День Правды - Александр Витальевич Сосновский

возвращалась к обычной жизни, не подозревая, что в ее недрах уже зародилось нечто, что вскоре перевернет привычный порядок вещей.

А высоко над городом, на крыше одного из небоскребов Москва-Сити, стоял человек в сером костюме. Рядом с ним сидел огромный черный кот, умывающий лапой морду.

– Ну что, Бегемот, – сказал человек, глядя на раскинувшийся внизу город. – Как тебе новая Москва?

– Суетливая, – ответил кот, прекращая умывание. – Слишком много стекла и бетона, слишком мало души. Но потенциал есть. Материал, так сказать, благодатный.

– Согласен, – кивнул человек. – Люди всё те же. Только игрушки новые.

Он поднял трость, указывая ею на город, словно дирижер, готовящийся начать симфонию.

– Что ж, пора начинать представление. Москва заждалась новых чудес.

ГЛАВА 2. Начало представления

Началось всё с того, что мобильные телефоны обоих собеседников одновременно издали резкий звук и погасли. Бескудников с досадой потряс свой гаджет.

– Батарея села? Не может быть, только что было восемьдесят процентов.

Штейн судорожно тыкал пальцем в почерневший экран планшета.

– У меня там важная презентация для клиента! Я же сохранял…

Он нажимал на кнопки с нарастающим отчаянием. Планшет был не просто инструментом – он был продолжением его самого, его внешней памятью, его связью с миром цифр и данных, в котором Штейн чувствовал себя как рыба в воде. Потерять эту связь означало для него оказаться беспомощным, словно внезапно ослепнуть.

– Наверное, электромагнитный импульс, – предположил Бескудников, пытаясь найти рациональное объяснение. – Или солнечная активность. Я читал, что иногда бывают такие вспышки на солнце, которые могут вывести из строя электронику.

Но Штейн его не слушал. Он снова и снова пытался включить планшет, словно от частоты нажатий на кнопку могло что-то измениться.

Вокруг них другие посетители Патриарших прудов также обнаружили, что их устройства перестали работать. Кто-то тряс телефоны, кто-то перезагружал, кто-то с недоумением оглядывался, словно ища источник неполадки. Мир, внезапно лишенный цифровой поддержки, казался растерянным, как ребенок, потерявший родителей в толпе.

В это мгновение фонтан посреди пруда, мирно журчавший всё это время, внезапно взметнулся вверх на добрых пятнадцать метров, обрушив на ближайшие столики модного кафе каскад брызг. Посетители с визгом повскакивали с мест. Официант в чёрном фартуке с логотипом «Erwin Pavilion» застыл с подносом, не понимая, что происходит.

Струя воды, неестественно высокая и мощная, не опадала. Более того, она, казалось, обрела собственную волю – изгибалась, словно живое существо, принимая причудливые формы. На мгновение в ней проступили очертания человеческого лица – огромного, с зияющим ртом и пустыми глазницами, из которых лились потоки воды.

– Техническая неисправность… – пробормотал Бескудников, но в его голосе не было уверенности.

Он сам не верил в то, что говорил. Какая техническая неисправность могла заставить воду вести себя подобным образом? Это противоречило законам физики, законам здравого смысла, законам… реальности.

Вокруг фонтана началась паника. Люди бросились врассыпную, сталкиваясь друг с другом, опрокидывая столики и стулья. Кто-то кричал о прорыве водопровода, кто-то – о теракте. Молодая мать схватила ребенка и прижала к себе, прикрывая его от брызг, словно от пуль.

Штейн вдруг схватил Бескудникова за рукав и указал в сторону аллеи, по которой удалялся таинственный незнакомец. За ним, не скрываясь, шествовал исполинский чёрный кот, причём – и в этом готовы были поклясться оба наблюдателя – на задних лапах. А впереди этой странной процессии, приплясывая и насвистывая что-то неуловимо знакомое, двигался маленький человек в клетчатом костюмчике и с немыслимым пенсне на носу.

Это зрелище было настолько сюрреалистичным, что на мгновение даже паника вокруг фонтана отошла на второй план. Человек в клетчатом костюме двигался с удивительной грацией, словно танцуя. Его длинные руки и ноги, казалось, состояли из резины – они изгибались под невозможными углами, а пенсне на его носу держалось вопреки всем законам гравитации.

Кот же, огромный и черный как сажа, шел с достоинством английского лорда, временами поправляя несуществующий галстук несуществующими руками. Его зеленые глаза сверкали разумом, совершенно не свойственным животным.

– Я схожу с ума, – прошептал Бескудников. – Это коллективная галлюцинация. У нас что-то подмешали в кофе.

Он потер глаза, надеясь, что видение исчезнет, но когда снова посмотрел на аллею, странная троица все еще была там, удаляясь в сторону выхода из парка.

– Это не галлюцинация, – произнес Штейн голосом, в котором смешались ужас и восхищение. – Галлюцинации не бывают коллективными. И они не оставляют следов.

Он указал на мокрый асфальт, где отчетливо виднелись кошачьи следы – но только от задних лап. Следов передних не было, словно кот действительно шел прямо, как человек.

В этот момент громкоговоритель на столбе, обычно передававший музыку и рекламу местных заведений, вдруг захрипел и из него донеслось:

«Аннушка уже пролила масло… пролила масло… Бал состоится… Бал сто лет… Бал…»

Голос прервался, и динамик разразился дребезжащими звуками фокстрота.

Эта музыка, старомодная и неуместная в современном парке, звучала как насмешка над всеми гаджетами и технологиями, которые внезапно отказались работать. Она напоминала о временах, когда мир был проще, когда не было интернета, смартфонов, социальных сетей…

Девушка за соседним столиком вдруг вскрикнула. Её длинные волосы сами собой начали заплетаться в косу, хотя никто их не касался. Она попыталась вскочить, но обнаружила, что не может двигаться – словно невидимые руки удерживали ее на месте, продолжая работу над прической.

– Что происходит? – кричала она, паника в ее голосе нарастала с каждой секундой. – Помогите! Кто-нибудь!

Но никто не спешил на помощь. Посетители кафе, уже напуганные фонтаном и отказавшей электроникой, в ужасе наблюдали за происходящим, не решаясь приблизиться. Кто-то снимал происходящее на телефон – один из немногих, который еще работал, но с перебоями.

– Что здесь происходит? – выдохнул Штейн, пятясь к выходу из парка. – Это какой-то флешмоб? Реклама? Съёмки фильма?

Он цеплялся за рациональные объяснения, как утопающий за соломинку. В его мире, мире цифр и алгоритмов, не было места для самозаплетающихся кос и котов, ходящих на задних лапах. Должно было существовать логичное объяснение – спецэффекты, проекции, актеры в костюмах…

Бескудников не ответил. Он смотрел на странное марево, возникшее над прудом. В дрожащем воздухе проступали силуэты давно снесённых зданий – старая Москва проглядывала сквозь ткань времени, как рисунок на старинной гравюре.

Он видел купола церквей, которых уже не существовало, контуры особняков, уступивших место современным зданиям, даже фигуры людей в одежде прошлых эпох – они двигались как призраки, не замечая современной Москвы, словно существовали в своем собственном временном пузыре.

Это было похоже на наложение двух фотографий – современные Патриаршие и