В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Лилия Талипова

– Ты всегда разговариваешь только вопросами? – тепло, но вымученно улыбнулся Томас, растянув пухлые губы. От складок, образовавшихся в уголках его глаз у меня на миг сбилось дыхание. Я поспешно отвела взгляд, так и не удостоив его ответа. – Что мешает тебе колдовать? – тема застала врасплох, потому я едва встрепенулась.

– Не знаю…

– А что говорят фидейи?

– Ни у кого нет предположений. Клеменс тоже не знает.

– Клеменс? – нахмурился Томас.

– Моя предшественница.

– Я знаю, кто такая Клеменс. Она ведь… мертва?

– Да, но она приходит ко мне во снах, да и в Фидэ-холле мы можем общаться.

– Элисон, ты ведь знаешь, что так быть не должно? – Мне не нашлось что сказать. Клеменс пугала с самого начала, но я объясняла простой трусливостью перед неизведанным. – Ты говорила об этом с другими? – Я покачала головой. – Что ж…

– Я и без того чувствую себя неправильной. Имею в виду, я ведь это не выбирала. Не просила. Нет, конечно, здорово быть особенной, обладать колдовством, но теперь я чувствую себя чужой не только среди обычных людей, но и среди фидей. Я как бы… Всегда в стороне, бесталанная, бестолковая, всем чужая и неправильная. А тут еще и итейе… То есть я понимаю, что они угроза, но знаешь, все еще не могу поверить, что кто-то способен причинить мне настоящий вред. Не глупо ли? Меня вырубали, запирали в клетке, я убегала от погони по лесу… А все равно не чувствую связи с реальностью, будто все это игра или фильм, или дурацкий сюжет плохой книги.

– Понимаю… Я знаю, о чем ты.

– Ой, не строй из себя изгоя. Ты слишком красив, чтобы не пользоваться популярностью, – ляпнула я и тут же прикрыла рот рукой.

Томас очаровательно рассмеялся, оголяя верхние и немного нижние зубы. Да я почти в рот ему заглядывала, раз помню насколько у него ровные и белые зубы.

– Жаль твою сестру, – бросила я после затянувшегося молчания.

– Что? – недоумевающе спросил он.

– Жаль твою сестру, – повторила я, а перед глазами встали жуткие картинки разбившейся мотоциклистки.

– Как ты узнала о ней? – насупился он.

– Ты рассказал, – с полной верой заявила я.

– Не рассказывал.

– Рассказывал, – не зная улыбаться или хмуриться, я делала и то и другое. Думала, Томас надо мной шутит, смеется.

– Нет, Элисон. Не рассказывал, – он медленно встал и подошел к окну.

– Откуда еще мне знать подробности той аварии?

Третье октября две тысячи двадцать третьего года. Погода стояла ясная, ночь была на удивление теплая, безветренная. Ничто не могло пойти не так для двадцатипятилетней Джули. Ничто, кроме Dong Feng DF6, вылетевшего из-за угла слева так, что Джули не оставалось ничего, кроме как резко вырулить вправо, где по самому неудачному стечению обстоятельств находилась стройка, на которой как раз готовились устанавливать шпунт ларсена: детали были разложены ровными стопками и для большей надежности, закреплены арматурой. Смерть наступила не сразу. Она долго хватала ртом воздух, цеплялась за жизнь, но не могла даже позвать на помощь. Водитель автомобиля шестидесятитрехлетний джентльмен впервые за десять лет выпил бокал вина: у него родилась еще одна внучка. Он не рискнул подойти ближе, но скончался спустя пару часов от разрыва аневризмы сосудов головного мозга.

– Томас…

Я встала и подошла к нему, тоже скорбя о девушке, которую знала лично, но с которой никогда не была знакома ни в этом, ни в предыдущих воплощениях. Кошмарным пятном роршаха передо мной встает распластанное тело, из живота торчит арматура, а изо рта тонкой струйкой течет кровь. Я никогда не видела ее живой. Я знала ее только мертвой.

– Прости, я не должна была… – прошептала, встав рядом.

– Все в порядке. Просто… Давай не будем, хорошо?

– Ты еще скорбишь?

– Да, – повернув голову в четверть оборота, он заглянул темными зрачками мне в лицо, когда его теплые пальцы дернулись и, сначала неловко коснувшись моих, сплелись с ними в замок.

Я не могла отвести глаз от наших сцепленных рук, но не могла и ослабить тот узел. Не хотела. Томас снова натянул грустную улыбку, на правую сторону чуть длиннее.

– Присядем? – предложил он.

Я коротко кивнула, и, все так же держась за руки, мы вернулись к дивану. Томас вновь накрыл мои ноги, а я опасливо положила голову на его плечо. Размякнув от чая, тепла и заботы, сама не заметила, как уснула.

XXXIII

Мне снился беспокойный сон. В нем я видела вороненка, только в этот раз он превратился совсем не в итейе Милоша, а в маму. Я душила собственную мать. Отчетливо видела, как краснели ее глаза, как синело и багровело лицо, как отчаянно она пыталась сделать хотя бы маленький вдох. В отличие от Милоша, мама вырывалась, скулила, била меня по рукам, пыталась царапать. Вновь я не отступила.

Пробудилась от голосистого крика. Окатывалась потом, продолжая утопать в пронзительном, громогласном, звонком реве, лившемся от самого сердца, до боли терзающем легкие, грудь, горло и связки. Несмотря на то что внутри все жгло, словно туда наживую заливали расплавленное золото, я продолжала вопить, оповещая весь мир о том, что той ночью мамы не стало.

Вернул к реальности звонок телефона. Это был папа. Он сообщил, что маму сразил сердечный приступ.

– Соболезную, – сказал, прежде чем завершить разговор.

Потеря близкого человека лишает рассудка. Опустошает. Это совсем не больно. Думала, будет колоть и резать где-то в сердце, а оказалось, это ощущение сравнимо с тем, будто из тела выкачали всю кровь, а вместо нее пустили холодную соленую воду. Когда хочется вытащить руками собственные вены или снять кожу, когда хочется вылезти из своего тела и забыть, что оно существует.

Терять близкого не больно. Это ощущается, как проснуться выморочной ночью в холодной постели и не суметь отогреться даже под одеялом. Ощущается, как внезапно оказаться посреди осиротелой пустоши, в которой нежарко и не морозно. В которой настолько сухо и серо, что единственное, чего хочется, – это зарыться под землю, не видеть, не слышать.

Терять близкого не больно. А хотелось, чтобы было больно. Лучше плотски чувствовать скулеж своего сердца, чем молчаливую, эфемерную тоску по тому, кого больше никогда не увидишь. С прибытием осознания, что вдруг резко не стало того, кто был рядом всю жизнь, что он внезапно исчез, без фальши и преувеличения все теряет всякий смысл. Брожу по сторонам, ищешь его, но он постоянно сбегает.

Может, сходить в пекарню? Как-то там был вкусный ягодный пирог.

Я оделась, уже стояла у двери, когда поняла, что на