Андрюха, у нас… - Мелалика Невинная

кладбища и молчим. Не знаю, о чем думает наблюдающий, но меня одолевают тяжелые мысли от «действительно, кто я на самом деле в этой истории» до «если Славка так взвился из-за моей внешности, важна ли ему моя суть».

– Зайдем, – наконец разбивает молчание наблюдающий и сворачивает в калитку, ведущую на территорию кладбища.

– Там что-то нарушено? – уточняю я, стараясь придать голосу спокойствие.

– Не знаю, – пожимает плечами Славка. – Меня просто сюда тянет.

– Если тянет, значит, заходим, – киваю я, памятуя о том, что наблюдающий всегда стремится туда, где происходит нарушение на уровне сил, и чутье его никогда не подводит.

Когда мы оказываемся на кладбище, день превращается в ночь так внезапно, словно кто-то резко опустил рубильник. Воздух сгущается и ощутимо дрожит, а в отдалении вспыхивают и скользят огоньки. Не исключено, что это глаза неведомых зверушек.

– Отлично, – хмыкает наблюдающий. – Знакомься: изнанка города.

– А раньше мы где были? – изумляюсь я.

– На слоях города.

– И в чем разница?

У города множество слоев, и по ним можно перемещаться (что мы со Славкой и делаем). Однако мне все это время казалось, что слои – это и есть изнанка обыденной человеческой реальности, а тут внезапно выясняется: изнанка – это нечто иное.

– Слои – это лицевая часть, просто на разных уровнях, – делая длинные паузы между словами, объясняет Славка, – а изнанка – это обратная сторона. Изнанка, она вообще одна на все слои города, а может, даже и на весь мир. На ней можно видеть истинную суть событий, вещей, созданий…

Наблюдающий продолжает говорить, но незримая сила – возможно, та же, что вырубила свет, – приглушает звуки и отдаляет нас друг от друга. Некоторое время фигура Славки еще маячит передо мной, но в какой-то момент мой спутник вдруг пропадает, растворяется во мраке. Ладно, успокаиваю себя я, в крайнем случае проснусь и вернусь в следующем сне. «Ты-то проснешься, – шепчет что-то внутри меня, – но что случится за это время с наблюдающим?» Да ничего с ним не случится, отмахиваюсь я. «Уверен? Ты ничего не знаешь о том, что такое изнанка и что на ней бывает», – отзывается внутренний голос, чем повергает меня в уныние.

Я решаю двигаться в том направлении, в котором исчез наблюдающий. Иду я довольно долго, мысленно ругая все на свете: себя (надо же, дожил до того, что запутался, кто я есть), дурацкий деловой костюм (какой черт дернул меня вырядиться именно так), изнанку (как в такой темноте можно увидеть истину), пропавшего Славку (вдруг с ним случится что-то страшное). Тьма становится все плотнее, а на сердце – все тяжелее.

– Ну и где же она, – усмехаюсь я в пространство изнанки, – истинная суть вещей? Зачем это все? Эй, есть еще здесь хоть кто-то, кроме меня? Выйди, покажись, расскажи…

Тьму на горизонте прорезает белое свечение. Я устремляюсь туда. Пятно света постепенно разрастается и превращается в белокаменный храм. Из храма навстречу мне выходит невысокая сухонькая женщина в красной юбке и зеленой кофте.

– Здравствуй, – приветливо говорит женщина, и мне становится тепло и спокойно, будто весь мир заключает меня в свои объятья.

– Здравствуй… те. – Я шумно втягиваю ртом воздух, осознавая, что передо мной сама Ксения Петербургская, чьи мощи покоятся под спудом в часовне на Смоленском кладбище (надо полагать, устремленный в незримые небеса высокий белый храм – это вид часовни с изнанки).

Я уже встречал ангелов и демонов, видел и Меншикова, и голограмму Распутина, и – пусть издалека – самого Петра Великого, но явление святой повергает меня в трепет.

– Заблудился? – ласково спрашивает она.

– Да. – Я склоняю голову.

– Это оттого, что ты не видишь цели, – отвечает мне Ксения. – Когда есть цель, не заблудишься. Поплутаешь, но не заблудишься.

– А наблюдающий? Тоже заблудился?

– Не заблудился. Зашел в тупик. В служении городу много ответственности, но любой избыток может смутить.

– И как теперь быть?

– Реши, куда ты идешь, и выйдешь.

– А наблюдающий? – повторяю я.

