Смотритель - Олег Васильевич Северюхин

на одной скамейке. Поэтому, я открою вам дверь серебряным ключом.

— Вы отправляете нас в Ад? — воскликнули хором два офицера.

— А вы что, думали, что попадете в Рай с одинаковыми заслугами? — спросил апостол. — Нет уж, будьте самокритичны к себе и к своим фюрерам. Они тоже будут там, может начать подготовку к их торжественной встрече.

— А что там, в Аду? — спросили офицеры. — Там черти и кипящие котлы?

— Боже, какие же вы дремучие, — сказал апостол Петр, — у чертей других забот по горло. Им не до вас. В Аду главный принцип: все, что ты желал другим людям — испытай на себе.

— Как это так? — не поняли молодые люди.

— Очень просто, — сказал апостол, — коммунистам — фашистские концлагеря, фашистам — большевицкие концлагеря. И там, и там работа круглосуточно за палочки.

— За какие палочки? — чуть не плача стали выяснять кандидаты в Ад.

— За трудодни, — спокойно ответил апостол, — там у них, правда, расценки все время меняются. У них кусок хлеба стоит то пятнадцать палочек, то двадцать. Коммерсанты хреновы, большевики недоделанные.

Самосозерцание

— Не хочу!!! — громко закричали Метелкин и фон Безен, и проснулись.

— Чего ты не хочешь, Саечка? — Катерина держала голову Метелкина у себя на коленях и гладила по волосам.

— Есик, проснись, Есик, — говорила Мария, держа голову фон Безена на своих коленях, подозрительно глядя на Катерину:

— Слушай, подруга, а мы не перепутали наших мужиков?

— Не перепутали, — улыбнулась Катерина, — у моего за ухом родимое пятно.

— И у моего за ухом тоже родимое пятно, — неуверенно сказала Мария.

— Как разбираться будем? — спросила Катерина.

— Имя спросим и разберемся, — успокоила ее Мария.

— А вдруг они захотят пошутить и назовутся не тем именем? — парировала Катерина.

— Ничего не сделаешь, подруга, — вздохнула Мария, — все мужики сволочи. Потом как-нибудь разберемся.

— Долго мы спали? — спросил первым пришедший в себя Метелкин.

— Да уже трое суток прошло, как вы спите, — сказала Мария.

— А я все думаю, чего мне так жрать хочется, — сказал фон Безен, — а где Савандорж, чем он нас опохмелять будет?

— Друг твой с мадам в камни ушли, одеяла с собой взяли лежать в камнях в обнимку, еду, соскучились, однако, — сказала Катерина.

— А ты не соскучилась? — спросил лейтенант.

— Соскучилась, соскучилась, — сказала девушка и пошла готовить пищу.

— А ты кушать хочешь? — спросил фон Безен лейтенанта Метелкина.

— Не особенно, — сказал лейтенант, — я, как и все русские, питаюсь Святым Духом и без пищи могу целый месяц прожить, меня только сверху нужно водичкой поливать, чтобы не засеребрился.

— Врешь ты все, — сказал штурмфюрер, — сейчас придет Савандорж и набьет в брюхо только что зарезанного барана раскаленные докрасна камни-голыши с берега горной речки, а часа через полтора или два будет готова баранина в собственном соку, а сам сок из внутренностей и крови почитается за самое изысканное питье, из которого французские парфюмеры готовят такие духи, что раз нюхнешь и сразу заколдобишься.

— Ну, ты совсем как русский стал говорить, — засмеялся Метелкин.

— С кем поведешься, от того и наберешься, — сказал штурмфюрер. — А ты готов пройти испытание самосозерцанием?

— Это как? — спросил Метелкин.

— О, это очень просто, — сказал фон Безен, — садишься в поле лотоса и начинаешь выключать себя из жизни, оставляя бьющимся только сердце, как у того монаха, который сидит уже триста лет и проснется лет пятьдесят с гаком. Вот тогда и увидим, у кого и сколько серебря спрятано в организме.

— Давай, — сказал Метелкин и протянул штурмфюреру руку, — прямо с понедельника и начнем.

— Почему это с понедельника? — не понял русской идиомы фон Безен. — Прямо сейчас начнем. Садись, женщины наши будут судьями.

Лейтенант и штурмфюрер, подобрав полы халатов сели друг против друга на подушках и приняли позу лотоса, скрестив ноги калачиком.

Пришедшие через час женщины никак не могли дозваться до своих мужчин. Они не реагировали на звуки, а тела их медленно, но верно деревенели и остывали.

— Ой, да что это такое? — громко по-бабьи и по-русски заголосила Екатерина.

— Oh, mein Gott, — по-немецки заголосила Марья.

— Все понятно, — сказал вошедший Савандорж, — это у них поединок такой, по-вашему, дуэль называется. Кто кого пересидит и у кого первого серебро или золото на теле выступит.

— При чем здесь золото и серебро? — не поняли женщины.

— Однако, — ответствовал монах, — если на человеке золото выступает, то святой значит, его можно вместо иконы использовать.

— А если серебро? — спросили женщины.

— Если серебро, — задумчиво сказал Савандорж, — то не святые они, а наоборот — великие грешники.

— Надо их вынести на улицу, — сказала из-за спин мадам Лохонг.

— Они же там замерзнут, — запротестовали женщины.

— Ничего с ними не будет, — сказал значительно Савандорж, — они ничего не чувствуют и тела их ничего не чувствуют. Все железо в крови и остальные металлы собираются в броню, которая их защищает. А в доме они только вонять будут.

— Как вонять? — хором спросили женщины. — Тлеть что ли будут?

— Зачем тлеть, — ухмыльнулся монах. — Вонять будут. Организм свой они не контролируют, и все, что они ели и пили, выйдет наружу без их участия. Они же не далай-лама[10], чтобы за ними какашки подбирать и сворачивать их в драгоценные шарики, излечивающие от всех болезней.

— Обязательно тебе нужно нам аппетит портить, — поморщились женщины. — А сколько они так будут сидеть?

— Недолго, однако, — задумчиво сказал Савандорж, — лет пять или шесть.

— А как же их кормить? — всполошились женщины.

— Не надо их кормить, — сказал монах, — они будут питаться энергией из космоса и вольным ветром, который будет рассказывать им, что и где произошло и приносить с собой пыльцу невиданных здесь растений. По-вашему, это амброзия.

Кое-как погрузив сидящих офицеров на кошмы, все вчетвером вытащили их на улицу и посадили друг напротив друга.

— Дуракам закон не писан, — резюмировала Мария, и все пошли в дом принять вечернюю порцию пищи, чтобы ночью не снились голодные сны.

Прибытие отца

Утром над деревней услышали шум самолета. Все жители выскочили из домов посмотреть на диковинную в этих краях железную птицу.

Самолет перевернулся вверх колесами шасси и что-то выбросил из своего чрева. Через несколько секунд над выброшенной точкой раскрылся ослепительно белый парашют.

Приземлившимся на парашюте оказался профессор Фридрих Гутен Таг.

Он никак не думал, что придется прыгать с парашютом и поэтому дал команду летчику, во что бы то ни стало обеспечить его доставку в далекую тибетскую деревеньку, грозя ему неслыханными карами за неисполнение приказа…

Пилот двухместного истребителя, заслуженный летчик Германии и ветеран летчицкого труда, награжденный тремя знаками за налет по