Гончие забвения - Дмитрий Миконов

помрачнел Стефан. — Матушка поворчит, но приголубит, а отец… живьем шкуру спустит.

Карета замедлила ход, пропуская отряд стражников. Вир наклонился к заиндевевшему окну — над Брюхом в небо вздымался черный смрадный столб дыма. Где-то опять жгли склад.

Проводив патруль взглядом, Стефан оживился.

— Мастер Талио, а правда, что лейтарцы шпионов к нам засылают под видом беженцев, чтобы смуту устраивать?

Вир сдвинул брови.

— Где подобного бреда нахватался?

— На лекции… нам говорили, будто король Лейтарии хочет втянуть империю в войну с Ворсайскими кланами.

— Ваш преподаватель — идиот, — оборвал Вир. — Тогда, следуя логике, Кальфария на стороне Ворсая выступить должна.

— Профессор толковал, что спорные земли — Пороги Зерцала — для Ворсая слишком сильный козырь. Наш император не допустит их перехода под власть кланов.

— Зачем же лейтарцам портить жизнь возможному союзнику?

— Ну как, — возразил Стефан. — Чтобы спровоцировать к скорейшим действиям! Вы же родом с Порогов, мастер? Что скажете?

— Сказать по правде, — Вир смотрел на снежинки за окном, а видел падающий с неба пепел. — Мне абсолютно плевать, кто кого провоцирует. Но Пороги — особое место. Мир бесов — Зерцало — когда-то соприкасался с ним. Говорят, если дать глупцу факел, он сожжет дом; если факел дать ученому, он воспламенит мир… — мистик неосознанно прикоснулся к шраму на лбу. — Пока глупцы побеждают.

— Так вы бежали от войны, магистр?

— Я прибыл в Тальграф не из-за войны, Стефан, — Вир наклонился к школяру. — У меня здесь… незаконченные дела.

Карета неожиданно просела на правый бок. Вир едва удержал равновесие, ухватившись за поручень.

— В чем дело, Хосе? — крикнул Вир, поправляя съехавшую шляпу.

Дверка распахнулась, впустив холодный ветер и запах горячего масла от фонаря. Морщинистое лицо извозчика было перекошено досадой.

— Рессора подвела, мастер Талио! Давеча говорил им в правлении. Всяка железяка свой срок имеет. А денег-то не дали! В конце недели сказали приходить. А она же на ладан дышала.

— Экая печаль! Ладно, Хосе, уже всем очевидно, что сегодняшний вечер проклят, — Вир выскочил из кареты, разминая ноги. — Как поправишь экипаж, поезжай обратно. Мы поймаем извозчика.

— Как скажите, — отозвался Хосе. Буркнув в бороду что-то нелицеприятное про сквалыжников из университетского правления, возница нырнул под карету.

Бледное солнце висело над шпилем собора Святой Стефании. Значит было около семи вечера.

— Да за четверть часа доберемся! — с неоправданным оптимизмом заявил Стефан, пристроив на край бордюра рабочий саквояж магистра.

— Тогда не будем терять время, — подняв воротник, Вир покрепче ухватил костяной набалдашник трости.

Тени удлинялись быстрее, чем бы этого хотелось. Людей навстречу попадалось мало — стражники Дрейкфорда приучили горожан не слоняться без надобности. В какой-то момент магистр заметил слежку, но подозрительная парочка свернула в подворотню тот час, как поняла, кого преследует. Даже лихие люди уважали мистиков — ценили за их профессиональную непредвзятость.

На входе в лавку антиквара висел амбарный замок, вывеска сообщала о не приемных часах. Вир не стал тарабанить в дверь, а исследовал проулок, где находился вход во внутренний двор. К его удивлению, калитка оказалась не заперта, и легко поддалась нажиму трости.

