Источник - Дмитрий Александрович Билик

Шесть неподвижных тел, словно находящихся в анабиозе, но готовых ринуться в бой в любое мгновение. Шесть противников, справиться с которыми у нас не было ни единого шанса.

— Семеро там стояло! — ткнул пальцем в стекло домовой, оставив жирный след и сразу начал его оттирать. — Один ушел.

— И что-то мне подсказывает, что точно не до ветра, — произнес я. — Саня, что думаешь, выстоим против них?

Он думал секунды три, после чего выдал свое экспертное заключение:

— Посопротивляемся только если. Домовой — это второстепенная поддержка, а не полноценная боевая единица.

Мои брови удивленно поползли вверх. Вот уж чего я точно не ожидал от Сани, так подобных речей. Видимо, это не его слова, а кем-то давно сказанные.

— К тому же, дом большой, а их много, — продолжал он. — Если полезут, не совладаем. Уходить надо.

Я кивнул. Собственно, ничего страшного не произошло, мой мир не рухнул, а планы не разрушились. Мы все равно собирались в ближайшее время оставлять это жилище. Что называется, спасибо этому дому, мы пойдем к другому. Вот только меня напрягало, что все случилось так внезапно и скоро. Не люблю собираться впопыхах.

А еще стало ясно, что мои перемещения не остаются незаметными для Царя царей. Непонятно, конечно, как он это делает, но суть в том, что я пару раз применил ключ в доме Инги и сразу же получил наблюдателя в лице неживого. Вот тогда надо было уже задуматься по этому поводу, а не отправляться прямиком к Егерю. Ну да ладно, как говорится, война план покажет. Сейчас уберемся отсюда и…

— Значит, быстро собираем вещи и уходим. Гриша, принеси палатку, которая собрана и лежит в коридоре. Митя, ты сгоняй за Юнией, чего она прохлаждается, когда тут такое затевается, Саня…

— Дяденька, — робко подал голос лесной черт, — так лихо нет.

— В смысле нет?

— Ушла она. Сказала, что позже вернется.

— Куда ушла? Когда?

Я был готов рвать и метать. И у меня имелись для этого вообще-то все основания. Там снаружи толпа неживых, а Юния отправилась прогуляться. Словно не нашла другого времени. Да и зачем, спрашивается? Меня даже не спросила. Нет, не то чтобы я был домашним тираном, но мы фактически на осадном положении, когда весь мир против нас: от рубежников до неживых.

Лесной черт промямлил что-то невразумительное, из чего стало ясно, что лихо не отчитывалась перед домашними. Просто поставила перед фактом и сквозанула куда-то на ровном месте. Ну замечательно.

— Собирайтесь. Ждем Юнию и уходим.

Я даже сбегал к себе, покидал какие-то вещи в рюкзак и вытащил со Слова всякое барахло, которое могло пригодиться. Но на душе все равно скребли кошки. И довольно скоро я узнал причину своей тревоги. Моя внутренняя чуйка редко меня подводила.

— Матвей! — закричал Саня, который даже и не думал заниматься сборами, а вместо этого продолжал караулить у окна. — Матвей!

Пришлось мне кабанчиком рвануть к нему.

— Чего кричишь? Услышат же.

— Пока я хозяин над домом, не услышат. У нас тут проблемы посерьезнее, погляди.

Нечисть вытянула руку, хотя я и сам увидел произошедшие перемены. Заключались они в том, что неживых снаружи стало уже на трое больше. И теперь рубежники медленно обходили дом, а один деловито направился к входной двери. Почти как помощник депутата, собирающий подписи. Такой даже спрашивать не будет, просто зайдет.

— Значит, седьмой бегал за подмогой, — сделал я очевидной вывод.

— Хозяин, Христом Богом тебя прошу, давай спасай наши души, — взмолился рядом бес. — Уводи отсюда.

— Юния… — начал я.

— Взрослая девочка, справится. Мы потом вернемся, когда тут не так опасно будет.

Я тряхнул головой, словно пытаясь отмахнуться от реальности. Что значит оставить лихо?

— Матвей! — выпучив глаза, закряхтел домовой, словно у него внезапно разболелись абсолютно все, что только может разболеться в теле. — Началось.

Следом я услышал звон стекла и треск дерева. Впервые я был недоволен тем, что приходится соглашаться с Саней.

Гриша подбежал к ящику со столовыми приборами, сначала вытащил половник поувесистее, затем взял разделочный нож, но в итоге остановился на молоточке для рубки мяса. Мда, боюсь, что неживые этого даже не заметят. Или он собирается их готовить?

— Дяденька! — раздался испуганный вопль Мити снизу.

Я бросился к нему, чуть не столкнувшись с чертом на лестнице. Вот что за дурная привычка орать, а потом бежать мне навстречу? Мите все равно, у него лоб казенный, да еще там рога, хрен пробьешь, а вот мне больно.

— Там, — тыкал рукой в сторону двери черт, даже не думая извиняться за свое опрометчивое поведение.

Под «там» оказалась рука рубежника, который тот пробил окно рядом с дверью и пытался пролезть внутрь. Правда, выходило все весьма хреновенько, у неживого получилось только засунуть руки, после чего он вроде как застрял. Совсем как в тех видео определенного жанра, где у сводных сестер случается подобная оказия, когда они зачем-то лезут в стиральные машинки или под кровать. Вот только если у последних все это происходит из-за слабого сценария и режиссерского произвола, то этот тип вляпался двумя ногами в жир из-за природной магии домового. Главный вопрос заключался в другом, надолго ли хватит нечисти?

Я решил помочь Сане, поэтому без всякого сожаления взмахнул уже дрожащим от нетерпения мечом и отсек сначала одну кисть, а потом другую. Что удивительно, неживой не то что не заорал, он даже не оставил попыток попасть внутрь. Хотя больше всего меня напрягло то, что отсеченные кисти, проворно перебирая пальцами, поползли в мою сторону. Это что еще за зарисовка из «Семейки Адамс»?

— Митя, собери эту гадость в мусорный пакет, — самоустранился я от последствий. — И выкинь в ведро.

Желание быть хорошим чертом у Мити оказалось сильнее страха перед живыми руками. Поэтому он глубоко вздохнул и побежал за пакетами.

— Хозяин! — заорал откуда-то из зала бес.

Вот ведь фигаро! Только что был наверху. Пришлось бежать на выручку к Грише. Того я обнаружил в весьма странном состоянии. Он, почти всхлипывая, громко матерился, нанося удары топориком для разделки мяса по застрявшей в теперь уже пустом проеме разбитого окна голове рубежника, оставляя на лбу багряные полосы. Больше никаких неудобств неживой не испытывал, не считая того, что не мог сдвинуться с места, несмотря на отсутствие каких-то видимых