Ключи петроградские. Путь в академию - Мелалика Невинная

В академию я ехала в странном состоянии духа. Этого не может быть, думала я всю дорогу, которой точно и не замечала. Не может у меня быть такого предка, о котором аж легенды ходят. Почему я до сих пор не знала ни одной? С другой стороны, под этим слоем мыслей лежала спокойная уверенность, что все сказанное Дмитрием – правда. Нет, не про продажу души, а про сломанный ключ, про попытку вывести польскую национальную идею на уровень города.

– Смотрю, у тебя обновка, – отреагировал ворон, когда я вошла в ячейку.

Он сидел на письменном столе и пытался делать вид, что мы с ним не ссорились. От всей его пернатой тушки исходило явное напряжение.

– Да. Дмитрий Иванович отдал. Сказал, что его дочери она больше не нужна, – пояснила я, сняла косуху и села за стол, после чего смешливо поинтересовалась: – Она что, тоже сбежала из дома?

– Нет, – то ли злобно, то ли отчаянно каркнул ворон.

Он нахохлился и зримо погрустнел. Напряжения пернатый больше не скрывал. Выражение глаз у него стало непередаваемым. Мне показалось даже, что он смотрит на меня с негодованием.

– Она… – Меня вдруг осенило ужасной догадкой. – Она умерла, да?

Ворон промолчал, встал на лапы, потоптался на месте, повернулся ко мне спиной, ссутулился и отрывисто бросил:

– Да.

Я посмотрела на его сгорбленную спину, потом на косуху в своих руках, погладила сначала кожу куртки, а потом прикоснулась к пернатому. Он вновь повернулся в мою сторону, и мне показалось, что в глазах у него стоят слезы. Он действительно знает гораздо больше, чем говорит, поняла я. Он знает так много всего, чего, возможно, никогда не узнаю я.

– Мы не успели, – тихо произнес ворон.

Кто «мы» и что именно не успели, он, конечно, не сказал. Наверное, спасти дочь Дмитрия. Может, он был с ее фамильяром, а может, с самим Дмитрием и с ректором, додумала я. Ворон прикрыл глаза. Я наклонилась и коснулась губами его век. Погладила по голове. Пернатый тяжело и протяжно вздохнул.

За что, господи, подумала я. Сначала мне сообщают, что у меня в роду был Великий Архитектор, теперь мне вдруг стало понятно, почему Дмитрий проводит столько времени в академии. Он же просто не может пойти домой, где все напоминает ему о дочери и о том, как было раньше.

На меня навалилась огромная, нестерпимая усталость. Мне захотелось – совсем как ворон вчера – забраться под одеяло, закрыть глаза и провалиться в сон, а утром все стало бы по-другому, как если бы никакого сегодня не было. Вместо этого я спросила ворона:

– Ты ужинал?

– Нет, тебя ждал.

– Идем. – Я встала, надела косуху и подхватила ворона на руки. – «Люди» вроде до одиннадцати. Мы еще успеваем.

– Если что, я знаю, где круглосуточная шаверма, – приободрился он.

– Разберемся, – ответила я.

Глава 18

– Знаешь, птиц, это так странно… Я даже не знаю, как реагировать…

Мы сидели с вороном на Кутузовской набережной, напротив дома, где жил Кутузов, ели шаверму, и я делилась с пернатым информацией, которую получила от Дмитрия.

– Пока мне нравится, как ты реагируешь, – усмехнулся ворон и расклевал лаваш. – Не бьешься головой о гранит, не рыдаешь в три ручья о том, что нехорошие родители всю твою жизнь скрывали от тебя правду, а хорошо поставленным, взрослым голосом сообщаешь мне о своих переживаниях. Очень логично, между прочим, сообщаешь.

Я усмехнулась. Состояние все еще было, как будто меня накрыли пыльным мешком, но плакать мне и впрямь не хотелось. Сначала я вознамерилась позвонить родителям и устроить им допрос, потом подумала, что сегодня уже поздно, завтра я успокоюсь, а они, скорее всего, в любом случае упрутся рогом и будут твердить, что я все придумала и мистифицирую, поэтому приняла решение: я постараюсь поступить на архитектора, проучусь некоторое время, чего-то добьюсь, а уж потом подниму эту тему. Возможно, что и при личной встрече.

