Дом бурь - Йен Р. Маклауд

клонит метеовед. – Я не первокурсник. Разве что формально, ведь на самом деле я опоздал на целый год, если вы понимаете, что я имею в виду.

Эйрс, на лице которого по какой-то причине все еще читалось сомнение, кивнул.

– А знаете, что говорят о телеграфистах?

– Что?

– Не стоит посвящать их в секреты, потому что они, вероятно, и так все уже знают.

Ральф ухмыльнулся. Эту шутку он слышал впервые.

– Когда вы уедете, а потом возглавите свою гильдию в Лондоне, вы же будете помнить, как обстоят дела у нас, на Западе?

– Конечно. Обещаю. Хотя до того я еще много раз вернусь в Инверкомб. Это я тоже обещаю.

– Ну конечно, вы вернетесь, молодой человек.

Метеовед снова вытер лоб, шмыгнул носом и ушел. Предоставив младшим садовникам возможность продолжить странный труд и отказавшись от идеи поглядеть на бухту Кларенс, Ральф вновь задумался об их с Мэрион планах, о времени и месте встречи, путешествии на остров Пенн, один из Блаженных островов, на борту «Вертикордии» с ее удобными койками. Конечно, в его намерения не входило навсегда разрывать все контакты с Англией. Он воображал, что, вероятно, позвонит матери через несколько сменниц и что она в конце концов все поймет. В конце концов, разве ей самой не было свойственно стремление к независимости? Через два-три года, когда его теория врожденной адаптации будет доказана и доведена до совершенства, они с Мэрион смогут вернуться домой на своих собственных условиях. Тогда он будет вполне готов изучить догматы гильдии и взвалить на себя бремя вельграндмастера. На самом деле он сделает это с радостью. К тому времени мать снова будет рядом с ним, и Мэрион тоже. Воодушевленный Ральф не сомневался: то, что он узнал и чему научился на Западе, ему очень пригодится.

XXIII

Это был последний день сентября, и прежняя жизнь Мэрион тоже подошла к концу. В то утро, после молитвы и завтрака с другими младшими горничными, она взяла щетку и ведро и, как обычно, пошла чистить каминные решетки. Ральф приноровился спать допоздна, его мать была в отъезде, и дом казался холодным и заброшенным. Когда в западной гостиной Мэрион наклонилась, выгребая пепел, накатила волна тошноты. Ей повезло, она успела добежать до гардеробной у парадной лестницы – даром что пользоваться удобствами для гостей было категорически запрещено, – прежде чем ее вырвало. Мэрион прополоскала рот и посмотрела на себя в чистейшем зеркале с богато изукрашенной рамой. «Это, – подумала она, – жизнь, которую ты сотворила». Вернувшись к своим обязанностям, чистя и полируя решетку, Мэрион обнаружила, что вдыхает густой запах аммиака и не спешит заканчивать начатое.

– Замечталась, да?

Это была Сисси Даннинг, и Мэрион быстро встала, чтобы сделать легкий реверанс, как того требовали правила на случай встречи со старшими слугами в главной части дома, пусть при этом у нее и самую малость закружилась голова.

– Извините, мистрис. Не слышала, как вы вошли.

– Я бы хотела, чтобы все всегда работали с такой самоотдачей. Кстати, ты хорошо себя чувствуешь? Выглядишь немного…

– Я в порядке, мистрис. Но спасибо, что спросили.

– Ладно. Это хорошо. – Сисси потирала руки. Звякнули одни часы. Загудели другие. Приближалось восемь утра. – Полагаю, мастер Ральф сегодня будет собирать вещи. И я просто хотела сказать, что не возражаю, если ты поможешь ему, как только он встанет и ты закончишь с решеткой.

– Спасибо, мистрис. Но сегодня я работаю до обеда. Наверное, пойду домой.

– Конечно. И… что ж, я знаю, что тебе трудно. Я понимаю. Если нужно будет поговорить, сейчас или позже, придешь ко мне?

Мэрион кивнула.

– Приду, мистрис. И спасибо вам.

Сисси улыбнулась, помедлила и пошла прочь. Вздохнув, Мэрион вернулась к камину.

К одиннадцати, когда у нее закончились все обязанности и отговорки, Ральф все еще не встал с постели. Скомкав фартук и бросив его в корзину для грязного белья, она миновала задний коридор, осторожно открыла восточную дверь и, нырнув под развевающуюся стирку, вышла на дорожку, ведущую к главным воротам. Ветер завывал. Небо заволокло тучами. Мэрион покидала Инверкомб, никого не предупредив. Она была худшей из младших горничных.

Ральф проснулся от какого-то замысловатого сна, но тут же его позабыл. Он позвонил, чтобы ему принесли завтрак, и поковырялся в нем, прежде чем отложить в сторону и одеться. Полдень, но за окном только метеоворот казался отчетливым – как часть коллажа, покрытый поталью фрагмент какой-то другой картины. Наступил тот самый день. У Мэрион уже были билеты на «Вертикордию», которая отправлялась из Бристоля на остров Пенн завтра с утренним приливом, и они должны были встретиться в девять вечера на станции Латтрелл, чтобы успеть на последний поезд.

Ему следовало упаковать багаж для двух поездок, и он начал с более простой задачи, пусть и предполагавшей намного больше вещей для Хайклэра, куда Ральф не собирался отправляться. Новые чемоданы, заказанные матерью, сладко пахли кожей и магазинными витринами. Рубашки и пиджаки. Галстуки и спортивное снаряжение. Казалось важным, чтобы у Ральфа, отбывающего в Хайклэр, имелось при себе все необходимое. Его взгляд остановился на раковине апорраиса на каминной полке. Он взял ее и задумался, почему у брюхоногих раковины всегда закручены по часовой стрелке. Приложил к уху, улыбнулся и пристроил поверх стопки рубашек, прежде чем застегнуть чемоданы. Все готово; сложено и рассортировано, как научила мать во время долгих путешествий по Европе из отеля в отель, гораздо лучше, чем это мог бы сделать какой-нибудь невежественный носильщик или горничная.

Он вытащил из-под кровати просторную холщовую сумку, найденную в подвале особняка; возможно, даже мастер Тернер мог бы позволить себе взять в дорогу что-нибудь поприличнее, но придется обойтись тем, что есть. Что же Ральф мог увезти с собой на Блаженные острова? Его одежда была слишком нарядной, слишком маленькой или чересчур поношенной и испорченной. Его книги… ну, он начинал склоняться к точке зрения матери: в них содержалась всего-навсего информация, и к тому же Ральф знал, что, начав выбирать, уже не сможет остановиться. Ракушки, перья, листья, плавник – все это было записано, а если и нет, уже слишком поздно. Вчера вечером, после нескольких дней внутренней борьбы, он наполнил ту же холщовую сумку отцовскими камешками и отнес их на берег. Начался отлив, и Ральф забросил их далеко за границу неспокойной воды, в сторону окутанных облаками холмов Уэльса. Он оставил числобус с отцовским посланием напоследок, но эта штука столько раз побывала в его руках, что почти иссякла. Просто еще один камень, если не считать