Как приручить дракона – 3 - Евгений Адгурович Капба

жжения внутри, выпустить ярость и огонь наружу — это был кайф, сравнимый с выпитым залпом поллитровым бокалом холоднющего свежего кваса в жаркий августовский полдень. Ну и еще с парой ощущений, если вы понимаете, о чем я. И нет, я не про секс. Дурак я что ли, такие вещи с сексом сравнивать?

Река необузданного пламени разлилась вокруг меня, языки огня плясали дикие танцы, жар облизывал древние стены некрополя, мертвецы в горящих одеждах носились туда-сюда, дезориентированные и бесполезные… Сколько их было? Двадцать? Тридцать? Кем они были при жизни? Хорошими людьми и честными воинами? Негодяями и мерзавцами? Теперь это не имело никакого значения — все псевдоживые шляхтичи сгорели дотла, оставив после себя лишь горки праха, сабли с обугленными эфесами, нательные крестики, медальоны и перстни.

— Тоже хорошо, тоже пригодится… — Табачников быстро-быстро прибирал ювелирку, и лапки ему вовсе не мешали, а Комиссаров складывал в охапку сабли.

Вдруг раздалось осторожное кряхтенье:

— Кхе-кхе… Вашество… Как бишь вас… Георгий свет-Серафимович… — давешний благообразный мужчинка в саване выглядывал из обугленного входа в центральную галерею. — Вы больше жечь-палить не будете?

— Пока нет, — задумчиво проговорил я. — Но голову оторвать могу. Есть еще желающие?

— Не-не-не-не! — замотал головой мертвый дядечка. — Если и есть — точно не я. Мне ваши слова про кладбище и отпевание очень по душе пришлись, вы сразу меня в помянничек запишите, Юрий я, Михайлов сын… Я этот! Парламентер! Переговоры!

— Однако! — удивился я. — Какие-такие переговоры?

— Ну так его светлости князя Николая Радзивилла Черного, суверенного принца Священной Империи Людей, и, соответственно, пана рыцаря Георгия Пепеляева-Гориновича, дракона, — пояснил он мне.

Учитывая тот факт, что мертвый Радзивилл был личем — то есть его дух, похоже, и вправду не отправился на суд Творца, а прозябал тут, на титулование он право имел. Хотя термины «светлость», «Черный» и «некромант» сочетались довольно спорно. В конце концов, этот могучий дядька в свое время открыл первую типографию на территории Беларуси — пусть тогда эта территория так и не именовалась. И вообще — сделал массу всего полезного, в плане культуры и образования. Достойный был человек, хоть и некромант. И Радзивилл. И я мог его уважить, чего уж там?

— Предмет переговоров? — уточнил я.

— Передача его светлостью вам некоторых материальных ценностей в обмен на выполнение посмертного поручения, — проговорил мертвец.

— Подлости не делаю, маленьких детей не мучаю и другим не разрешаю, свою душу не продаю и чужими не торгую, — откликнулся я.

— Это… Не такого рода просьба. Почти. Ваша честь не пострадает, это гарантированно! — замахал руками странный посланец. — Но как и у вас, у его светлости есть предварительные условия.

— Слушаю внимательно, — я уже понял, что драться более не придется, и даже слегка расслабился.

— Существует ли еще в мире живых род Радзивиллов? — уточнил мертвый пан Юрий.

— О-о-о-о да! — усмехнулся я. — Эта семейка до сих пор не вымерла.

— Знакомы ли вы лично с кем-то из них?

— Увы, да, — вздохнул я.

— Тогда условия выполнены. Прошу за мной! — мертвый дядечка сделал широкий жест рукой.

— Ну да, конечно! Это вы дали маху, сударь мертвец! — фыркнул я. — Для того, чтобы вести переговры, я должен надеть костюм! Как вы себе представляете: с одной стороны его светлость весь при параде, а с другой — я, босиком и с всклокоченной бородой. Мовето-о-он!

— Действительно, — согласился Юрий как-его-там-по отчеству. — Что-то я не подумал…

* * *

Мы встретились тут же, у самого перехода из цокольного этажа в подземелье, только теперь обстановка была гораздо более респектабельной: стол из дубового массива, пара стульев, полдюжины горящих свечей на подсвечнике, бутылка вина, два хрустальных бокала, бумага и писчие принадлежности — мало ли!

Я надел свой парадно-выходной клетчатый костюм за две тысячи, и снова вооружился тростью. Все-таки на мертвецов она производила впечатление не меньшее, чем на хтонических тварей и драконов. Статусная вещь!

Николай Христофор Радзивилл Черный тоже прибыл при полном параде: его черный с золотой инкрустацией готический доспех значительно посверкивал, отражая огонь свечей, глубоко посаженные умные глаза смотрели на меня внимательно, одной рукой он поглаживал свою черную окладистую бороду, другой — сжимал гетманский жезл. Навершием жезлу служил череп натурального демона — я точь-в-точь такой же на картинке видал! Тоже — статусная вещь!

— На правах хозяина позвольте вас приветствовать, ваша светлость! — я сделал гостеприимный жест и отодвинул стул, предлагая присаживаться.

— На правах хозяина? — усмехнулся лич. — Какой амбициозный мальчишка. Как думаешь, если мы схлестнемся с тобой по-настоящему — кто победит?

Я задумался. Для того, чтобы схлестнуться с ним по-настоящему, я должен был бы дать свободу дракону, принять его облик — такой, какой видел в Чертогах Разума. И пускай мое внутреннее чудовище теперь тоже переживает за детишек и научилось говорить «пожалуйста» — вероятность того, что чешуйчатый гад возьмет верх, и я не смогу отмотать все назад — слишком велика.

— Мне бы не хотелось схлестываться с вами по-настоящему, — признался я. — Каким бы ни был исход — последствия будут дерьмовые.

— Это да, — признал лич. — Дерьма кругом будет много. Так что же, ты говоришь — Радзивиллы живы, и могущественны? Кому служат? Живо ли Великое Княжество?

— Нет более могущественного рода в Великом Княжестве, чем Радзивиллы,- признал я. — Служат они только лишь Государю, и более ни перед кем не кланяются.

— Госуда-а-арю? Так что, Тиран одолел в войне и Литва склонила голову? — он заскрежетал зубами. — Московские полки стоят в Вильно? Горько, горько мне… Как могли они, как? Но коль живы Радзивиллы и род не угас — я сделаю что должно…

Я не стал пересказывать ему историю здешней Ливонской войны и ее последствия — нечего расстраивать и так мертвого князя. Просто смотрел на него выжидательно, и не мешал собираться с мыслями. Лич есть лич — что там у них в башке наворочено и бес не разберется!

— Меня перезахоронили в одна тысяча пятьсот семьдесят седьмом году, чтобы я стал стражем здешних пределов, но… Полтысячи лет почти я уже заперт в этом подвале! Камень этих стен давит на меня, давит и не дает выйти наружу! Я — ловушке… И не могу покинуть ее ни