В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Лилия Талипова

Я глубоко вздохнула, хоть и присутствие кузена меня действительно радовало. Он не церемонился, никогда меня не жалел. В детстве раздражало: мы часто дрались, я считала, что джентльменам положено уступать дамам. Но благодарна, что Эдмунд никогда этого не делал. Я искренне хочу ненавидеть все, что произошло после смерти мамы. Но почему-то люблю. Люблю каждый миг. В памяти они отложились теплым медово-огненным пятном с золотистым отливом, как самые счастливые и яркие моменты жизни. По заветам Эдмунда приняла горячую ванну, потом спустилась к обеду. Папа приготовил так любимую мамой индейку: с итальянскими приправами, под медом и винным уксусом. Он готовил ее на каждый день рождения мамы с того момента, когда впервые увидел рецепт в какой-то телепередаче. Мне было десять.

Я переживала, что обед пройдет в мучительной тишине, но прошел еще хуже – в нелепых попытках в разговоры и неуместных шутках, после которых шел истеричный смех. Никто не плакал, но лица у всех были опухшие, уставшие. День прошел мимо меня. Я занималась обычными делами: помогала папе убрать со стола, помыла посуду, навела в доме порядок, позже мы расселись в гостиной, разговаривали на самые отвлеченные темы.

XXXVII

Мне не спалось. Тщетно пытаясь хоть немного отдохнуть, все невольно думала о Томасе. Казалось такой глупостью тосковать по тому, кто жив, намеренно разлучаться с тем, с кем расставаться совсем не хочется. Обстоятельства чрезвычайно сильнее нас? Едва ли в масштабах целой жизни они имели хоть какой-то смысл. Мелькнула безумная мысль о том, что было бы, гомеровским человеком брось я все и останься там, в Гриндельвальде, рядом с Томасом. Рядом с тем, которого я совсем не знала, о котором не знала ничего. Разве выбирая шанс на любовь, даже совсем призрачный, я не выбираю себя?

Преимущественно посещали стыдные, безнравственные мысли, которые лишь безрезультатно пытались заполнить пустоту внутри.

– Как ты? – Асли неожиданно выступила из ночной темноты и вальяжно разлеглась на кровати рядом со мной.

– Хорошо, – прошептала я.

– Я знаю, что это не так.

Мы помолчали. Асли потеряла мать в настолько раннем возрасте, что я часто забывала об этой важнейшей детали ее биографии. То есть для меня это всегда было какой-то аксиомой: мама Асли умерла, Асли страдала, Асли скучает по ней. Ведь все мы испытываем тоску по кому-то, все из-за чего-то грустили. Только тогда я поняла ее в полной мере, но в то же время недоумевала, что кто-то мог испытать такую же боль намного раньше. Ведь она такая моя, такая непонятная, такая недоступная другим. Внутри розовым садом цвело чувство вины. Оно кололо шипами, холодно благоухало, морозило сердце, выворачивало желудок. В носу защипало, по щеке покатилась студеная слеза.

– Смотри. – Асли подняла сверкающую руку и провела ею по воздуху, когда на кончиках пальцев стали образовываться золотые звезды.

– Красиво, – слабо улыбнулась я.

– Мне кажется, что не фидэ делает нас сильнее, а мы – фидэ, – загадочно сообщила Асли темноте. – Ты не задумывалась, почему из такого количества людей она выбрала именно нас?

– Думала, но так и не нашла ответ, – поджала я губы, но, едва заметив это, быстро расслабила.

– Фидэ – лишь дар. Он не способен что-либо понять, я думаю, – рассуждала Асли. – А уж тем более выбрать. Ваша встреча говорит только о том, что это ты, и никто другой, своими поступками и желаниями притянула ее к себе. Ничто в этом мире не происходит без усилий. Ничто не достается просто так. Остается только понять, чем именно ты привлекла фидэ. Что особенного именно в тебе?

– В чем смысл, если мы не можем защитить любимых?

– Смысл в том, что мы их будем помнить. И помнить будут другие после нас. Когда меня звали Гьокче, мы жили в юртах и поклонялись небу, я частенько приходила на курганы, даже зная, что там нет тех, кого знала лично. Не знаю, к чему я это…

– Может, так говорит через тебя Гьокче?

– Иногда мне правда кажется, что они до сих пор живы внутри меня. Постоянно что-то нашептывают, о чем-то спорят…

– Например, о вреде лжи? – за скрипом двери послышался тихий голос кузена.

– Эдди! – шикнула я и, неуютно поерзав, присела на кровати. – Я могла быть не одета!

По спине пробежал холодок. Никто не обязывал нас хранить тайну фидэ, но где-то на подкорке сознания приелось поп-культурное всем известное правило: колдовство должно быть сокрыто от непосвященных. И хоть Эдди я бы доверила свою жизнь, покоробил сам факт, что мне не дали время обдумать, решить самой. Проще говоря, я совсем не предполагала, что семья узнает, да и не задумывалась вовсе, чтобы обсуждать это с кем-то за пределами Гриндельвальда. Будто фидэ имела право голоса лишь там, меж высокими горами.

– Брось, что я там не видел?

– Эдмунд! – возмутилась я.

– Симпатичные искорки, – заметил он. – Асли, не слышал, как ты вошла.

– Ты спал, – невозмутимо солгала она.

– Да? Вроде нет. Внизу сидел, смотрел передачу. Вы знали, что отпечатки пальцев коал схожи с человеческими? Чисто технически, может коала подставить человека, если, скажем, совершит убийство?

– Эдмунд, чего ты хочешь? – устало потерла я переносицу.

– Так бы сразу, – ухмыльнулся кузен. – Мне надо из города убраться.

– А мы тут причем?

– По дороге невыход. Видишь ли, я немного влип, любимая кузина. И мне нужны чуть более неординарные способы, – он прошел вглубь комнаты, развернул стул и вальяжно расположился на нем, закинув ногу на ногу. В тот момент я ощутила в нем что-то странное, исходящий холод, почему-то это сразу вызвало у меня ассоциацию с ледяными руками смерти.

– Эдди, что ты натворил? – хмурилась я.

– Кое-что кое-кому задолжал.

– Правильно я понимаю, ты связался с опасными людьми? – пыталась я сохранять спокойствие, тщетно игнорируя тошнотворный аромат, становившийся все сильнее. Так пахла мама. В последний раз, когда я говорила с ней за мгновение до того, как ее от меня скрыла крышка гроба. Эдди пах смертью.

– Людьми – едва ли подходящее слово, – криво усмехнулся он, сверкнув белыми клыками в сумеречном свете.

Вопросов была уйма, но я не стала озвучивать ни один. Мне хотелось знать, что произошло с братом, но уже чувствовала: эта история тоже пропитана чем-то потусторонним. От Эдди исходила немая угроза, но не в мой адрес и не в адрес Асли, а направлена куда-то в воздух, кому-то другому, я боялась даже предположить кому.

– Когда? – вмешалась Асли. – Когда тебе надо