Рожденные водой - Виктория Павлова

словно из фантастического фильма: одна — как дух воды с направленным на него оружием; другая — как боевой ангел с короткой стрижкой и прямой спиной. Между ними и Дэшем чудовище на песке. В руке Дэша нож. Это керамбит Эштон. И что с ним делать?

— Ну давай же! Говори! — приказывает сестра. — Мне ее так всю ночь держать?

Дэш с трудом вспоминает, чего от него ждут: чтобы он произнес заклятие. Как назло, в голове — пустота.

Русалка пытается встать. Ее лицо совсем рядом: правильный овал, острый подбородок, высокий лоб, на левой щеке три родинки, расположенные полумесяцем, темные полные ужаса глаза за пушистыми ресницами. Она вскакивает, отбросив мать в сторону, и пытается сбежать. Эштон тянет веревку на себя, и русалка валится на нее сверху, сучит ногами и визжит. Дэш скидывает русалку с сестры. Русалка извивается и шипит, а песок летит в глаза. Следующий кадр — русалка тянется к кляпу, чтобы его снять — умудрилась освободиться от стягивающей веревки. Сейчас она скажет что-то, чему Дэш не сможет сопротивляться. Ему противна сама мысль об этом, он не хочет. Лезвие керамбита отражает отблески последних солнечных лучей и его искаженное лицо, красное в свете заката, словно в крови, а потом он понимает, что нож и правда в крови — он сидит над телом и беспрерывно бормочет заклинание.

Но уже бесполезно. Бесформенная масса на песке вместе с цветастым рисунком на платье превращается в ручейки, и ручейки утекают в песок. Поймать их не выходит, на пальцах остается вонючая жижа. Пальцы слипаются, одежда покрывается пятнами. Он роняет нож, который всадил ей в живот. Его рвет, и он не понимает — от запаха крови, отвращения или вины…

Голос матери произносит:

— У тебя инс…кт …ника.

И мир на какое-то время перестает существовать…

У Дэша звенело в ушах. Голову распирало изнутри, чудилось, она вот-вот взорвется, потому что невозможно было удержать внутри то, что случилось, удержать осознание того, что он убийца. Невозможно, невыносимо, и это ощущение оказалось больше его головы и больше тела. Дэш корчился на мокром холодном песке — желудок болел так, будто в него попала серная кислота, и от ее капель жгло горло. Дэша снова вырвало, и судорога свела мышцы живота.

— …шокером… — говорила Эштон. — …тянула?

— Нет, вдвоем … — возражала мать. — …сорвалось…

— …непонятно… — отвечала Эштон. — …еще раз…

Еще раз? Дэш застонал, уткнувшись в песок. Он не хотел такого еще раз.

— Убери… — приказала мать, и окончание фразы унес ветер. — Дэшфорд, — неожиданно твердо произнесла она над ухом, — вставай.

Зачем? Чтобы потом снова оказаться на пляже с ножом и ощутить в руке его тяжесть? Тяжесть поступка…

— К черту это все, — пробормотал он. — Я так не могу.

— Ты молодец, — неожиданно мягкий голос матери его обескуражил.

Она сидела на песке рядом с ним и заглядывала ему в лицо. Раскрасневшаяся после всего, довольная и даже счастливая, мать улыбалась.

— Мама, не надо… вот так…

— Дэфшорд, это наш долг. Ты читал Книгу и знаешь, на что они способны.

Все эти недели он ощущал облегчение: его посвятили в семейную тайну, сделали частью истории, он станет таким же, как мать и сестра, но сейчас вместо гордости от непрошенного могущества внутри поселилась мерзкая тошнота.

— Ты веришь в то, что наш долг — убивать тварей?

У матери то ли от разочарования, от ли от удивления вытянулось лицо.

— Ты же видел, — донесся голос Эштон. Она стояла в паре шагов и вытирала керамбит салфеткой. — Она в платье. Целилась на офис «Петрол Плюс», даю руку на отсечение.

Произошедшее только что будто придало ей сил и улучшило настроение. Она чуть ли не сияла, как и сидящая рядом мать. В свете заходящего солнца они обе казались преисполненными светом древних знаний и умиротворенными от выполненной миссии.

— Да что с вами… — У Дэша снова пропал голос, и он поперхнулся.

— Мы избавляем мир от чудовищ, — твердо произнесла мать. — Они опасны. Простому человеку не выжить рядом с ними.

— Почему? Откуда ты знаешь? Кто-то это проверял? Они же просто защищаются… — Он не мог смотреть на то место, где раньше лежало тело, а сейчас осталась лишь темная жижа, отвернулся, с трудом встал и пошагал по пляжу прочь.

Ему хотелось уйти как можно дальше и больше никогда не говорить о русалках, не видеть Эштон с керамбитом, забыть ощущение ножа в руке и звук, с которым он входит в тело.

— В Мексиканском заливе парализована добыча шельфовой нефти, нефтяники боятся выходить на смены… — Мать шла за ним и говорила о проблемах «Петрол Плюс», сложностях разработки месторождений, риска для жизни простых работяг.

— Так все дело в деньгах? — Дэш остановился и развернулся. Он начинал злиться. Нет, в нем просыпалась самая настоящая ярость, приправленная отвращением к себе и миру, который оказался столь прямолинеен в жестокости. — Русалки мешают бизнесу?

Их догнала озадаченная Эштон, и они с матерью обменялись взглядами.

— Дэшфорд, ты понял, что только что произошло? — не унималась мать. — Ты Охотник! Ведь ты не испугался, ты смог! Это удивительно! Я никогда и предполагать не могла…

— Нет! Нет… — Споткнувшись на песке, он ринулся дальше. Он мог бы убежать от матери, но от себя — нет, и это рождало горькую тоску. Он зашагал к машине, потом подумал, что к ней не надо, лучше добраться до ближайшего города, и развернулся в другую сторону.

— Это твоя природа, Дэшфорд, ты должен гордиться. Это же чудо!.. — почти выкрикнула мать.

— К черту такие чудеса, — пробормотал он себе под нос.

— Дэш! — крикнула вслед сестра. — Что ты делаешь? Мы так и не поняли про «шепот».

Он продолжал шагать. Попытался вытереть руки, но они были в липкой бурой жиже, будто часть тела русалки теперь стала его перчатками. Такими, которые невозможно «снять», даже если долго мыть кожу.

Мать снова догнала его, схватила за плечо и развернула к себе.

— Ты не можешь уйти! Не можешь наплевать на свою суть!

— А я наплюю!

Мать размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

Он с трудом подавил желание оттолкнуть ее так далеко, чтобы она навсегда исчезла из его жизни вместе с его детскими страхами и годами надежды на то, что однажды мама обратит на него внимание и обнимет. Она упустила все возможности — он вырос и в матери больше не нуждался. Теперь он по-настоящему хотел уйти. Уйти и никогда не возвращаться.

— Дэшфорд, прости… — почти виновато пробормотала мать, будто испугавшись того, что сделала. — Ты не можешь уйти. Ты мне нужен!