Ключи петроградские. Путь в академию - Мелалика Невинная

– Подумай о своем старом хозяине! – парировала я. – Ему нужен порядок, а тут такое…

– Не такой уж он и старый, – проворчал ворон.

– Ты тоже не такой! – возмущенно продолжила я. – Я отказываюсь платить! Это незаконно!

– Тогда собирай чемоданы, – подло протянул он.

– Знаешь что, птица, – я встала из-за стола и с грохотом задвинула стул, – это не смешно. С меня требуют деньги за то, что изначально предоставлялось бесплатно. Наверняка мой случай не первый, когда абитуриент оставался в этом корпусе до пересдачи или еще чего. А даже если и первый, нигде не было ничего сказано о возможной оплате. Да, у меня есть твоя заначка, а если бы не было?

– Если бы да кабы… – проворчал ворон. – Вот что ты уперлась, ответь мне? Заплатишь, сохранишь копии платежек, потом предъявишь в знак протеста. Сейчас же нам надо где-то жить. Здесь удобно, здесь блок для фамильяров…

– Можно подумать, ты там часто бываешь…

– Я там моюсь, – уперся он.

– В другом месте мыться будешь! В тазике!

– Я за комфорт!

– А я за справедливость!

Мы препирались еще пару минут, потом я поняла, что спорить с пернатым бессмысленно, мы все равно ни в чем друг друга не убедим, поэтому начала собираться – нужно было продолжать изучение мест силы на Литейном.

Выходя из очередного сада, я подобрала очередной же ключ.

– Он тебя любит, – проговорил сидевший на моем плече ворон.

Я вздрогнула.

– Кто? – в точности как в сегодняшнем сне, спросила я.

Я точно знала, что ворон сейчас скажет мне в ответ.

– Город, – действительно ответил он.

– Почему? – спросила я, не желая повторять диалог из сна дословно.

– Потому что ты любишь его, – ответил пернатый. – Города любят, когда их ценят, когда им дают внимание, когда ими восхищаются. Если это искренне, а у тебя это искренне, они быстро отвечают взаимностью.

– С чего ты взял, что я его люблю? – смущенно проворчала я. – С чего он, ну, город, это взял? Вдруг это не так?

– Ты не видишь себя со стороны. Как ходишь по городу, как на него смотришь, – пояснил ворон. – Возможно, это слово тут не самое подходящее, но просится именно оно. Взахлеб. Города это сразу просекают. Так что не сомневайся: ты любишь Петербург, а он – тебя.

Я хотела спросить: что мне делать с этой любовью (согласна, некрасиво звучит). Я хотела спросить: что мне делать с этими ключами (и про что они). Я хотела спросить: а ты меня любишь (а любит ли меня вообще хоть кто-нибудь, кроме города). Но спросила вообще невпопад:

– Где ректор, черт возьми? Что с ним происходит? Почему он не может вернуться и разобраться? Почему нельзя ему хотя бы сообщить, что что-то не так?

– Для девочки, которой наплевать на жизнь преподов, ты задаешь слишком много вопросов, – равнодушно отозвался ворон, хотя я была уверена, что он начнет экспрессивно на меня орать. – Я тебе уже говорил: не лезь. Это не твоего ума дело.

– Не моего, значит? – Меня взяла лютая злость, и я очень четко осознала, что орать сейчас буду сама. Вдохнула, выдохнула и прошипела ему: – Лети-ка ты отсюда, пока мы с тобой не поругались.

Я думала, ворон мне что-то ответит, но он хмыкнул, оттолкнулся от моего плеча и исчез в небе над проспектом.

– Паразит пернатый, – бросила я ему вслед и вместо того, чтобы двигаться дальше по Литейному, пошла в сторону метро.

Глава 17

«Я изучаю город», – сказала я себе и часов до восьми вечера с почти свободной душой болталась по улицам. С почти свободной потому, что ощущения у меня были противоречивые (и не только из-за размолвки с вороном). С одной стороны, я постоянно напоминала себе, что взрослый человек, сам отвечающий за свой досуг. С другой, гуляя по Питеру не только сегодня, но и вообще, я все время ждала окрика «Домой!». Мне казалось, что, задержись я чуть дольше, на пороге ячейки меня будет ждать кто-то большой и разъяренный, кто выскажет мне, что я неблагодарная тварь, что я где-то шлялась и так далее. Мне приходилось то и дело повторять самой себе, что здесь нет никого, кто мог бы запретить мне наслаждаться общением с городом и обвинять меня в том, что я гулящая (и приписывать мне смертные грехи в виде курения и употребления алкоголя в странных компаниях), только потому, что я именно что просто гуляю.

