Последний ритуал - Наталья Дмитриевна Калинина

– Хорошо, понял, – сказал Макс. На другой ответ он и не рассчитывал, но попытаться все же стоило.

– А о ком речь? – спросил Михаил Романович.

– Об Эллине Дворцовой.

– Не знаком с ней. Но имя как будто на слуху. Может, кто-то его упоминал при мне… Хотя, постойте! Может, Марк. Позвоните ему.

– Хорошо. Спасибо, Михаил Романович.

Гвоздовский-младший трубку не взял. Тогда Макс отправил ему сообщение с вопросом, знает ли он Эллину Дворцову, и приписал, что, возможно, эта информация поможет разрешить ситуацию с Зоей.

Марк ответил, когда Макс уже дома собрался поужинать.

«Завтра в одиннадцать в кафе возле бизнес-центра».

Ничего не оставалось, как ответить согласием, и Гвоздовский прислал геолокацию.

Пока закипала вода для пельменей, Макс принес на кухню ноутбук и ввел в поисковик имя Эллины Дворцовой. Он, конечно, не надеялся узнать все об этой женщине из интернета, но и с полным отсутствием сведений о ней не ожидал столкнуться. Наверное, информация об Эллине Дворцовой тщательно отслеживается и удаляется. Что ж, возможно, Марк Гвоздовский прольет свет на ее тайну.

Глава 12

…Он родился теплым февральским днем в маленькой перуанской деревушке. Старая Аймара, чье имя переводилось как «Та, которая всегда возвращается к жизни», лично принимала роды у молодой чужестранки. Светловолосая красавица Ксения приехала в Перу из российской столицы вместе с группой исследователей, чтобы отснять серию снимков о жизни местных. В Москве у нее планировалась выставка, но Ксения влюбилась в черноглазого мускулистого аборигена – одного из сыновей Аймары, и осталась. Меньше чем через год на свет появился младенец, внешне похожий на мать. И в том, что славянская кровь оказалась сильней древней индейской, мудрая Аймара увидела высшее благословение. По слухам, она подержала на руках новорожденного, всматриваясь в его морщинистое личико, и торжественно объявила: «Этот».

Аймара была курандерой – шаманкой-целительницей, к которой обращались с любым недугом, бедой, запросом. Никто не знал ее возраста. Сама шаманка об этом говорила: «Я родилась, когда луна откусила половину солнца». Вряд ли кто понимал, о каком солнечном затмении шла речь, но наверняка это случилось очень давно. Никто, даже самые пожилые жители, не помнили, когда и как в их поселении появилась Аймара. Курандера в цветастых платьях и многочисленных бусах будто всегда тут и была. Но никто не забывал, что однажды придет день, когда Ту, которая всегда возвращалась к жизни, позовут в свой мир духи. А преемник, которому шаманка передала бы знания и кому бы провела ритуал посвящения, все не приходил.

Поэтому, когда Аймара, держа на руках младенца, рожденного от ее младшего сына и светловолосой чужестранки, внезапно объявила: «Этот!», новость была принята с радостью. Младенца нарекли Сарири, что означало «Тот, кто продолжает».

Мальчик рос слабым и болезненным, и со временем многие начали сомневаться в словах курандеры. Неужели однажды из этого хилого бледного ребенка вылупится сильный шаман?

Но пусть Сарири не обладал нужными для выживания выносливостью, скоростью и ловкостью, от рождения ему были даны острая интуиция, хитрость, ум и умение слышать и понимать сельву[1]. Старая Аймара не ошиблась. Она, терпеливо ожидая нужного момента, брала с собой младшего внука на прогулки, рассказывала о растениях, учила слушать птиц и читать следы животных. «Чуешь, как дышит сельва, как бьется ее сердце? Слышишь, как она разговаривает с тобой – через крики обезьян, рык ягуаров, стрекот птиц?» И мальчик после долгой паузы, в которую различал шорох всползающей по дереву змеи, кваканье лягушки, мягкую поступь хищника, кивал: да.

Ему нравились прогулки с бабушкой Аймарой, но не меньше полюбились рассказы матери о диковинном далеком городе – ярком, шумном, суетливом, в котором зимой идет снег. Ксения больше не фотографировала, а, облаченная в местные яркие одежды, с заплетенными в две косы волосами и чаще всего босая, днем вела непростое хозяйство. Но поздними вечерами, когда засыпал утомленный охотой и физическим трудом муж, шепотом рассказывала маленькому сыну о Москве и России. Иногда во время рассказа Ксения замолкала и уходила в собственные воспоминания. Тогда на ее обветренном и загорелом под перуанским солнцем лице появлялась улыбка. Или, наоборот, на серые глаза наворачивались слезы. Может, она бы так и прожила остаток жизни вдали от родного города, если бы не трагическая гибель мужа. Погоревав, Ксения собрала немногочисленные вещи и обняла на прощание Аймару.

– Ты совершаешь большую ошибку, увозя Сарири. Он принадлежит не тебе, не большому городу, а нашему народу, сельве.

– Он мой сын и поедет со мной, – твердо заявила Ксения. Аймара не стала спорить, только покачала головой и со вздохом добавила:

– Если он будет болеть и чахнуть, немедленно привози его.

– Хорошо, – ответила Ксения, уверенная в том, что больше никогда не вернется в маленькую деревушку на другом конце света. И ошиблась.

Поначалу жизнь в России шла прекрасно. Ксения записала сына в столичную школу. Сарири завел друзей. Его, родившегося и проведшего первые десять лет своей жизни в маленькой деревне, поражали масштабы гигантского города, технологии, возможности. А мама, истосковавшаяся по «цивилизации», водила сына то в кино, то в парки аттракционов, то в музеи, то в кафе. Столичная жизнь все больше поглощала обоих, но сельва с ее шорохами, запахами, тайнами начала звать мальчика обратно.

Вначале это проявлялось в снах, в которых ему являлась бабушка. Потом в душе зародилась неясная тоска. Сарири потерял аппетит, стал вял. Кино, парки, игры больше не вызывали радости. Он мерз даже в теплый день, в шуме машин ему слышались знакомые с рождения крики птиц. Он мог расплакаться без повода, а на следующий день пропустить школу, потому что после тревожной ночи не оставалось сил. Ксения водила сына по врачам. Мальчику назначали витамины и разные процедуры, но ситуация только ухудшалась.

Однажды в квартире раздался телефонный звонок. К удивлению Ксении, это была Аймара, которая никогда не выезжала в город, но ради этого звонка сделала исключение.

– Привози Сарири, пока не поздно, – Аймара была кратка, но убедительна. – Я еще могу что-нибудь сделать.

Собирая вещи, Ксения плакала. Она будто прощалась с Москвой, квартирой, привычными местами навсегда. К сожалению, так и вышло: Сарири в родной деревне быстро пошел на поправку, но мама подхватила лихорадку и умерла.

– Так пожелали духи, – объявила печальная Аймара. – Они захотели, чтобы ты остался.

Но мальчик, успевший полюбить Москву и вкусивший другой жизни, почти возненавидел сельву. Он не желал ее «слышать», зло передразнивал крикливых попугаев, однажды запустил в насмешливую обезьянку палкой.