Ко всему мне вдруг стало понятно, почему у отца так легко вышло приобщиться к магии. У него, похоже, есть дар – дар архитектора, способного упорядочивать структуры. Просто вместо города он выбрал закон. Из него это и раньше пробивалось: по первому образованию он был инженером-строителем – тоже ведь почти архитектор.

– Погоди-ка, – прожевав, я посмотрела на ворона, беззаботно клевавшего еду, – но ведь ты, получается, тоже знал. Ну хорошо, догадывался. Почему ты мне не сказал?

Ворон меланхолично посмотрел на меня, поклевал еще немного, после чего выдал:

– Во-первых, у меня не было стопроцентной уверенности. Если честно, у меня ее и сейчас нет. Мало ли в мире удивительных совпадений. Во-вторых, я полагал, что если это все же не совпадение, то, начав учиться, ты доберешься до этого знания сама, будучи более подготовленной.

– Ничего себе – совпадения, – проворчала я.

– Хотя, хотя… – Ворон забрался головой в бумажный пакет, пошебуршал там, потом выбрался и продолжил: – Признаться, когда ты заполняла анкету и я увидел имя твоего отца, у меня челюсть упала…

– Клюв, – автоматически поправила я.

– …клюв упал на колени, – исправился ворон, а я засмеялась: коленей в человеческом понимании анатомия птиц не предполагала. – Дочь отца с таким именем фактически не знает о существовании архитекторов и о том, что она одна из них.

– И как ты себе это объяснил?

– Я понаблюдал за тобой, послушал твои истории о семье и понял, что ссылка не прошла для твоих предков даром – они приняли решение не связываться с магией искусства. Но, похоже, кровь не водица, а тебе удалось вырваться из порочного круга.

Я вздохнула, отняла у него пакет, достала оттуда остатки шавермы и положила на пакет сверху.

– Спасибо, – поблагодарил ворон, доклевал оставшееся и сказал: – Забавно, конечно, но, глядя на тебя, я вдруг в полной мере осознал, что управляло паном Твардовским, когда он ломал свой ключ. Что было его внутренней движущей силой.

– Что, никто больше великих ключей не ломал? – хихикнула я.

– Ломал, – серьезно ответил пернатый. – И да, если тебе будет приятно это услышать, ломавший держал в уме именно поступок твоего предка. Но, скажем так, невозможно было ощутить это до конца, а теперь, когда передо мной сидит потомок пана Твардовского, многое стало нагляднее.

– Расскажешь эту историю? – Я собрала пакеты и встала с парапета.

– Возможно, – отозвался он, – но не сейчас. Хватит с тебя на сегодня прохладных историй.

Я была с ним согласна. Однако мироздание (или провидение), похоже, считало иначе. Вход в арку, через которую мы попадали во двор академии, а там и в наш корпус с ячейками, был перегорожен громоздкой черной машиной. Ворон издал звук, похожий на шипение, а я рефлекторно сделала шаг назад и спряталась за выступом, оформлявшим арку. И вовремя, скажу, я это сделала. Из арки вышел человек и направился к водительской двери. Когда он оказался в свете фонаря, я узнала в нем Семенова. Машина рванула с места, мне показалось, что за ней дернулись тонкие черные тени, но потом они отстали и нырнули обратно в арку.

– Стой, – прошептал ворон, когда я собралась пойти во двор.

Он сорвался с моего плеча и влетел в темноту. Через некоторое время вернулся, сел обратно на плечо и сообщил:

– Что ж, придется тебе сейчас оправдать свою знаменитую фамилию. Идем!

– Не поняла, – протянула я.

– Будешь работать великим магом, – хмыкнул мой фамильяр, а когда я вошла во двор, быстро и четко заговорил: – Сейчас я скажу тебе, что делать. Просто делай это. Не спрашивай, не уточняй. Объясню потом.

Я вошла во двор. Большая часть выходивших в него окон была темной, но некоторые еще светились. Я напряглась.

– У тебя была ручка, – тем временем сказал ворон, – доставай.

Я вытащила ручку из рюкзака. Ворон взлетел, покружил над двором, нашел некую точку и приземлился в нее.

– Иди сюда. Веди ручкой по моим следам. Можешь колпачок не снимать, просто веди.

Он медленно пошел, я наклонилась и повела ручкой следом за ним, чувствуя себя при этом полной идиоткой. Ворон периодически поворачивал, и я в какой-то момент осознала, что черчу фигуру, похожую на пентаграмму.

– Убирай ручку, – велел ворон, остановившись