В центре дворика имелась кривая печь из как попало сложенных камней. Поодаль, под навесом, стояли козлы, рядом — аккуратная стопка дров. Дорожки отсыпаны мелкой галькой, чтобы не пачкать сапоги. Дом двухэтажный — на первом торговая лавка, на втором хозяйские покои. У черного входа приткнулась собачья будка.

Грязный снег с пятнами копоти затягивал пространство рваным саваном.

— С чего начнем, мастер Талио? — шепотом спросил школяр, его заметно потряхивало.

— С того, что ты проверишь нет ли в будке сторожевого пса.

Вир направился к печи. Никакие оккультные обряды не обходились без огня. Ну почти никакие. Связь с Зерцалом через сожжение трав, памятных вещей, собственной плоти — первое, что находили для себя неофиты в запретных книгах.

Потеки воска и характерные отметины от свечей сразу бросились в глаза. Один из камней неестественно торчал — за ним был спрятан холщовый мешочек в неглубокой нише. Развязав тесемки, Вир на глаз определил порошок белладонны.

Никогда не знаешь, чем пропитана зола в таких местах. Вир натянул перчатки и пошерудил в углях кочергой, выудив осколок закопченной кости. Повертев находку в руках, он прикрутил к карманному зеркальцу складную рукоять и напоследок осмотрел печной свод изнутри.

Следивший за ним школяр не выдержал.

— Чую работу неофита!

Вир демонстративно шумно принюхался.

— Это от соседской выгребной ямы несет.

— Я имею ввиду… ритуал, — голос школяра сбился.

— Покажи мне следы деформации кладки или поврежденные скверной камни.

Стефан без энтузиазма сунулся в горнило.

— Я ничего не вижу.

— Потому что их там нет, — подытожил Вир.

— К чему тогда эти оккультные атрибуты?

— Похоже, нам дурят голову, — Вир оттер перчатки снегом. — Какой-то идиот решил привлечь внимание мистиков, — его пальцы непроизвольно сжали набалдашник трости. — Это… необычно. Пойдем, пора поговорить с хозяином.

На стук никто не ответил. Из дома не доносилось ни шороха, щели в ставнях сквозили тьмой. Вир по наитию дернул за ручку и не ошибся — задняя дверь, как и калитка ранее, оказалась не заперта. Хоть спорный, но плюс — дуболомов из стражи ждать не придется. Перехватив трость, Вир на мгновение задержался на пороге, давая глазам привыкнуть к полумраку.

Эта часть антикварной лавки была отведена под склад. Приказав Стефану зажечь масляные лампы, мистик неторопливо прошелся вдоль книжных полок. Пол поскрипывал под ногами, где-то внизу шуршали потревоженные мыши. Запах ладана, воска и кожи смешивался с едва уловимыми нотами чеснока и металла. Белый фосфор? Или ртуть?..

Витрины с безделушками: монеты разных эпох, бронзовые статуэтки, потрепанные книги. Наугад раскрыв одну из них, Вир наткнулся на сто тринадцатое изречение Якова Адака: «Заключив контракт с бесом, помни — придет время платить по счетам». Вир дважды перечитал цитату Первого Мистика и швырнул книгу обратно на полку. Следующей был «Бестиарий Ульгры», пятое дополненное издание.

«Сильфида или та, что поет в ветре, — высшая сущность забвения и утерянных мгновения. Равнодушная, как тень. Мучает боль любви, предательства или потери? Отдай свою память девочке с пустыми глазами, чьи волосы растворяются в вечернем сумраке».

И ниже.

«Ее спутник (младший брат? Прим. автора) — Нерезиэль или Безликий Шут — мастер иллюзии и потерянной идентичности. Не злой, но неумолимо игривый. Считает, что личность ограничивает свободу. Меняет воспоминания, стирает лица, подменяет чужие мысли… Если услышишь его смех — не отвечай. Он уже начал игру».

Под сноской автор бестиария указывал читателю на бесполезность использования общеизвестного (не истинного) имени беса в оккультных ритуалах.

Отложив бестиарий, магистр осмотрел стол оценщика — точнейшие весы