Переходники и другие тревожные истории - Дарелл Швайцер

— О, Боже ты мой…

Шерил полезла под прилавок и вытащила куклу в надорванной коробке.

Нортон горько рассмеялся.

— Это лицо … Оно как у треклятого микроцефала, правда? Знаешь, идиотик — голова с булавку, так вот… Как вообще можно такое захотеть?

— Думаю, вся идея в том, чтобы она не была совершенно прекрасной, тогда люди могут связывать её с…

— Я ХОЧУ ЭТО!! — Внезапно двойные двери распахнулись настежь и вломилась трёхсотфунтовая[57] женщина, трубя, словно взбесившийся слон.

— Нет! Это моё! — Ещё одна, низенькая и жилистая, вскочила с пола у прилавка, где таилась.

Прежде, чем Нортон или Шерил смогли что-то сделать, коробка развалилась и эти две женщины вцепились в куклу, стараясь выдернуть её друг у друга.

— Леди, леди, пожалуйста…

Потом он тоже схватился за куклу, как и Шерил, и минуту все четверо тащили, дёргали, выкручивали, кричали, пытались уговаривать или потихоньку бранились.

Раздался невероятно громкий звук рвущейся ткани.

И опять, прежде, чем кто-то смог что-то сделать, все четыре стояли кружком уставившись на то, что осталось в руках. Толстой даме досталась голова, тощей — большая часть туловища и обе ноги. Нортон и Шерил держали по руке. Наполнитель мягко сыпался на пол.

Толстая дама засопела. Тонкая начала завывать, как сирена воздушной тревоги.

— Ох, дайте мне эту несчастную штуку, — сказал Нортон, выхватывая у других остатки. Он зашёл за прилавок и свалил всё в бумажный пакет, затем вырвал листок из блокнота и прикрепил его к пакету. На листке жирно написал:

ВАША КУКЛА-ТЫКВОГОЛОВКА УМЕРЛА. КАК ЖАЛЬ. НО НЕ ПЕЧАЛЬТЕСЬ. ОНА ОТПРАВИЛАСЬ НА НЕБЕСА. ПОЖАЛУЙСТА, УСТРОЙТЕ ЕЙ ДОСТОЙНЫЕ ПОХОРОНЫ. ПОДПИСЬ: РУКОВОДСТВО.

Он вручил пакет толстой даме, которая приняла его безвольными пальцами. Обе женщины явно находились в шоке. Они ушли без единого слова.

Это была фишка Кукол-Тыквоголовок. Предполагалось, что клиент «удочеряет» их. Производитель даже посылал куклам открытки на Рождество и день рождения, словно настоящим детям. Нортон задумывался, не посылали ли ещё и свидетельства о смерти.

— Я этого больше не выдержу, — заявил он. — Скажите Брандту, что я заболел и беру отгул на полдня. — Он подхватил своё пальто и неверными шагами вышел из магазина.

Жена Нортона разговаривала только штампами. Никогда, за всю их семейную жизнь, она не произнесла фразы, которая сперва не прозвучала в телесериале. Когда-то такое забавляло Нортона. Теперь это было всего лишь просто одним из разочарований жизни и эти разочарования начинали нагромождаться.

Он потратил день, бесцельно бродя по городу и не возвращался домой до обычного времени.

— Тяжёлый денёк, милый? — поинтересовалась жена.

Он лишь что-то пробубнил.

— Ой, бедняжка…

За ужином Нортон был слишком взвинчен, чтобы есть. Он смог только выпить чёрного кофе, уставившись в стол.

— Наша маленькая прелесть сегодня получила самую классную штучку, — похвалилась жена. — Это просто восхитительно.

— Да! — взвизгнула их чудная маленькая дочурка, соскользнув со стула и выбегая из комнаты. Она вернулась с широкой улыбкой на лице и самой отвратительной Куклой-Тыквоголовкой во всём мироздании в руках. — Смотри, папа! Разве она не чудесна? Её зовут Салли.

— Выбрось! Не показывай мне эту штуку ещё и дома!

