Смотритель - Олег Васильевич Северюхин

— Я за три минуты не смогу собраться, — запротестовала капитанша.

— А тебе никуда не надо торопиться, — грубовато сказал капитан, — спи себе дальше. Ты никуда не едешь. И никаких возражений, дело согласовано на самом верху. Твой главный лепила все санкционировал.

— Вы что, сидели в тюрьме? — удивленно спросила капитан медицинской службы.

— Не сидел, а охранял, — поправил ее смершевец, — у нас вся милиция и вся тюремная охрана по фене ботает, чтобы непоняток не было, это потом нам приходится корячиться, чтобы втолковать вам, что и к чему. Я только недавно на русский язык перешел, меня все блатари за своего принимали. Сразу спрашивали, когда я с кичи откинулся и когда ссучиться успел.

— С какой кичи? — удивилась женщина.

— Я же говорю, что непонятки во всем, — ухмыльнулся контрразведчик, — кича это тюрьма. Откинуться — это освободиться. Ссучиться — пойти на службу к властям. Усекла?

— Усекла, — кивнула головой капитан Добрый День.

— Ну что, наговорились? — спросил лейтенант Метелкин. Он был уже одет и был в готовности идти с сопровождающими. — Пошли, — и он двинулся к дверям.

— Изя, — махнула рукой женщина.

— Не Изя я, — сказал Метелкин, — а Исай. Исай Иванович, а это не одно и то же, Катя.

Метелкин в сопровождении смершевцев уходит.

Через полчаса прибегает дежурный и просит подойти к телефону. Вызывает генерал Бурденко.

— Здравствуйте, Екатерина Федоровна. Как там ваш питомец?

— Забрали его, Николай Нилович и увели неизвестно куда.

— Не волнуйтесь, известно куда. Собирайтесь, поедете на Западный фронт, будете тенью у Метелкина. Чуть что, сразу докладывать мне.

— Есть, товарищ генерал, еду.

— Ну, слава Богу, — перекрестилась капитан Екатерина Добрый День, — никуда Исай от меня не денется. Это хорошо, что он не Изя, а Исай.

Метелкин готовится к бою

Спецсамолет Дуглас начальника главного управления контрразведки СМЕРШ.

На скамейке сидит лейтенант Метелкин. Напротив него красноармеец с ППШ. Автомат направлен прямо в лейтенанта Метелкина.

— Убери пушку, — сказал ему Метелкин, — палка и та раз в год сама стреляет.

— Не могу, — сказал солдат, — приказ такой, если собьют, чтобы вы, товарищ лейтенант, живым к врагу не попали.

— Так нас же не сбили, — сказал Метелкин.

— А вдруг собьют, — сказал солдат, — а я не успею приказ выполнить? Меня тогда к стенке, так я лучше сразу приказ выполню, как только по нам стрелять будут. А еще говорят, что вас никакая пуля не берет, чего же бояться-то тогда.

— Я вот тебе сейчас звездану сейчас между глаз, ты не только стрелять, ты и смотреть-то в одну сторону не сможешь, — пообещал Метелкин.

— Товарищ капитан, — заверещал солдат, — конвоируемый угрожает напасть на меня.

— Дурак ты, Чуваков, — сказал подошедший капитан СМЕРШа. Он дремал в кресле начальника контрразведки. Ему снилось, что он генерал, а рядом с ним стоит хорошенькая белокурая девушка в короткой юбке и с подносом в руках. А на подносе коньяк, водка, сало с прожилками и соленые огурцы. И тут этот дурак разбудил прямо перед тем, как он готовился выпить залпом рюмку коньяка, а затем сразу рюмку водки и смачно закусить все это огурцом. — Убери автомат, а то я вместо лейтенанта сам тебе по зубам звездану. А ты, лейтенант, не серчай. Задание у нас шибко серьезное. Ни тебе, ни нам в лапы к противнику попадать нельзя. А мы и не попадем. Минут через пятнадцать посадка, там нас ждут.

— Кто ждет? — спросил Метелкин.

— Кто надо, тот и ждет, — сказал капитан и разговор закончился.

На посадке летчик дал небольшого козла, все подпрыгнули на своих сиденьях, а рядовой Чуваков дал длинную очередь из автомата, основательно продырявив обшивку самолета. Метелкин еле успел пригнуться от пуль одуревшего от ответственности солдата.

Капитан с трудом обезоружил своего подчиненного, который был практически в невменяемом состоянии.

— В доску иху мать, — матерился капитан на солдата, виновато глядя на Метелкина, — где их таких дураков берут? Страна ждет героев, а бабы рожают чудаков.

— Запугал ты его, капитан, — сказал Метелкин. — Такие беду к себе притягивают. Скажем, что была самопроизвольная стрельба. Автомат не шибко надежен. Бывает, упадет с гвоздя и очередь по своим хозяевам даст. А с самолетом ничего не сделается. Солдата отдай в пехоту, его там научат родину любить.

— Отдам, — сказал капитан и приглашающе махнул рукой в сторону открытой. — Ждут.

У трапа уже стоял виллис и полковник в пехотной форме.

— На мессеров нарвались? — спросил он, показав на пробоины в корпусе. — Так прямо в самолете и летали или пули из вас высасывали? Виновного наказать. Пошли лейтенант.

Сев в виллис, полковник и Метелкин поехали в сторону леса.

В лесу находилось управление контрразведки армии.

В отдельной землянке находился какой-то гражданский человек в очках, пивший чай и закусывающий огромным бутербродом с тушенкой.

— Садись, лейтенант, — сказал полковник, — подкрепись с дороги, потом работать будем.

— Так это ты серебряный лейтенант? — поинтересовался гражданский. — Не больно-то ты и велик, — и гражданский ткнул вилкой в руку Метелкина.

— Вы тут все тут сговорились, чтобы меня убить? — закричал Метелкин. — Что за издевательство, товарищ полковник?

— Не шуми, Метелкин, — примирительно сказал полковник, — наши спецы еще не сталкивались с такими феноменами, как ты, вот и пробуют тебя на зуб. А ты, Бовин, скажи спасибо, что лейтенант тебе не врезал. У него это сегодня бы ловко получилось. Только что в постели у бабы был, а к вечеру почти что на передовой. Тут и волком запеть можно.

— Завыть, Иван Иванович, — поправил полковника Бовин.

— Воют от тоски, а поют от радости, — сказал полковник. — А у нас радость великая, завтра будет нам пан или пропал. Это ты, ученый, здесь будешь прохлаждаться, а нам с лейтенантом в самой гуще придется быть. Давайте быстрее доедайте и приступаем к работе.

Быстро поев, Бовин начал раскладывать на столе какие-то ящички. Полковник и Метелкин стояли рядом, разглядывая диковинные приспособления в деревянных ящичках.

В одном из ящичков оказался револьвер системы Наган белого цвета.

— Неужели серебряный? — спросил лейтенант Метелкин.

— Посеребренный, — важно ответил ученый Бовин. — Из серебряного хрен выстрелишь. Серебро мягкое, легкоковкое и оно пойдет волдырями на стволе, если не фукнет порохом через какую-нибудь дырку. Серебрение на совесть, слой толстый, а внутри все железное, но пули чисто серебряные. Для тренировки будем стрелять обыкновенными пулями, а для дела серебряные. Сейчас рукоятку под вашу руку подгоним и будем готовы.

Бовин снял слепок с руки Метелкина и по слепку стал прилеплять пластик к рукоятке нагана.

— А пистолет нельзя было