О дивный чуждый мир - Анна Ледова

любит, это Анничка точно знает. И она его… Страсть как любит! Свой же, родной!.. И как только она согласилась на его дурное предложение – чтобы он с мальчишками поехал к свекрови, а она здесь на выходные осталась одна? Точно бес попутал… Накликала беду своей глупостью, придумала себе какую-то усталость. Да какая усталость, когда без них – хоть волком вой?

Как же можно быть такой эгоисткой! Отдохнуть ей вздумалось! Нет, разве это отдых? Когда нельзя к мужу под бочок лечь и обнять его, когда нет ора и беготни с утра? Как она теперь без этого будет? Вот бы проснуться завтра утром, наготовить вкусненького – и всё как прежде…

Боз, конечно, первым делом ещё горячие блинчики схватит, и, пока его ручонки и рот заняты, можно потрепать сына по светлым вихрам. У них возраст сейчас такой, когда от нежностей с возмущением отмахиваются, потому что мнят себя уже взрослыми. Бранко возмущаться не станет, он спокойнее, но в угоду брату обязательно закатит глаза и тоже пропищит: «Ну, ма-аам!..»

Боже, если б не та Анничкина истерика… Были бы сейчас все вместе, как и всегда. Да чёрт с ней, и к свекрови тоже поехала бы, если бы знала! А сейчас – вот… Да плевать, что они от всего мира отрезаны! И на «разрывы» эти, где магия и где драконы, тоже! Анничку от другого отрезали – от семьи, от смысла всей её жизни! Да просто сердце пополам разрубили!

Но как-то продержалась целые сутки. Сначала Кэл от глупости уберёг, потом полковник сумел успокоить, а потом всё завертелось… Бойня в сквере, Альянс, майор, купол… Бесконечно долгий день в толпе взволнованных, паникующих людей. Осознание, что они теперь одни, никто не придёт на помощь. И что только руку протяни – и вот он, чужой мир: злой, враждебный. Да что руку – на собственной кухне чёрт знает что творится! И эта ещё… Старуха в окне, вылитая свекровь.

Так что за чаем Анничка всё же не выдержала и, к своему стыду, позорно разрыдалась на плече полковника Вейстлена.

– Знаете, милая, а вас ведь не это пугает, – старик ласково гладил девушку по плечу. – Не чужой мир, не купол, не война, не одиночество. За родных вам переживать не стоит, да вы и сами знаете, что ваши детки и муж в безопасности. Вы ведь, Анничка, сами себя боитесь…

Анничка его сначала не поняла, но полковник и не стал ей что-то объяснять или втолковывать, как тот психотерапевт, к которому мадам ди Монниц отправила невестку через два месяца после рождения близнецов. А тот заплаченные свекровью деньги отработал сполна, Анничка только недавно это поняла. Убедил, что у неё нет никакой послеродовой депрессии, что все женщины через это проходят, просто надо принимать свои материнские и супружние обязанности, а не бежать от ответственности… И Анничка слушала его, ещё сильнее увязая в мысли о своей несостоятельности и бесполезности. Но запихала все свои слабости глубоко-глубоко, ибо мадам ди Монниц жалующуюся жену считала женой дурной или недостаточно занятой делом…

– Оставайтесь, сколько вам нужно, – предложил полковник. – Вы меня не стесните, у меня ещё две спальни пустуют.

– Я готовить могу, – тут же встрепенулась Анничка. – И дом убирать.

– Вот уж лишнее, – добродушно усмехнулся старик. – Нет, милая, раз вы гостите у меня, то именно гостьей и будьте. Вот моё условие. Вздумаете тут хозяйством заниматься – выгоню сразу, поняли? А готовить и я сам горазд. Скрасите старику время беседами – вот ваша плата и будет, договорились? Так что отдыхайте, Анничка.

Поговорить старик любил. Анничка даже удивилась поначалу, вроде он такой суровый с виду. Как он всех жителей Рэтскволла заставил-то себя слушать! Хотя говорил мало, только по делу, подпуская стальные нотки в голос. И с Кэлом, заметила она, общался совсем по-другому: коротко, ёмко. А вот с ней – будто дедушка с любимой внучкой. Ласково, с улыбкой, ненавязчиво. Сам много интересного рассказывал, да и Анничка вдруг успокоилась. Тоска по мужу и мальчикам никуда не делась, но полковник как-то так умел построить разговор, что девушка вспоминала только хорошее, всё чаще улыбаясь от воспоминаний. И даже мадам ди Монниц вдруг как-то забылась.

Жизнь у Аннички была нехитрая. Родилась в Эльзери, с детства не знала забот. Родители в ней души не чаяли, окружив с рождения лаской и заботой. Никаких бед в родном доме не ведала! Да, балованная – но не вседозволенностью или деньгами, а нежностью и теплом. И сама же их щедро дарила в ответ – сначала родителям, потом мужу.

Так вышло, что Макс, очарованный с первого взгляда её добротой и чисто эльзерской мягкостью, забрал её под венец прямо из-под родительского крылышка – Анничка ни дня не жила самостоятельно. И теперь уже сам окружил её любовью, взяв на себя те заботы, о которых Анничка и понятия не имела… И увёз далеко-далеко, в Отцен, это аж в другой стране. И Анничка приняла всё как должное. Макс – мужчина, он всё решит сам. Да, муж не богат, оттого и предложил сперва пожить у его матери, пока не заработает на собственное жильё. В мужа Анничка верила. Это сейчас Макс простой программист, но он же такой усердный, такой умный! Конечно же, всё у него получится! В Эльзери родню мужа почитали как собственную, и Анничка, конечно же, распахнула всю свою широкую добрую душу свекрови…

Многое, многое она рассказала полковнику. И старик не спрашивал ничего после, не лез в душу, молчал. И Анничка умолкала, заново осмысливая свою прошлую жизнь. Даже молчать со стариком, особенно за вечерним чаем, было комфортно.

– А они ведь нас демонами называют, – вдруг невпопад улыбнулась Анничка. – Это Кэл сказал; у него дома тоже «разрыв» открылся. У него там тоже эта маленькая девушка появлялась, что красные контуры везде ставит.

– А может, они и правы, Анничка, – кивнул Орша. – Каждый из нас обуреваем своим внутренним демоном. Бороться с ним – дело трудное. Но ещё сложнее – признать его существование.

– И у вас демон внутри есть? – смущаясь, спросила она.

– Есть, милая. Конечно, есть. Но я своего знаю. Уж договорился с ним за столько лет…

Анничка замолчала ненадолго, чуть нахмурилась.

– И у меня, полковник?

– И у вас, милая, – просто кивнул Орша.

Анничка ждала, что он продолжит, но старик молчал.

– Вы… Вы как-то сказали, что я на самом деле себя боюсь… То есть этого моего демона, получается?

Старик не ответил, даже не кивнул, просто согласно и