Ещё три сказки, сказ и бонус - Андрей Арсланович Мансуров

на тех китайских драконов, которых они носят на шестах на своих карнавалах?

— Ну-у… возможно ареал обитания захватывает и прибрежную зону Китая. И когда-то шторма выбрасывали на берег как раз вот таких созданий! Согласитесь — это запомнилось бы!

— Да, возможно… Но всё же скажите, профессор… Какая польза может быть для науки, если вы действительно найдёте и даже выловите своего дракончика? — в прагматичности подхода старого морского волка не было ничего удивительного.

Так же, как не было ничего нового в ответах профессора — о величии загадок Природы, о неизвестных Науке обитателях глубин, о новых способах освоения богатств Океана…

Разговор продлился заполночь.

В пять утра профессор с Хацармавефом уже бодро меняли использованные поглотители углекислого газа, и перезаряжали аккумуляторы своего детища от переносного генератора с бензиновым двигателем. К шести хмурые невыспавшиеся матросы снова задраивали мощный люк и отсоединяли телефонный провод. Выпустив две струи воды, батискаф отошёл от борта.

— Ну, как там сегодня наш глубиномер?

— Пока нормально, сэр, показывает уже пятьсот метров.

— А скорость спуска?

— Поддерживаю ноль четыре в секунду.

— Нет, это медленно. Так займёт часа четыре… Сделай-ка ноль шесть.

— Слушаюсь, сэр. Выполнено. — глухо чмокнули клапаны, и балластные цистерны приняли ещё воды. На ощущениях, впрочем, это никак не сказалось — с тем же успехом они могли просто висеть в вакууме Космического пространства. Неподвижность казалась полной. А так как за иллюминаторами было черно, хоть глаз выколи, движения не ощущалось вовсе. Только чуть поскрипывал корпус сферы, да слышалось дыхание учёных.

— Хорошо. Займёмся камерами.

Фотографические камеры, тоже сделанные по спецзаказу профессора, были заряжены, и оснащены специальными незапотевающими объективами. Но вот фотопластинки влаги боялись — поэтому и корпуса камер, и боксы с пластинками были герметичны.

Однако в тесной кабине даже они мешали весьма сильно, и их установку откладывали до последнего. Но теперь уж тянуть с ней смысла не было. Закрепив на кронштейнах с помощью болтов портативные аппараты, учёные обнаружили, что батискаф преодолел рубеж двух километров.

Поскольку двигатели не были включены, спуск проходил практически вертикально. Цилиндрическая форма аппарата не позволяла ему планировать, сколько-нибудь отклоняясь в стороны — всё же это не планер, как для воздушной среды, а аппарат вроде подводной лодки… или дирижабля.

— Открываю четвёртую банку с поглотителем. — Хацармавеф периодически поглядывал на датчик углекислого газа. Кислород кончался в тесной кабине очень быстро, поэтому дозатор с часовым механизмом сам выпускал строго отмеренную дозу живительного газа каждые пять минут. А вот придумать устройство, которое само, автоматически, следило бы и поддерживало уровень Це-о-два, даже химики Берлина не смогли. Ничего, следить за стрелкой нетрудно.

— Так, ладно. Придётся отключить свет — чтобы глаза привыкли. Новую банку нужно будет открывать каждые пятнадцать минут. Поставь-ка таймер, и я гашу свет.

Теперь они спускались в кромешной темноте. Разноцветная подсветка шкал приборов наполняла людей в тёмной кабине странным чувством — словно приближается Рождество, и они, словно ведшие себя весь год хорошо, послушные и примерные дети, в полутёмной каморке чулана ждут начала Волшебных превращений и подарков от Санта-Клауса…

Однако напрасно учёные пытались хоть что-то рассмотреть в проносившейся мимо темноте.

Ничего. Но они упорно продолжали вглядываться, открывая по банке поглотителя каждые пятнадцать минут — по звонку таймера-будильника, и каждые пять минут слушая шипение свежей дозы кислорода. Становилось и холодно и сыро — стёкла всё ещё запотевали. Ихтиологи натянули свитера.

При приближении ко дну, часа через два после начала спуска, скорость его снизили до ноль трёх, а затем — и ноль одного метра в секунду. Когда, по расчётам, до дна оставалось метров пятьдесят, довели её и вовсе до ноль ноль пяти — поэтому в свете включённых на полную прожекторов ещё добрых десять минут всё равно ничего нельзя было разглядеть.

Но вот наконец — показалась буро-зелёная поверхность!

Сомневаться не приходилось: это — дно!

Дождавшись, пока батискаф опустится так, чтобы до него было не менее десяти метров, Хацармавеф застопорил спуск, и запустил двигатели на малый ход.

Теперь странная, вся в рытвинах и буграх ила, поверхность, медленно проплывала под ними. В боковые иллюминаторы её было видно намного хуже, зато в донном она представала во всей первозданной красе. Профессор позволил себе… презрительно фыркнуть:

— Как сказал бы наш просолённый капитан — «Вот чёрт!». Будем откровенны — здесь не на чем взгляду задержаться! Вот уж поистине тоска зелёная. Может, мы были слишком оптимистичны? И глубины на самом деле мертвы? А все обитатели живут в верхних трёхста саженях*?..

* Морская сажень — 1, 82 метра.

— Что вы такое говорите, господин профессор! Ведь есть же результаты «Челленджера», да и другие суда производили глубоководное траление… Нет, кто-то здесь жить просто обязан!

Не успел Хацармавеф закончить свой маленький взволнованный спич, как в поле зрения бокового иллюминатора, действительно, вплыла Глубоководная Жизнь!

И пусть представлена она была лишь жалкой блёкло-полупрозрачной морской звездой с карикатурно тонкими и длинными отростками-щупальцами, оба сразу почувствовали себя уверенней и спокойней.

— Подай чуть назад, и зависни, когда будем прямо над ней! — профессор возился с камерой нижнего иллюминатора, его ассистент манипулировал рычажками моторов.

— Да, вот сейчас хорошо. Снимаю! — камера щёлкнула. Профессор поторопился зарядить новую пластинку, скомандовав, — Двигаемся дальше.

Странное белёсое создание осталось позади. Но спустя ещё пять минут они проплыли над ещё одной, тоже двухфутовой, и пятилучевой, звездой. Её уже не снимали. Как и полупрозрачного краба, чуть позже появившегося в поле зрения.

— Наконец-то! — облегчение в голосе профессора показало, что он уже и не надеялся на чудо. Но вот оно — в свете ярких лучей электричества отразился повернувшийся боком, а затем и стремительно исчезнувший в темноте хвост ярко окрашенного тела, — Право на борт! Ещё! Так держать! Включай на полную!..

Теперь они преследовали, по крайней мере, похожее на дракончика создание, очень сильно отличающееся от медлительных и тонконогих крабов и звёзд.

Но пятиминутный спурт результатов не дал: метнувшееся перед иллюминатором переливчато-цветное тельце догнать не удалось.

Это было обидно: погружение уже пора было заканчивать, так как кончался запас электроэнергии, и аккумуляторы разрядились почти до допустимого предела.

Восемь часов, проведённых в темноте и сырости, сказывались и на людях: профессор тяжело дышал, и Хацармавеф с опасением поглядывал на шефа-напарника — мало ли… Лекарства от сердца он держал наготове.

Остановив двигатели, ассистент сказал:

— Сэр! Энергии почти нет. И, поскольку мы нашли место, предлагаю всё же всплыть — не знаю как вы, я уже не чувствую пальцев ног!

Профессор, отойдя от угара погони, был вынужден согласиться — догнать шустрое