– Если ты знаешь, куда идти, наблюдающий направит туда внимание, и вы выйдете вместе. Вместе вы сильнее всякой силы.

Я собираюсь задать следующий вопрос, но святая мягко перебивает меня:

– Пойдете вместе, любой путь осилите и любой груз выдержите.

Сказав это, Ксения берет меня за предплечья, разворачивает спиной к храму и велит:

– Иди!

Я назначаю своей первой целью поиск наблюдающего и нахожу его почти сразу. Славка стоит на дорожке и нервно озирается.

– Вот ты где! – восклицает он, устремляясь ко мне. – Мне показалось, что ты потерялся.

Я хочу выдать что-то бравое (мол, наша пропадала везде), но наблюдающий встревоженно заглядывает мне в лицо и серьезно добавляет:

– Совсем потерялся, и мы больше не увидимся. Понимаешь?

– Понимаю, – киваю я и внимательно смотрю на него в ответ.

Хотя Славка и говорил, что на изнанке проявляется истинная суть вещей и людей, внешний вид наблюдающего не меняется. Однако теперь я четко знаю, что это образ для конкретного пути, и с этим знанием приходит спокойствие. Есть и другие пути, иные роли и истории, но здесь Славка – наблюдающий, который сознательно обнуляет свою личную историю, чтобы блюсти равновесие на всех уровнях Санкт-Петербурга.

Я знаю, что Славка сейчас испытывает то же самое: он видит много моих дорог, ролей и историй, но он знает, что на этом пути я – Андрюха, персонаж из сериала про лихие девяностые, с определенной внешностью и конкретными прошивками, прописанными по сценарию и не оставляющими места для излишней самодеятельности.

– Идем. – Я беру наблюдающего под локоть и веду к следующей цели.

Когда мы выходим за ограду кладбища, мир становится прежним. Светит весеннее солнце (глаза слезятся от яркого света), движется в пыльной дымке транспорт (на изнанке почище было), поют птички (да что там поют – орут), а в небе над нами парит пегас (надеюсь, процессы жизнедеятельности у них с птичками устроены по-разному).

– Как это все понимать? – Славка растерянно крутит головой. – В чем было нарушение? Оно вообще было?

– Было, – уверенно сообщаю я. – Нарушение было в нас самих, но теперь все в порядке. Давай кофе возьмем, сядем где-нибудь, и я расскажу. Кстати, ты совершенно прав: костюм на мне как на корове седло. По крайней мере, в этом образе.

– Да нормально на тебе костюм. – Наблюдающий на удивление не отстраняется и не спешит никуда бежать. – Прости, сразу не получилось объяснить, что не так. Дело не в костюме, а в контексте. Пиковую даму со всей ее историей действительно можно поместить в любой антураж – хоть в стимпанк, хоть в постапокалипсис. Она – функция, а ты – срез эпохи. Твой контекст, в котором ты раскрываешься как персонаж, – Питер, девяностые годы двадцатого века, – он специфичен и уникален. Без него получится уже другой герой. Похожий, но другой. А со мной на этом пути именно Андрюха. Ты мне так представился. Поэтому не парь себе мозги и держись в границах образа, а не вот это все. И вообще, в следующий раз, если захочешь сменить имидж, надевай пиджак с джинсами. Тебе так больше идет.

– Лучше признайся честно, что тебе так больше нравится! – отзываюсь я, и мы дружно хохочем.

От автора

Ксения Петербургская – православная святая, жившая в Санкт-Петербурге. После внезапной смерти мужа она облачилась в его одежду (а когда та истлела, одевалась в красную кофту и зеленую юбку либо в зеленую кофту и красную юбку – цвета военной формы ее покойного супруга) и избрала путь юродства.

Документальных сведений о жизни Ксении нет, поэтому все, что о ней известно, может быть одинаково и мифом, и реальностью. Образ блаженной Ксении неотделим от петербургского фольклора, а среди небесных покровителей города она занимает особое место. Петербуржцы верят в то, что ее забота распространяется не столько на весь город вообще, сколько на каждого конкретного человека в отдельности (причем вне зависимости от его вероисповедания и убеждений).

Часовня Святой Ксении Блаженной расположена в Василеостровском районе на Смоленском православном кладбище. Под спудом в этой часовне и покоятся мощи блаженной Ксении. С образом святой и с часовней как с уникальным местом силы связано множество историй о том, как Ксения Петербургская помогала людям и наставляла их на истинный путь.