Рокировка - Василий Анатольевич Криптонов

ждёт праздника, прямо как мы в детстве ждали Рождества, помнишь?

— Угу, — соврал я.

— Каково ей будет одной, в подвале…

— Грустно и одиноко. Но если хочешь, потом мы устроим ей… Когда у неё день рождения?

— Кажется, где-то в конце сентября, — пожала плечами Надя.

— Ну, вот, — кивнул я. — Сделаем что-то особенное. Если, конечно, к тому времени будем живы… В общем, не стоит гадать. Когда ты видишь лишь два варианта, жизнь любит исполнять третий — которого вообще никто предугадать не смог. И тут уж заранее не подготовишься.

Как показали ближайшие события, моё предсказание сбылось.

* * *

Мы с Надей не вошли, а буквально ворвались в дом, бросив машину на подъездной аллее. На нас, точно такие же всполошённые, кинулись дед и Нина.

— Тише, тише, умоляю вас! — зашептала Нина, сложив руки у груди. — Его высочество сразу после вашего отбытия что-то уронили, и Китти всполошилась. Пришлось сказать ей, что Костя остался дома!

— Китти! — пискнула Надя и посмотрела на меня.

— Ясно, — кивнул я. — Значит, бегу к себе.

— Что — допрос? — вмешался дед. — Как прошло?

— Ну ты же видишь, мы оба вернулись, — отмахнулся я. — Надя всё расскажет.

Я бегом взлетел по лестнице, ступая так, чтобы не издать ни звука. Так, вот моя дверь. Я повернул тихонько ручку — заперто.

Отлично! Пронесло.

Теперь — дверь в комнату Нади. Тут, как и было сказано, открыто. Я вошёл и включил свет — за окном уже совсем стемнело. Платьев на кровати не было. Ключа на столе — тоже.

Я подошёл ближе, внимательно осмотрел стол, заглянул под него.

Ключа не было.

Ну, если до сих пор не поднялся переполох, значит, Китти решила приныкать ключ до лучших времён. Опять же — пронесло. Вот тебе и третий вариант, синтезировавшийся из первых двух: ключ Китти взяла, но пока не использовала. Может быть, благоразумно ждёт ночи.

Надо бы найти её и мягко, без излишней жёстокости выбить дерьмецо. Шутки шутками, но мне это уже не нравится. Сначала тот медальон, который она нашла в кармане Кости после падения с моста и прикарманила. Теперь — забрала со стола у Нади ключ. И это — только то, о чём я узнал случайно. А сколько она натащила такого, до чего мне дела нет? Столовое серебро, всякие безделушки, может, даже и деньги. Мы, конечно, не обнищаем, да только держать вороватую прислугу — не самая благоразумная затея. Как бы вместо «праздника» не пришлось Китти искать новую работу.

Впрочем, сначала я с ней как следует поговорю, а уж потом подумаю, доводить ли эту информацию до деда со всеми вытекающими. И прежде чем начну разговор, мне нужно переодеться в домашнее — чтобы всё действительно выглядело так, будто я не уходил из дома… Да, точно. Сейчас — к себе в комнату, переодеться, проверить, как там состояние великого князя. Потом — отыскать Китти и дать леща. А дальше можно и спать лечь. Завтра день тоже будет очень непростой.

Обретя твёрдую почву под ногами, я принялся претворять свой план в жизнь. Вышел из комнаты Нади, подошёл к двери в свою комнату. Достал из кармана связку ключей, вставил нужный в замочную скважину. Повернул. Замок был смазан отлично — я об этом позаботился — и не издал ни звука.

Я приоткрыл дверь, шагнул в тёмную комнату — шторы здесь с некоторых пор были задёрнуты наглухо — и остановился. А через секунду сделал шаг назад и тихонько прикрыл дверь. Вынул ключ, положил его в карман, прижался к двери лбом и закрыл глаза. Стоял так долго. Минут пять, наверное. Пожалуй, впервые за обе свои жизни я пожалел о том, что обладаю особенным зрением, позволяющим видеть в темноте.

Что делать — я понятия не имел. Надо ли что-то делать — тоже.

Я медленно спустился вниз, в гостиную, подошёл к бару, достал оттуда бутылку коньяка. Прошёл в столовую, где Надя переживала второй за вечер допрос, взял там пару бокалов и надел их сверху на бутылку. Провожаемый недоуменными взглядами, так же медленно и молча пошёл обратно.

— Костя? — шёпотом окликнули меня уже у двери в мою комнату.

Я повернулся. Надя стояла в двух шагах от меня и смотрела широко раскрытыми глазами.

— Что случилось? — спросила она.