Вечер я встретила в окрестностях «Чкаловской», стискивая челюсти, чтобы не стучать зубами от холода. Когда я выходила гулять с вороном, полагала, что мы скоро вернемся в академию, поэтому не брала с собой ни джинсовки, ни толстовки. Я скрестила руки на груди и ускорила шаг. У знакомой уже булочной столкнулась с Дмитрием Ивановичем.

– Женя, – обрадованно воскликнул он, – какая встреча!

– На том же месте, в тот же час, – пробормотала я. – Здравствуйте.

– Жень, вы замерзли? – живо уточнил Дмитрий. – Хотите, все же зайдем ко мне, угощу вас чем-нибудь. Заодно и погреетесь.

Учитывая, что я не только замерзла, но и не обедала, я внезапно для самой себя согласилась.

– Если только ненадолго, – предупредила я.

– Накормлю вас, напою и отпущу к метро, – уверил он и устремился к соседнему с булочной дому. – Иначе я буду переживать, как вы там.

Когда мы поднялись на третий этаж и Дмитрий открыл огромную темно-коричневую дверь, обитую искусственной кожей, мне подумалось, что он живет в коммунальной квартире. В длинный коридор выходили пять дверей, и все, кроме одной, были закрыты. Однако на вешалке в прихожей висела только одна ветровка, явно принадлежавшая самому Дмитрию, да и не было разнообразной обуви, выдававшей бы множество жильцов.

– Разувайтесь на коврике, – тем временем сказал хозяин. – Хотите, могу дать вам тапочки.

– Спасибо, не надо, – ответила я, расшнуровывая кроссовки. – У вас вроде чисто.

– Да, – грустно согласился он, разбирая пакеты и направляясь в сторону открытой двери, – иногда не хочется убираться, но я себя заставляю. Это дисциплинирует.

Значит, это все его квартира, но семья уехала на лето, решила я и проследовала за ним. За открытой дверью оказалась кухня. Нет, все же не коммуналка, убедилась я: не было ни нескольких плит, ни пары стиральных машин, как обычно делают на коммунальных кухнях. Питерских коммуналок я еще не посещала, но фильмов и фотографий видела достаточно.

– Располагайтесь, – Дмитрий указал в сторону стола.

Сам же вымыл руки и принялся возиться с продуктами.

– Гуляете? – уточнил он, прикидывая, вероятно, что лучше приготовить, а что убрать в холодильник.

– Изучаю город, – ответила я. – А на Петроградке мне очень нравится. У меня такое чувство, что ноги приводят меня сюда сами. Куда бы я ни пошла, так или иначе оказываюсь здесь.

– Так бывает, – кивнул мой собеседник, – иногда местам нужен человек, чтобы их уравновесить, и они всеми силами притягивают его к себе.

– Как фамильяры? – уточнила я. – В смысле уравновешивают.

– Как фамильяры, – согласился Дмитрий. – Женя, у вас же вроде есть фамильяр? Где он?

– Есть, – отозвалась я, – но мы с ним… не сошлись во взглядах на одну проблему. Я пошла гулять, а он отправился в ячейку.

Господи, подумалось мне, что я несу – не сошлись с фамильяром во взглядах на проблему. Но Дмитрий будто особенно и не удивился, разве что родительским тоном сказал:

– Женя, если у вас есть фамильяр, то по незнакомым местам вам лучше ходить с ним. Он может заметить опасность, а в случае чего позвать на помощь. Не игнорируйте эту возможность, если она у вас имеется.

Он наконец разобрал продукты и, похоже, вознамерился жарить яичницу.

– У вас нет никакой пищевой аллергии? – спросил Дмитрий Иванович, а когда я смешливо ответила, что всеядна, продолжил: – А то, что вы не сошлись во взглядах… Ваш фамильяр у вас давно?

– Нет, – призналась я, – купила его прямо перед приездом в академию.

– Тогда это тем более нормально. Вы еще притираетесь друг к другу. Обкатываете программу, если можно так сказать. Кто бы что ни говорил, фамильяры обладают своей волей и своим разумом. Они не продолжение нашей руки, как мы привыкли думать, но они порой наше зеркало и маркер происходящих с нами внутренних процессов, которые мы можем не замечать или игнорировать. Так