Птицы и сны. С.-Петербургъ: хроники иномирья. - Владимир Слабинский

Со всей возможной энергией стремился я исправить сложившуюся ситуацию. Давал объявления в газетах, соглашался на ночные вызовы к пациентам, применял новейшие методы лечения – все было тщетно. Санкт-Петербург – закрытый город. Здесь принято доверять мнению знакомых более, чем рекламе. Лучшим считается не более опытный и знающий, а свой – проверенный временем и отношениями. Эти столичные особенности подтолкнули меня к идее о полезности посещения светских мероприятий с целью завязывания полезных знакомств. Однако претворить в жизнь эту не самую новую на свете мысль мне не удавалось, так как на светские мероприятия приглашали так же только «своих»! Такой вот, как мы врачи говорим, образовался «патологический круг». Как я уже упомянул, приобретенная мною практика хотя и находилась в центре города, продолжала оставаться небольшой, пациентов было мало и заработанных денег едва хватало на жизнь.

Приглашение на бал, любезно подаренное мне подьячими, могло изменить эту печальную ситуацию.

В день летнего солнцестояния князь Юсупов давал традиционный бал «Четыре времени года». Мероприятие было, в высшей мере, светское, и попасть на него стремились многие из тех, кто причислял себя к знати, удачливым негоциантам и властителям народных дум. Однако, князь – человек независимый, не просто ограничивал число присутствующих на балу, но распространял именные приглашения. Без этой внешне скромной карточки в сад не смог бы проникнуть и сам Император.

У меня благодаря любезности подьячих эта карточка была, что давало реальную возможность познакомиться с самыми влиятельными людьми столицы. Оттого-то и дрожали мои руки. Такой шанс нельзя было упустить.

Юсуповский сад расположен в самом сердце старого Санкт-Петербурга. На колорит этого места в равной степени влияют близость к Фонтанке – а в столице вид на воду дорогого стоит – и к Сенной площади – району, в известном смысле, демократичному.

Несомненно, в наше время демократичность Сенной – такой же миф, как и аристократичность Дворцовой площади. Вокруг первой давно уже проживают лучшие фамилии, а вторая открыта для народных гуляний и в праздничные дни напоминает, скорее, малоросскую ярмарку, нежели место проведения воинских парадов и прогулки членов Императорской Семьи. Скажем, в нынешнем году во время празднования Нового года, я сам видел вокруг Александрийского столпа большое количество пустых бутылок из-под шампанского и груды мусора.

Отношение к Сенной площади менялось постепенно, скорее, это был эволюционный процесс, а не революционное превращение. Начало изменениям дало строительство княгиней Юсуповой очередного поместья. Сам выбор места для строительства поместья продемонстрировал ту независимость суждений князей Юсуповых и их наплевательское отношение к общепринятому, что в последующие века вошли в поговорку. Согласно старинной городской легенде, княгиня не сошлась характером с невесткой, и в пику молодым решила удалиться на покой в новый дом, практически за город.

Чуть позже на территории усадьбы Юсуповых появился сад площадью чуть менее четырех с половиной гектаров вначале регулярной планировки. Однако мода изменчива и вскоре архитектор Джакомо Кваренги перестраивает дворец и перекраивает сад по лекалам пейзажного парка. Появляются садовые постройки, искусственные горки и большой пруд, подпитываемый водой из Фонтанки.

Князья были в родстве с Императорской семьей и могли себе позволить многое, а баснословное богатство, накопленное семьей, позволяло претворять аристократические фантазии в жизнь. Однако, в отличие от многих сумасбродов голубых кровей, Юсуповы стремились в своих увеселительных проектах решить некую сверхзадачу, смысл которой был тайной для всех, кроме членов княжеской семьи. Но сам факт наличия мотива большего, чем удовлетворения гедонизма, придавал организуемым Юсуповыми традиционным балам экзистенциальную глубину и поднимал эти мероприятия до высот древнегреческой трагедии.

II

Войдя в сад, я увидел множество людей, чинно гуляющих по его дорожкам. Подражая завсегдатаям, напустил на лицо маску скуки и принялся как все, шагать и раскланиваться. Направлением движения я выбрал по часовой стрелке. Прошел полтора круга, продолжая раскланиваться со встречными. Неужели это и есть знаменитый бал? Впрочем, я все еще остаюсь провинциалом и не мне судить об изысканных столичных развлечениях.

В какой-то момент я понял, что в саду играет музыка. Ее звучание поначалу было столь деликатным, что я не смог ответить на вопрос, когда именно она появилась. Музыка зазвучала громче. Стало темно. Это, несомненно, был результат целенаправленной магии, ведь в это время года Петербург славится белыми ночами. После секундной паузы желтым светом зажглись газовые фонари. Окружающая действительность потеряла свою реальность, и я понял – действо началось!

Первым сезоном была объявлена зима. С неба посыпал крупный снег. Деревья стали пушистыми и теплыми на вид. Пруды покрылись сверкающей коркой льда, сквозь которую местами, словно елочные украшения, просвечивают косяки карпов-кои.

Оркестр заиграл нечто народное, удалое, и гости устремились на лед, где начали предаваться этому зимнему развлечению. Катались поодиночке, подчас совершая высокие, в несколько оборотов, прыжки, и, как лебеди, парами, лирично высказывая в танце свои чувства.

Кататься на коньках я не умею. Постоял, полюбовался на других и решил присоединиться к тем, кто затеял лепить снеговиков и снежных баб. Наклонился, чтобы снять невесть как оказавшиеся на ногах ботинки с коньками. Они вдруг исчезли, сменившись валенками с невысокими голенищами. «Магия» – отчего-то смущенно подумал я и пошел к компании снежных мастеров.

Я слепил снежок и начал катать его по снегу с целью сделать большим. Получалось, признаться, плохо, по крайней мере, девушки, увидев мои усилия – засмеялись. Я смутился и прекратил этот труд. Подышал на руки, они изрядно замерзли. Осмотрелся по сторонам.

Вокруг царило веселье. Гости наслаждались зимними забавами. Девушки слепили большого снеговика и снежную бабу ему в пару. Для последней использовали ком, который сделал я. Ком превратился в одну из ног бабы.

«Может быть, они не надо мной смеялись?» – подумал я и почувствовал себя очень старым. Мне еще только сорок лет, но чувство старости от возраста не зависит, это я, как врач, знаю определенно.

К девушкам подошли три молодых человека и принялись озорничать. Они украсили снежные фигуры различными деталями туалета, которые взрослые люди столь же скрывают от детей и посторонних, сколько ценят сами. Девушки раскраснелись и вновь принялись смеяться.

Я вынул сигару, но закурить не решился. Можно ли здесь курить? Прилично ли это интеллигентному человеку? Не найдя ответа, я спрятал сигару обратно в портсигар. Подозвал официанта, взял горячий пирожок с ливером и кружку горячего сбитня. «Как все-таки своевременный прием пищи улучшает настроение!» – подумал я и направился к людям, катающимся с горки.

Горка была невысокой, но крутой. Посреди нее залили ледяной желоб, по которому публика каталась кто во что