Я переместился так, чтобы Надя хотя бы частично отгораживала меня от двери и прислонился к стене.

— Многое, — честно признался я.

— Костя, ты можешь нормально объяснить? У меня сейчас сердце выпрыгнет! — шёпотом закричала на меня сестра.

— Не могу, Надя, не могу… Нет в языке аристократов подходящих случаю выражений…

— Китти забрала ключ?

— Забрала.

— О боже! Она всё узнала?

— Не узнала.

— Значит, всё хорошо⁈

— Ну, кому-то сейчас очень хорошо…

— Костя, я ничего не понимаю!

И тут дверь в мою комнату приоткрылась. Надя развернулась, подняв порыв ветра полами платья, и уставилась на Китти.

Китти выплыла из комнаты с мечтательным выражением на лице, с растрёпанными волосами, в кое-как надетом, перекошенном и измятом старом платье Нади.

Я опустил голову, постаравшись скрыться из виду.

— Китти! — воскликнула Надя.

— Надежда Александровна! — Судя по звуку, Китти подпрыгнула. — Я… А я… Я забрала ваши платья, спасибо вам большое!

— Что ты делала в комнате моего брата⁈

— Ох, я… Всего лишь… Их сиятельство захотели пить… Я просто подоткнула ему одеяло… Я ничего такого не делала!

И Китти бегом унеслась в противоположную сторону — в то крыло, где обитала прислуга. Хлопнула дверь. Я оторвался от стены.

— Костя… — пролепетала бледная Надя.

— Иди к себе, — сказал я устало. — Забудь.

— Но…

— Надя — всё. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи…

Я вошёл в свою комнату и включил свет. Великий князь Борис, лежащий в растерзанной пижаме на растерзанной постели, зажмурился.

Подойдя к столу, я поставил на него бокалы, открыл бутылку и плеснул в каждый на два пальца. Один протянул Борису — тот безропотно взял. Стукнув своим бокалом о его, я залпом выпил приятный жгучий напиток и глубоко вдохнул. Потом — выдохнул.

Борис от коньяка закашлялся, но тоже выпил всё до капли. Протянул бокал обратно мне, поднял слезящиеся от света глаза.

— Костя, — шёпотом сказал он, — а можно я останусь у тебя жить насовсем?.. Меня даже не будет смущать, что меня называют тобой…

— Ты же помнишь наши планы, — сказал я.

— Помню, — вздохнул Борис.

— Ну так ложитесь спать, ваше высочество. Завтра нам предстоит трудный день.

Вернув бокалы на стол, я подошёл к двери, выключил свет и, не раздеваясь, с облегчением плюхнулся на диван.

Так или иначе, но этот безумный день закончился. На очереди — следующий.

Глава 26

Покажи свое лицо

Несмотря на то, что Надя не выходила из состояния паники, задуманная мною авантюра продолжала разыгрываться, как по нотам. И, в точном соответствии с изначальной задумкой, круг людей, вовлечённых в неё, расширялся.

Это меня не сказать, чтобы слишком радовало. Я бы предпочёл в случае провала отвечать за всё единолично. Но сам, без помощников, я бы не сумел всё это провернуть никогда в жизни. К тому же каждый из этих помощников ни о чём даже не задумался — все были готовы помогать. Вероятно, потому, что считали себя обязанными мне по гроб жизни.

Сам того не заметив, я собрал вокруг себя надёжных и преданных людей, на которых мог положиться даже в такой, прямо скажем, чудовищной ситуации. Одна беда — у большинства этих людей ещё молоко на губах не обсохло. Такие недуги время лечит, конечно, и лечит превосходно — но не быстро.

Всю первую половину дня я провёл в разъездах. Из дома — к академии, оттуда — домой, из дома — к Вове. Вова, став аристократом, совершенно испортился, даже пожрать не предложил. Он, мол, теперь дома столоваться изволит, а в гараж только иногда заходит, для острастки.

Толкового управляющего Вова так и не нашёл, занимался делами сам. И, как я подозревал, не брезговал иногда и ключ в руки взять, чтобы наглядно объяснить работникам, как надо работать.

Бизнес неуклонно рос. Теперь Вове принадлежали уже три стоящих рядом гаража, и пригоняли к нему не одни только развалюхи.

— Не изволь беспокоиться, сиятельство, — сказал Вова. — Присмотрим, в лучшем виде.

— Головой отвечаешь, — честно сказал я.

— Ну, моей-то голове бояться уже нечего, — усмехнулся Вова. — Она такое пережила… Кстати, меня твоя тётушка, Нина Романовна, на свадьбу пригласила. Вот, хотел посоветоваться: это она так, из вежливости, или правда приходить надо?

— Нина Романовна принадлежит