Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

переступает, никто не любит. В другой раз и дверь могут не открыть.

— Ну, в общем, я пока думаю…

— Думать, Тимур, — со вздохом сказала враз остывшая Мстислава Мстиславовна, — мы все будем как-нибудь потом. Когда время будет. На пенсии, например. А сейчас — действовать нужно. Пусть плохо, пусть через пень колоду, но — действовать. От наших думаний души, увы, не возносятся.

— Угу…

— Тимур, мы поняли друг друга?

— Да-да, сейчас, доем — пойду.

Я поймал сочувственный взгляд Изольды. И понял из этого взгляда, что хоть Изольда и сочувствует, но помогать мне не пойдёт. Ну, взрослые отношения, чё. Это Ева бы наверняка кинулась на амбразуру, рванув тельняшку на груди. Амбразуре с той порваной тельняшки, конечно, ни холодно ни жарко, но эта мысль до Евы дойдёт только лет через десять, и то не факт. Большой вопрос, как взрослеют видящие, у которых гормональный фон фиксируется в одной поре. Жизненный опыт — жизненным опытом, но основные перемены в поведении всё же завязаны на возрастные изменения в организме. Наверное.

— Видала? — кивнул Денис Изольде, указывая на меня. — Опять о своих бабах думает.

* * *

В тридцать четвёртом номере ничего не изменилось. Женщина всё так же лежала на кровати в больничной пижаме и смотрела в потолок. В её взгляде мне почудилась какая-то отчаянная злость. Как будто вдруг обнаружила косяк в побелке и теперь ждёт, пока вернётся с работы жопорукий муж, чтобы выдать ему по голове сковородкой. Чугунной.

Я на всякий случай тоже взглянул на потолок. Да нормально всё вроде. Как-никак, пятизвёздочный отель, не хрен собачий.

— И снова здравствуйте. — Я сел на стул. — Это я, Тимур, мы знакомились, но я не помню, представлялся ли.

— Мне плевать, — был ответ.

— Да? Ну и хорошо. Люблю, когда у женщины изначально нет завышенных ожиданий, так гораздо проще.

Клиентка страдальчески закатила глаза.

— Парень, ты правда думаешь, что, раздражая меня, добьёшься своей цели?

— Это интересный вопрос. Если бы моя первая девушка была более психологически зрелой, она бы его мне обязательно задала, но она говорила только «достал, блин» и прочее в таком духе. В итоге своего я таки добился, ибо терпенье и труд всё перетрут. Но отношения продлились недолго. После начальной школы её семья переехала из Вязьмы в Смоленск, и нам пришлось расстаться. К десятому классу эта ветренная особа нашла себе парня и забыла обо мне окончательно.

— Очень интересная история. Напиши книгу. Кстати, начинать писать лучше как можно скорее, чтобы идеи в голове не прокисали. Поторопись.

Мысленно я поаплодировал. Изящная попытка отшить. Заберу в копилку, вдруг пригодится когда-нибудь.

— О, а вы, наверное, писательница?

— Писательница, — буркнула женщина.

— Чё, серьёзно?

— Нет, шутки шучу. Я вообще весёлая, по мне разве не видно?

— В смысле, реально, прям писательница-писательница? Вот чтобы прям книги? Буквами⁈

— Нет, конечно. Исключительно папирусные свитки. Иероглифами.

Наверное, у меня был совершенно беспомощный вид. Взглянув на меня, женщина вздохнула и сказала:

— Да книги, книги. Электронка, в основном. Что-то немного в бумаге выходило. Ну, так. Для галочки.

— Офигеть. Впервые вижу живого писателя.

— Жаль разочаровывать, но…

— Чёрт… Простите. Я немного растерялся. Это неожиданно. А как вас зовут?

— Огненный Дерек.

Глава 2

— Чего⁈ Огненный Дерек⁈ — Таких поворотов я не ожидал.

— Псевдоним такой. Я боевую фантастику писала, с попаданцами. Мужской псевдоним в этой нише — минус пятьдесят процентов расходов на продвижение. Ну и другие преимущества.

Я взял себя в руки. Провёл ревизию ситуации. А ситуация-то хорошая! Клиентка разговорилась, пошла на контакт, даже что-то вроде имени назвала. Так держать! Прём дальше.

— А почему не стали женское писать?

— А почему ты в трактористы не пошёл?

— Да я как-то вообще не рассматривал такой вариант…

— Ну, вот и я как-то. Не рассматривала.

— Ясно… Я как-то однажды тоже пытался писать…

— А я как-то однажды пыталась возносить души. Потом протрезвела. И в ту церковь меня больше не пускают.

— Вы какая-то злая…

— Да потому что достало. Все вопросы вечно одни и те же. Дальше ты спросишь, где я беру идеи, как именно я пишу, потом скажешь, что у тебя есть сногсшибательная идея, из которой точно получится бестселлер, но тебе недосуг, зато мне, так и быть, по великому блату эту идею даруешь. Всё это уже до сиреневых соплей надоело. Ну не знаешь ты, о чём спросить человека — ну, не спрашивай ни о чём. Почему-то все вокруг уверены, что писатель обожает говорить о себе и о своём творчестве, а ещё — что писателю обязательно нужно узнать, что пишет он какую-то хрень, и любой дурак, если бы у него было время, смог бы лучше.

— А о чём хочет говорить писатель?

— Ни о чём. Писатель хочет, чтобы все сдохли. Разом. И никто ни о чём не говорил. — Женщина покосилась на меня. — Да, вот такая вот я злобная сука. Оттого и заболела, наверное. Покарал меня бог.

— Да бог никого не карает, — покачал я головой. — Сами справляемся.

— Да ну? Серьёзно? Я сама себе онкологию нарисовала?

— Не то чтобы. Просто расценила её как кару за свою жизнь.

— А как мне её было расценивать? Как награду, что ли?

— А есть только два варианта: кара и награда?

— Других не вижу.

— Ну, просто — дерьмо случается.

— Да? А почему, какого чёрта это дерьмо случилось именно со мной? Это что, рулетка? Случайность?

— Какая-то цепочка связанных событий, которую мы, скорее всего, проследить не сможем.

— Кто же этими событиями управляет, если не всемогущий бог?

— Слушай, — решительно перешёл я на «ты», — за бога я ничего не скажу. Нет у меня таких полномочий. А вот насчёт человека — могу. Это, конечно, очень легко и просто — обвинить высшую силу во всех своих несчастьях. Так легче становится. Есть, на кого злиться. Ну, может, тогда ещё один шаг сделать? Будем, как индейцы, в засухе духов обвинять и танцевать танец дождя? Понимаю, в Смоленске не очень актуально, но это так, на уровне общих принципов. Зрелое восприятие ситуации, как мне кажется, должно выглядеть иначе. Вопрос не в том, за что тебе