День Правды - Александр Витальевич Сосновский

Булгаков. – Если миллионы людей увидели его, поверили в него, если оно уже меняет реальность – разве не делает это его настоящим?

В его словах была глубокая мудрость писателя, понимающего, что граница между реальностью и вымыслом не так прочна, как кажется. Что иногда история, рассказанная с достаточной силой, может стать реальнее самой реальности.

– Знаете, о чем я думаю в последние дни? – продолжил Булгаков, глядя куда-то поверх головы Бескудникова, словно видя нечто, недоступное обычному зрению. – О природе правды. О том, как она действует на людей, на общество. Правда подобна молнии – она освещает всё вокруг на короткий миг, показывая истинную суть вещей. Но что происходит потом, когда свет гаснет? Одни запоминают увиденное и меняются. Другие предпочитают забыть, вернуться во тьму, потому что там уютнее.

Его голос звучал задумчиво, с той особой интонацией, которая бывает у людей, много размышлявших над сложными философскими проблемами.

– Вы думаете, что после ухода Воланда всё вернется на круги своя? – спросил Бескудников, озвучивая страх, который преследовал его эти дни.

– Не всё и не сразу, – ответил Булгаков. – Память о правде остается, даже когда ее перестают произносить вслух.

Он достал из кармана маленькие карманные часы и взглянул на них – еще один анахронизм в мире смартфонов и умных часов:

– Мне пора. И вам тоже. История продолжается, и вы теперь её часть. Не забывайте об этом.

Он говорил с серьезностью человека, передающего важное наследие, важную ответственность. В его словах звучало не только напутствие, но и своего рода благословение.

Он протянул Бескудникову руку для прощания:

– Берегите книгу. Она ещё не дописана.

Его рукопожатие было крепким, теплым – рукопожатием живого человека, а не призрака или видения. А затем он встал и начал пробираться к выходу, вежливо извиняясь перед теми, кому приходилось вставать, чтобы пропустить его.

И странное дело – никто, казалось, не замечал, что это Михаил Булгаков, писатель, умерший более восьмидесяти лет назад. Для окружающих он был просто пожилым господином, покидающим театр после представления.

Бескудников смотрел ему вслед, пока его фигура не скрылась в толпе. Затем он опустил руку в карман пиджака и нащупал там книгу – ту самую книгу в потертом кожаном переплете, которую ему дал Мастер, а потом вернул Булгаков.

Он достал ее и открыл. Страницы больше не были пустыми – они были заполнены текстом, описывающим все, что произошло за эти удивительные дни. Последние строки появлялись прямо на глазах, словно невидимая рука записывала события в момент их свершения:

«И когда Бескудников вышел из Варьете в московскую ночь, он понял, что мир уже никогда не будет прежним. Правда, однажды произнесенная вслух, не может быть забыта. Она живет, меняет реальность, даже если люди пытаются от нее отмахнуться. И теперь его задачей было сохранить эту правду, донести ее до других, стать хранителем истории, которую он имел честь наблюдать».

Бескудников закрыл книгу и спрятал ее обратно в карман. Затем он встал и направился к выходу, пробираясь сквозь возбужденную толпу зрителей, все еще обсуждающих невероятное представление.

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул ночной воздух. Москва вокруг него кипела жизнью – люди говорили, спорили, смеялись, плакали. Новость о выступлении президента уже разнеслась по городу, вызывая самые разные реакции – от недоверия до ликования.

Небо над городом было удивительно чистым, усыпанным звездами, которые в Москве обычно не видны из-за светового загрязнения. Луна, полная и яркая, освещала улицы серебристым светом, придавая им почти сказочный вид.

Бескудников стоял на ступенях Варьете, глядя на этот преображенный город, и чувствовал странную смесь эмоций – радость, тревогу, надежду, страх. Мир вокруг него менялся на глазах, и он был частью этих изменений, свидетелем и участником одновременно.

Он не знал, что принесет завтрашний день. Не знал, каким будет мир после этой ночи правды. Но одно он знал точно – он больше не мог жить по-старому, не мог вернуться к компромиссам и полуправдам, которыми была наполнена его прежняя жизнь.

С этой мыслью он спустился по ступеням и пошел по улице, сливаясь с толпой москвичей, которые, как и он, стали свидетелями чуда – дня, когда правда наконец победила ложь.

А высоко над городом, на крыше одного из небоскребов Москва-Сити, стояла одинокая фигура в белом костюме. Рядом с ней сидел огромный черный кот, умывающий лапой морду.

– Ну что, Бегемот, – сказал человек в белом, глядя на раскинувшийся внизу город. – Как думаешь, они справятся?

– Кто знает, мессир, – ответил кот, прекращая умывание. – Люди непредсказуемы. В этом их проклятие и их благословение…

ГЛАВА 8. Новый день

Бескудников проснулся от солнечного луча, пробившегося сквозь неплотно задёрнутые шторы. Комната была залита мягким утренним светом, который придавал обычным предметам какое-то новое, почти волшебное качество. Несколько секунд он лежал, не открывая глаз, пытаясь понять – был ли вчерашний день сном? Гипнозом? Массовой галлюцинацией?

События последних дней казались настолько невероятными, настолько выходящими за рамки обыденного опыта, что разум отказывался принимать их как реальность. Встреча с Воландом на Патриарших прудах, день абсолютной правды, когда люди внезапно начали говорить то, что думают, представление в Варьете, завершившееся отставкой президента… Все это больше походило на фантастический роман, чем на реальные события.

Он медленно открыл глаза и осмотрелся. Комната выглядела как обычно – книжные полки, заваленный бумагами письменный стол, старое кресло у окна. Ничто не указывало на то, что мир перевернулся. И все же что-то было иначе, что-то неуловимое изменилось в самой атмосфере.

Он потянулся к телефону на прикроватной тумбочке. Устройство разрывалось от уведомлений – десятки пропущенных звонков, сотни сообщений, тысячи упоминаний в социальных сетях. Это, по крайней мере, было реальностью.

Экран телефона мигал, не переставая, словно новогодняя гирлянда. Имена, номера, аватарки сменяли друг друга с такой скоростью, что невозможно было уследить. Коллеги, друзья, родственники, знакомые и совершенно незнакомые люди – все хотели поговорить с ним, все хотели узнать о его опыте, о его встрече с Воландом, о том, что он думает о происходящем.

С трудом подавив желание зарыться обратно под одеяло, Бескудников встал и подошёл к окну. Москва за окном выглядела… иначе. Не то чтобы что-то конкретное изменилось в её облике – те же здания, те же улицы, те же потоки машин. Но в самом воздухе чувствовалось что-то новое. Словно город наконец-то смог вздохнуть полной грудью после долгого удушья.

Небо было удивительно чистым и высоким – того особого оттенка голубизны, который бывает только ранней осенью