Черные ночи - Геновева Димова

бесформенный шерстяной куль. И черт его знает, почему это не умаляло влечения Асена к ней — оно, казалось, наоборот, только усиливалось. С ним явно что-то не так. А дальше? Он станет завсегдатаем сомнительных ночных клубов в Доках, но вместо того, чтобы платить танцовщицам за раздевание, будет просить их медленно и томно одеваться?

Почему-то Асен сомневался, что ему понравилось бы такое с кем-то, кроме Косары, но в этом и заключалась проблема. Ему нужно взять себя в руки.

Откашлявшись, он воскликнул:

— Посмотри на себя! Как ты умудрилась не растаять по ту сторону Стены?

— Просто сняла пальто, — сказала Косара так, словно это было очевидно.

Из-за уличной сырости ее волосы стали еще пышнее, не считая двух светлых прядей у лица.

— Твоя мама прислала все это. — Она протянула ему несколько пакетов.

Вынимая коробки со сладостями одну за другой, Асен не мог сдержать ухмылки.

— Как она? — спросил он, разворачивая пачку орехового лукума.

— Здорова, кажется. Мне удалось убедить ее, что и ты здоров, надеюсь.

— А как Белоград?

— На самом деле обстановка там нервная. Ни за что не поверишь, что я видела.

Косара рассказала ему, что произошло: о толпе на площади, о нападении караконджула и о своих подозрениях относительно того, как монстр нашел дорогу в Белоград.

— Карайванов, — подытожил Асен.

— Карайванов, — согласилась Косара.

Он глубоко вздохнул, проведя рукой по волосам.

— А как прошла твоя поездка в участок? — спросила Косара.

— Довольно хорошо. — Несмотря на все пережитое, Асен улыбнулся: ему нравилось тренировать навыки следователя, даже если ради этого пришлось потратить немалую часть и без того скромных сбережений. — Раздобыл вот интересные новости.

— О? — Косара стояла с бутылкой белоградского бренди — должно быть, подарком от его матери.

— Тебе стоит присесть.

— Хорош драматизировать, Бахаров. Выкладывай.

— София жива.

Раздался громкий лязг. Бутылка разбилась, все бренди вылилось на пол. Кухню заполонил резкий запах алкоголя с абрикосовой ноткой.

— Черт, — сказала Косара.

Руки у нее все еще дрожали от волнения.

Асен схватил щетку и кастрюлю и поспешил собрать осколки стекла. Косара же опустилась на колени, чтобы вытереть лужу бренди.

— Как? — спросила Косара, пока они трудились. — Я имею в виду, как она может быть жива? У нее головы не было! Даже для ведьмы с двумя тенями это был бы слишком крутой фокус.

— Чаушева сравнила отпечатки пальцев в деле Софии с отпечатками жертвы. Они не совпали.

— Ага, — поморщилась Косара. — Вот стерва! Так меня обдурить.

— Мне кажется, она всех обдурила. По крайней мере, на время.

— В полиции уже знают, кто жертва?

— Чаушева не сказала.

— Конечно нет. — Косара закатила глаза и принялась ополаскивать тряпку в раковине, пока Асен выбрасывал осколки.

Наконец они расселись на противоположных концах кухонного стола. Косара потерла переносицу большим и указательным пальцами. Незнакомый жест. Асен нахмурился.

Почему-то раньше он не обращал внимания на то, как сильно она изменилась, а должен был. Дело не только во внешних изменениях вроде глаз, волос, цвета кожи. Она странно себя вела. У нее проявлялся странный акцент. Сам ее голос порой приобретал незнакомое звучание.

Он подозревал, что это как-то связано с ее тенями.

— Бессмыслица какая-то, — сказала Косара. — Как же у жертвы могла случайно оказаться такая же кровавая татуировка на запястье, как у Софии…

— Подожди, — перебил ее Асен, в его голове мелькали образы мертвого тела Русевой. — Какая татуировка?

— Три переплетенные спирали. У Софии она давно. А что?

— Просто у Русевой была такая же татуировка. Ты не говорила об этом раньше.

— Мне не показалось это важным. Сейчас у кого ни взгляни, даже у бабушек есть магические татуировки. На рынке продаются почти за бесценок. Будут ли чары действовать — это совсем другой вопрос.

— Ты знаешь, что означает татуировка Софии?

— Если честно, я никогда об этом не задумывалась. Три переплетенные спирали? Спиралью обычно обозначают бесконечности. Три бесконечности?

— Или, может быть, три мира, — осенило Асена. — Говоришь, София общалась с мертвыми? Ну а теперь она проделывает дыры в барьере между миром людей и миром чудовищ.

— Все возможно, — сказала Косара, хотя, похоже, не очень-то в это верила. — Я полагаю, об этом мы спросим ее саму, когда повстречаем. Если повстречаем. Я все еще не могу поверить, что она жива.

— Чаушева организует аукцион вещей Софии. — Асен подвинул плакат аукциона Косаре через стол и подождал, пока она читала, прищурившись. — Я думаю, она надеется, что если София узнает, что все ее сокровища могут пойти по рукам, то и сама туда заявится. Как думаешь, это сработает?

Косара пожала плечами:

— Вполне. София — та еще материалистка. Хотя я не уверена, что это сработает именно так, как ожидает Чаушева. София не из тех, кто пойдет на аукцион в дешевой маскировке. Она умнее этого.

— Так что она сделает?

— Отправится туда до начала аукциона, скажем, сегодня вечером, чтобы спасти как можно больше своих вещей.

— Уверен, Чаушева выставила вечернюю охрану, чтобы стеречь дом.

— Да, но София — ведьма с двумя тенями…

— Уже с тремя. Как минимум.

— О? — На секунду Косара выглядела сбитой с толку. — О да! Конечно. В любом случае похоже, что Чаушева недооценивает Софию. Что для нас хорошая новость, ведь мы-то ее не недооцениваем.

Асен молчал. Он узнал этот взгляд: Косара задумала какое-то безрассудство.

— Считаешь, нам тоже следует пойти в аукционный дом?

— Ясное дело. Нельзя позволить Чаушевой забрать Софию, если мы надеемся когда-нибудь раскрыть это дело.

Асен знал, что она права. У них не было выбора, кроме как перехватить Софию, прежде чем ее арестуют.

И все же казалось таким рискованным застрять между Софией, опасной и, вероятно, отчаянной ведьмой, и всем черноградским полицейским управлением. Асен понимал, что ему уже поздно волноваться о нарушении кодекса полицейской этики, но намеренный саботаж казался слишком смелым шагом даже для него.

— Что? — спросила Косара, не сводя с него глаз и чувствуя его нерешительность.

— София не позволит себя так легко поймать. Она опасна.

— И что? Я тоже опасна.

— У нее как минимум три тени…

— А у меня — двенадцать. Не о чем тут беспокоиться, Бахаров, я тебе обещаю.

Асен отвернулся от нее. Это прошлой зимой он бы ей поверил. Косара умела казаться непринужденной.

Однако теперь он уже знал язык ее тела и все его подсказки. Ее пальцы продолжали играть с уголком аукционного плаката: складывали его, разворачивали, снова складывали. Вдобавок она так сильно прикусила губу, что в трещинах выступили маленькие капельки крови.

Косаре было страшно. И если уж Косаре, ведьме с двенадцатью тенями, было страшно, то Асену полагалось трястись