Похоронное бюро «Хэйзел и Смит». Египетский переполох - Мария Сергеевна Руднева

Джером и хулигански подмигнул.

Лорд Лейтон вышел нам навстречу.

Он выглядел намного лучше, чем когда мы виделись в последний раз.

– Проходите, друзья мои. Я ждал вас.

– Рад видеть вас полным жизни, – улыбнулся Валентайн, проходя в дом.

Я огляделся. Особняк тоже ожил. Повсюду были цветы, ощущался уют, в витринах стояли старинные вещицы.

– Добрый день, сэр! Могу подавать чай? – В дверях показалась девушка, очень похожая на Джерома.

– Да, конечно, Эмили!

– Моя дочь, – с гордостью произнес Джером. – Оставила работу гувернантки и вернулась сюда, помогать лорду Лейтону.

– Здесь стало очень мило, – заметил я вслух.

– О, это все как раз работа Эмили и Спенсера, – засмеялся Джером.

– Просто зачем хранить такую прекрасную коллекцию в темной башне, где ее никто не видел? – пожал плечами дворецкий. – Тем более лорд Лейтон решил, что раз даже тщательно спрятанный экспонат могут украсть… Пусть они будут хотя бы на виду.

– Кстати, об этом! – Валентайн кинул на меня быстрый взгляд.

Я поставил саквояж на стул и раскрыл его.

Лорд Лейтон медленно протянул руку к анкху – и отдернул ее.

– Это правда? То, о чем говорилось в вашем письме? С помощью этой вещи пытались вернуть к жизни мертвых? – дрожащим голосом спросил он.

– Да, у них ничего не вышло, – жестко ответил Валентайн. – Мертвые уходят за пределы смертного мира, таков порядок вещей. И не стоит его нарушать, даже если отчаянно хочется обратного.

– Поверьте, тем призракам, которых насильно удерживали в этом мире, не очень-то это и нравилось, – добавил я.

– Я заметил, – внезапно сказал Спенсер. – Джерому было нехорошо какое-то время. Я боялся, что он исчезнет, не попрощавшись с нами.

– Нет-нет, я бы ни за что так не поступил! – воскликнул призрак. – Я пока еще задержусь здесь, у меня столько незаконченных дел!

Хотя Спенсер и не пересказал его слова лорду, в его глазах блеснула такая благодарность, что я подумал – неужели он все-таки видит Джерома?.. Или хотя бы слышит? Миссис Раджани же видит мистера Ч. М. Блэка просто потому – как она уверяет – что он член семьи?

– В любом случае, эта вещь больше не работает, – продолжил Валентайн. – Теперь это просто египетская вещица, и она готова занять свое место в вашей коллекции. Возвращаю ее вам, Ваша Светлость, и только вам теперь решать, как с ней поступить.

– Что ж… – Лорд Лейтон с явным усилием шагнул к Валентайну и взял в руки анкх. – Значит, такова судьба.

Я кивнул.

Наконец мир вокруг успокаивался. Эмили зашла в зал с сервировочным столиком, на котором было подготовлено все для чая, и я впервые за долгое время почувствовал, что можно просто расслабиться, закрыть глаза, глубоко вдохнуть аромат бергамота и на несколько часов перестать быть гробовщиком, бизнесменом, медиумом – и быть просто Дорианом.

На ум мне пришли строки из Китса – невольного спутника нашего с Валентайном приключения.

«Звон колокола и обрывки фраз… И как бы время ни валило ниц, все-все гармонию рождает в нас»[23].

Коллекция лилий и дубовых листьев

(История из жизни Дориана Хэйзела и Валентайна Смита)

Чем ближе время подбиралось к ноябрю, тем тревожнее мне становилось. И я никак не мог поймать тревогу за хвост. Это заставляло меня нервничать еще сильнее, хотя, казалось бы, дела вошли в свою колею и поводов для волнений не возникало.

Обычная рутина гробовщиков – общение с призраками, с их близкими, поиски золотой середины между высказанными желаниями и финансовыми возможностями… Одним словом, бездельничать нам не приходилось. Но и только. Никаких темных ритуалов, никаких тайн, никаких убийств, с которыми не справился бы Скотленд-Ярд.

Отчаявшись разобраться в самом себе, я заставил Валентайна меня выслушать.

Мой компаньон слушал меня, откинувшись на спинку дивана, небольшими глотками попивая разбавленный виски, и явно используя мою внезапно возникшую потребность в работе как способ отдохнуть от конторских книг.

– Вот! – Я развел руками. – Может, вы сможете мне объяснить?

Валентайн мягко рассмеялся.

– Дориан, я правильно понял, что вы сейчас просите меня объяснить вам… вас?

Я смутился.

– Не совсем, но…

– Так давайте же разберемся. – Валентайн качнулся вперед, упираясь локтями в колени. – Вы сами говорите, что тревожитесь, хотя у нас все хорошо. А что вы чувствовали, когда мы сражались с мумией?..

– Н-ничего?.. – Я поднял брови. – Кроме ужаса, конечно.

– А когда разбирались с тагги?

– Чувствовал, что должен разобраться с ним… Решить проблему…

– Вот! – Валентайн отсалютовал мне бокалом. – Что и требовалось доказать: у вас в минуты опасности включается холодный рациональный ум.

– А в остальное время он дремлет? – обиженно воскликнул я.

– Ну что вы! Просто… В мирное время вы настроены искать опасность. Ждете, что вот-вот что-то произойдет. И тогда вы будете реагировать спокойно и хладнокровно.

– Знаете… Я не хочу еще раз встретиться с чудовищем, – пробормотал я. – Лучше уж я буду тревожиться по пустякам.

Под сердцем неприятно заныло.

Вдруг, глядя на Валентайна, я осознал в полной мере, почему мне так тоскливо именно сейчас.

О своих выводах я Валентайну говорить не стал, однако этот невозможный человек, кажется, обнаружил в себе способность читать мысли. Ничем иным я его поступок объяснить не мог.

Войдя в контору пару дней спустя, я обнаружил, что Валентайн стоит на стуле и вешает на стену стеклянную витрину.

– А это для чего, позвольте узнать? – спросил я.

Чугунные украшения давно нашли свое место под стеклом в приемном зале, а никаких новых контрактов мы в последнее время не заключали.

– Это не для товара, – усмехнулся мой компаньон. – Дориан, оставьте вопросы, лучше идите сюда и помогите мне.

Я удивился, но, сняв пальто, послушно отправился помогать.

При ближайшем осмотре это действительно оказалась витрина. Такие используют лепидоптерофилисты для своих коллекций.

– Вы никак решили собирать бабочек?

– Бабочки в мои планы пока не входят.

– А что тогда?..

– Друг мой, подайте мне вот тот цветок…

Только теперь я обратил внимание на засушенные цветы, разбросанные по столу. Помимо них, на углу притулилась черная игольница, утыканная булавками с черными шляпками, три из которых Валентайн, умолкнув, зажал губами.

По-прежнему не понимая, что происходит, я протянул ему цветок.

Белую лилию.

Других цветов не было – только лилии, белые, как любил Валентайн, белые, как те, что он желал видеть на похоронах, белые, как… Я прикусил губу.

Я не любил вспоминать тот эпизод нашей жизни, но снова и снова возвращался к нему. Чем ближе было Рождество, тем тяжелее было не думать