Жена разинула рот. Дочь залепетала: — Но… но… я удочерила её! Теперь она живёт здесь! Всё в порядке, папа. Она сирота и ей был нужен дом, и я… Вот, смотри.

Она вручила ему бумагу. Это было якобы официальное свидетельство, проштампованное золотой печатью и неразборчиво подписанное каким-то автоответчиком, в общих чертах обрисовывающее условия удочерения. На полях документа отплясывали несносно милые Тыквоголовые Детки. Внизу, мелким шрифтом, среди ряда несобранных тыкв, было нечто под названием: Легенда о Куклах-Тыквоголовках.

— О, Боже ты мой…

Он скомкал бумагу.

— Папа! Нет!

— Остановите его! — закричала жена. (Он слыхал похожее восклицание раньше, но не помнил, в каком сериале)

Он поднялся, устремился на кухню, затолкал бумагу в утилизатор и щёлкнул выключателем. Отчего-то журчащий звук великолепно успокаивал. Нортон позволил агрегату работать несколько минут, просто прислушиваясь к нему.

— Папа, ты злой. Ты плохой-преплохой человек.

Он обернулся от мойки и увидел, что дочь стоит в дверях, крепко прижимая куклу.

— Почему ты не любишь Салли, как мы с мамой? Все любят Тыквоголовых Деток, кроме очень плохих людей.

— Я ничего не обязан вам объяснять, маленькая леди, — ответил он. — А теперь марш отсюда и прихвати эту штуку с собой. Если она не забила бы сток, я…

— Нет! — завопила дочь, убегая из комнаты. Он слышал, как она поскакала вверх по лестнице. Хлопнула дверь в её спальню. Затем она, видимо, стала двигать мебель, баррикадируясь внутри.

— Ты не думаешь, что был чересчур резковат? — спросила жена.

— Я больше этого не выдержу…

Нортон провёл вечер за телевизором, смотря всё подряд. Он не мог сосредоточить внимание. Через какое-то время он уснул на диване. Нортон пробудился в темноте, без малейшего понятия, который уже час. В доме царила тишина. Телевизор всё ещё работал, звук полностью убавлен, экран мерцал серо-синим старым фильмом.

Нортон посмотрел минуту и понял, что это кино «Женщины-гладиаторы против ацтекской мумии»[58], только мумия выглядела, как громадная Кукла-Тыквоголовка.

— Должно быть, я чокнулся, — произнёс он. — Ну, точно.

Он доковылял к телевизору, выключил его, затем вернулся на диван и снова улёгся, таращась в потолок.

На самом деле он не считал, что чокнулся. Нет, на это не походило.

Он вспомнил другой ночной фильм, гораздо лучше, самое первое «Вторжение похитителей тел»[59]. Он был похож на Кевина Мак-Карти, в финале кричащего на шоссе, последний человек на свете, которым не завладели Куклы-Тыквоголовки.

Он опять прикорнул и то, что случилось потом, как позже решил Нортон, вероятно было всего лишь сном.

Телевизор загудел, словно пчелиный рой. Нортон глянул и увидел, что экран сверкает пепельно-белым. Казалось, что-то движется внутри корпуса.

Нортон перевернулся на бок для лучшего обзора, потом заморгал и потряс головой, уверенный, что ему мерещится.

Но это не мерещилось. Экран действительно медленно выпячивался наружу.

Что-то выбиралось из телевизора, отделяясь от выпирающего, почти студенистого экрана. Нортон с беспомощным ужасом следил, как к нему приближается эта тварь — Кукла-Тыквоголовка, с пылающими, словно угли, тускло-красными глазами.

Появилась ещё кукла и ещё, и гораздо больше. Они заполонили гостиную, залезли на занавески, бормочущими рядами расселись на подоконниках и на карнизе. Их растущее полчище скрыло пол, окружило диван и все они обратили на него пустые лица и светящиеся глаза.

Одна забралась на журнальный столик прямо перед ним. Нортон узнал её. Это была кукла его дочери. Она заговорила с ним