговую сумму. Она должна быть меньше указанной в заявлении, потому что двадцать четыре курицы вернулись обратно, — Миронов развернулся и принялся что-то ещё подсчитывать, записывая на бумаге и орудуя счётами.

— Сколько стоит ваш курятник? — спустя пять минут спросил Рома, понимая, что это никогда не закончится, потому что осмотр внутренней части сарая ещё даже не начинался.

— Я вас не понимаю, — резко обернулся к нему Миронов.

— Сколько вы хотите получить, если просто продадите мне ваш курятник? — прикрыл глаза Роман, стискивая в руках такой знакомый учебник по ботанике. Он забрал его у местного травника, пострадавшего от девичьего произвола и лишившегося целой поляны редких васильков, погибших под колесами неуправляемого трактора.

— А он вам зачем? — догадался спросить Миронов.

— Курятину есть, говорят, в стране сейчас дефицит, — не выдержал и рявкнул Рома, стараясь сделать глубокий вдох и успокоиться.

— Да, я слышал о подобном. Но наши курочки ничем не болеют, и яйца видели, какие несут, с двумя желтками…

— Савелий Афанасьевич, просто назовите сумму. Я хочу с этим всем уже покончить.

— Эх, молодость, — покачал головой Миронов, развернул листок и что-то на нём накарябал. — Такие траты и ради кого? Ради какой-то девчонки. А ведь она замужем.

— Я в курсе, и если вы сейчас начнёте называть меня непутёвым любовничком, как остальные тридцать человек до вас, я могу и не сдержаться, — процедил Рома, выдирая из рук выразительно хмыкнувшего и замолчавшего мужчины листок. — Это с моральным ущербом? — удивился он цифре, на порядок ниже тех, что озвучивали местные. И ведь на уступки не шли ни в какую.

— А какой у меня моральный ущерб? Я только выиграю от этого, — улыбнулся Миронов. — Да и не пострадал я от вашей девчонки в прошлый раз, чего мне на неё злиться.

— Отлично, — Рома вытащил чековую книжку, отмечая, что в ней остался всего лишь один листок, и написал требуемую компенсацию, даже не пытаясь торговаться. После семи часов переговоров, он понял, что это абсолютно бесполезно.

Местные ненавидели весь род Гараниных даже больше, чем пытавшуюся их убить в своё время Ванду. И Рома сомневался, что если бы на его месте был Дима, они не взвинтили бы суммы компенсации вдвое. Подельников своей несостоявшейся убийцы, как правило, не особо любят.

— Не серчайте на местных, — хлопнув в ладоши, проговорил Миронов. — Они добрые, но злопамятные. Аномальная зона здесь, по-другому нельзя.

— Я уже понял, — пробурчал Гаранин. — Да, я чек на большую сумму написал, последите за этим чёртовым курятником, что ли.

— А курицу и яйца куда отправлять? — осведомился бывший хозяин курятника, оформив по-быстрому договор купли-продажи, бланк которого он всегда носил с собой. Так, на всякий случай. Курочки болеть начали, и ничего сделать с этим было нельзя. Поэтому избавиться от курятника, продав кому-нибудь городскому, было чуть ли не лучшим исходом. — Или местным продавать?

— В «Радость Волка» отправляйте. Это ресторан в Москве, — отмахнулся Гаранин и развернулся, чтобы уйти.

— А Ванда пить совсем не умеет, — тихо проговорил Миронов.

— Да, я это заметил, — Рома снова повернулся к нему, внимательно разглядывая.

— Я не об этом, — махнул рукой Савелий Афанасьевич и подошёл к Роману. Теперь, когда дело было сделано, он мог и посплетничать. — Девочки-то все такие культурные, милые. Почти сутки провели в деревне и шума особо не создавали. На речку ходили, по лесам гуляли, отдыхали в общем. И даже не думали выпивать. Потом, когда четвёртая девица к ним присоединилась, бледная и мокрая, они засуетились. Начали в порядок её приводить и успокаивать. Тогда только бутылку вина хорошего и попросили. И всё, их как подменили, и это после одного глотка. Мы было подумали, что их отравили, но бутылку проверили, чисто всё было.

— А почему вы следили за ними? — провёл ладонью по лицу Рома и закрыл глаза от нахлынувшей головной боли. Чёртов дар, как эрили со всем этим справляются?

— Дык, Александр Николаевич попросил нас с Анатолием Филипповичем приглядеть за девушками. Вроде все они из знатных Родов, ну, кроме Ванды твоей. Но с ней тоже не всё так однозначно. Странно, что девчушку свою сюда одну отпустил, местные переживают, как бы беда не приключилась из-за того, что муженька своего она отвергла. Выбора у нас не было, единственные они молодые, бездетные, да неженатые были тогда: Ванда твоя да прибывший казначей. Мы же не знали, что вы вместе, а она о тебе ни разу в тот день не вспомнила. А я говорил Семёновне, что рассказать девчушке всё нужно перед тем, как во всё это втравливать, но та только отмахнулась, мол, никто перед силой божественной устоять не сможет. А оно вон как всё повернулось, — постоянно оглядываясь, практически шепотом поведал, похоже, единственный честный и порядочный человек в этом поселении.

— Это называется верность, — выдохнул Гаранин, открывая глаза.

— А вы, если не секрет, давно вместе? — прищурился Миронов.

— С четырнадцати лет, — не задумываясь, ответил Роман, выведя единственную вероятность случившегося.

— И всё ещё любит тебя,