Мертвые берут наличными - Марина Сергеевна Комарова

— Да.

— Тогда она уже тебя заметила. Будь осторожен. Если она решит, что ты вкусный…

— Она не сможет. Я не ребенок, — ответил Джувон, но голос его дрогнул.

— Внутри мы все дети, — тихо сказал Геджин. — Особенно когда боимся. Особенно когда спим.

Он потушил сигарету в жутко косой пепельнице в виде котика и налил себе воды. У него тут есть что-то не косое?

— Мы должны спуститься туда. Вниз. В самое нутро, пока она не забрала всех.

— А вы умеете поддержать, — заметил Енчжу.

— Всегда пожалуйста.

— И если она заберет троих, она останется навсегда? — внезапно спросил Джувон.

— Нет, — покачал головой старик. — Тогда она уже сможет выйти из здания. И начнет искать новые гнезда. Новые детские дома. Новые страхи.

В комнате повисла тишина. За окном зарокотал гром и хлынул дождь.

Некоторое время они молчали. Геджин налил всем кофе, к удивлению Енчжу, очень недурственный.

— Силой ты его не выгонишь, — тихо сказал он, когда они втроем сидели за маленьким столиком на кухне.

На плите закипал чайник, пахло мандариновой коркой и чем-то аптечным. Может, мазью или старым лечебным пластырем.

— Мокхвагви слишком древний. С ними сталкиваться мне толком не приходилось. Только наблюдать. Этот паразит из-за границы…

— Из границы? — переспросил Енчжу, нахмурившись.

— Между мирами. Между смертью и сном. Там, где все сливается. Где человек еще не умер, но уже не совсем жив. А страхи могут обрести реальную почву.

Геджин раскрыл на столе старую потрепанную тетрадь. Бумага была желтая, с пятнами и надписями на древнекорейском. Некоторые страницы заляпаны чем-то бурым, высохшим. Он водил пальцем по строчкам, бормоча:

— Мокхвагви появляется в местах, где долго гниют не только тела, но и мысли. Там, где боль не отпущена. Где страдания — ежедневный фон. Он питается страхом. Детской болью, особенно вкусной. Он не убивает сразу. Он берет страх, вытаскивает из памяти самое острое и кормится этим.

— Ничего нового, — вздохнул Енчжу, делая глоток кофе.

— А ты думал, тут тебе новостной портал? — невинно уточнил Геджин.

— Прекратите, — буркнул Джувон. — И что… тогда? Когда оно насыщается?

Он был бледен и сидел, уставившись в кружку. Даже кофе не тронул: то ли не хотел, то ли все же не верил в кулинарные таланты Чо Геджина.

— Тогда у него душ больше, чем можно представить. — Джувон постучал по странице. — Они навеки в его глотке.

Наступила тишина. Только засвистел чайник, Геджин неторопливо встал, выключил его, налил кипятка в глиняный чайник. Вернулся, поставил чашки.

— Хорошо, — наконец проговорил Енчжу. — Вы сказали, что силой его не изгнать. Но можно… заманить в границу?

— Да. — Геджин оперся локтями о стол. — Если создать переход между мирами, приоткрыть не в полную силу, но достаточно, чтобы оно просочилось туда… тогда можно зафиксировать. Закрыть капкан. Оно не погибнет, но и не вернется. На время.

— Какой капкан? — мрачно спросил Джувон. — Мы его даже пальцем не можем коснуться, а вы говорите — капкан.

— Ритуал. Связующий ритуал, птенец. Нужно место, где его сила максимальна. Например, изоляционная комната. И нужны те, кто умеет слушать. Кто видел сны. Кто знает, как оно пахнет. И еще… не помешают якоря. Детские вещи. Что-то, что связывает жертв и мокхвагви.

Енчжу нахмурился:

— То есть нам нужны изоляционная комната, дети, которые выжили, и их старые игрушки. Может, рисунки. И нужно заманить его, создать границу… и замкнуть?

— В общих чертах, да. Только заманивать будешь ты, Джувон, — неожиданно сказал Геджин, повернувшись к тарологу.

Тот вздрогнул:

— Что?

— Ты… больше всего настроен на него. Он возле тебя был и уже пытался дышать рядом. Ты как приемник, слышал его раньше остальных. Это значит, ты можешь быть маяком.

— И наживкой. Спасибо, дедушка, шикарный план, — пробормотал Джувон, обхватив голову руками. — Офигеть просто.

— Ну и у тебя есть способности, а твой психиатр в шаманизме дуб-дерево.

Енчжу поперхнулся кофе.

— Никто не говорил, что будет легко, — хмыкнул Геджин и сделал глоток чая. — И это еще не все.

— Что еще? — с раздражением бросил Енчжу.

Геджин тяжело выдохнул, потянулся за жестяной коробкой и достал оттуда сложенную тряпицу: в ней были сухие травы, какая-то маска, и… старый детский свисток.

— Мокхвагви не приходит просто так. Его позвали.

— В смысле? — Джувон приподнялся.

— Кто-то из этого мира открыл для него дверь. Причем не по глупости, а осознанно. С ним заключили договор. Может быть, не напрямую, но призвали. Это не существо, которое просто появляется на помойках. Его зовут, чтобы он «съел» что-то. Ну, или кого-то.

Енчжу медленно поднялся и прошелся по комнате, заложив руки за спину.

— То есть… кто-то… сдал детей этой твари?

— Или принес в жертву что-то, чтобы получить взамен. Например, порядок. Или деньги. Или защиту.

— Директор? — выдохнул Джувон.

— Я не уверен. Но кто-то в этом доме знает или… знал. Возможно, из старого состава. Преположительно… кто-то, кто уже давно ходит в этих стенах, — Геджин затянулся мандариновой кожурой, как курильщик трубкой. — Этот договор… он не мистический. Он энергетический. Мокхвагви не пишут кровью на пергаменте. Они просто берут и соглашаются. Потом делают. А мы имеем последствия.

На кухне наступила тишина.

— Мы не сможем это уничтожить, — медленно сказал Енчжу. — Только запереть.

— Но для этого надо вытащить всех детей или обезопасить их. И… выбрать точку привязки. Там, где она кормится чаще всего.

— Комната изоляции или вентиляция. — Джувон едва слышно прошептал. — Или… сны рядом с кем-то.

— Ты понял, — кивнул Геджин, а затем мягко, почти с сочувствием добавил: — Это будет больно. Она не сдастся без последнего визга.

Енчжу перевел взгляд на Джувона. Тот был мертвенно бледен. Но глаза — ясные.

— Тогда мы сделаем это. Но я должен точно знать, кто кормит эту тварь. Потому что если кто-то продал ребенка, я… не смогу молчать.

Геджин взглянул на него со смесью уважения и печали.

— Тогда готовься. Потому что продавец… может оказаться тем, кто улыбается чаще всего.

* * *

Енчжу задумчиво смотрел на сползавшие по окну капли. Улица за стеклом выглядела серой и расплывчатой, как