Андрюха, у нас… - Мелалика Невинная

– Давай, приходи уже в себя, – командует Славка. – Ты мне здесь и сейчас нужен.

– Что у нас опять? – тоскливо спрашиваю я.

– «Медный Петр в увольнении, до сих пор нет…» – цитирует наблюдающий строки из песни.

– «…пошел вразнос, говорят, ведь конь стоял столько лет», – на автомате заканчиваю я и только потом осознаю, что легендарного памятника действительно нет на месте.

Точнее, нет Петра и его коня. Есть только осиротевший Гром-камень и одинокая змея, которая разве что хвостом не разводит: мол, не виноватая я, он сам ушел.

– Может, его в цветмет сдали, как Чижика, – предполагаю я, – или на реставрацию увезли?

– Реставрация недавно закончилась, – отвечает наблюдающий. – Что касается цветмета… Хотелось бы мне посмотреть на того смельчака, который сдаст Медного всадника в цветмет. Нет, он сам ускакал. С памятниками такое бывает – уходят погулять и размяться. Другое дело, почему не вернулся и где он сейчас.

– Значит, идем искать и выяснять, в чем дело, – киваю я.

Наблюдающий, как обычно, строит маршрут, подчиняясь некоей внутренней логике и чутью, которое никогда его не подводит. Сначала мы идем по Адмиралтейской набережной, затем проходим через Дворцовую площадь и двигаемся вдоль по Невскому до Аничкова моста. У моста сворачиваем на набережную Фонтанки в сторону цирка Чинизелли. В какой-то момент я понимаю, что на нашем пути так или иначе встречаются конные статуи либо иные изображения всадников и лошадей.

– Петр исчез вместе с конем, – поясняет Славка, точно читая мои мысли, – вот я и думаю, вдруг он зависает где-то с себе подобными.

– Меня больше другое волнует, – сообщаю я, когда впереди замаячил купол цирка. – Это же сам Петр Первый. Как ты с ним разговаривать собираешься? «Нарушаете, вашество»?..

– Будешь мне подсказывать, как с местным градостроителем разговаривать, – улыбается наблюдающий и добавляет: – Вообще, это не совсем сам Петр Первый. Медный всадник – скорее один из его аватаров. Истинный Петр – над, – при этих словах мой спутник многозначительно кивает вверх, – а это – его часть на уровне городских легенд и книжных историй.

Бронзовое воплощение императора (медным его прозвали, как вы помните, благодаря известному произведению Пушкина) стоит перед зданием цирка, уперев руки в бока, а у входа застыли его конь и белая лошадь. Животные неотрывно глядят друг на друга и определенно не желают расходиться.

– Все понятно! – обрадованно восклицает Славка.

– Вот, поглядите, – по-простому обращается к нам Медный всадник, когда мы подходим к нему. – Любовь у них. Так что пометь себе где-нибудь, наблюдающий: я ничего не нарушаю. Это все конь. Не хочет возвращаться. Ему даже мое величество не указ. А без коня я вернуться не могу. Мы, как скульптурная композиция, должны представлять собой одно целое. Иначе непорядок.

– «Но что-то кони мне попались привередливые», – задумчиво цитирует Славка очередную песню.

– Слав, я в лошадях не разбираюсь, – на всякий случай предупреждаю я. – Так что зря ты меня позвал. То есть позвал, конечно, не зря, но в этом деле я, похоже, бесполезен.

– Я, например, разбираюсь в лошадях, а толку? – хмыкает наблюдающий и уточняет у памятника Петру: – Что, даже на команды не реагирует?

– Не реагирует, – уныло соглашается тот.

– Давно это у них? – спрашиваю я, указывая на лошадей.

– Со Дня святого Валентина. Как только выезжаем погулять, сразу мчится сюда, к ней. А этой ночью решил у нее навеки поселиться, – вздыхает Медный всадник и эмоционально потрясает руками. – Я не могу позволить ему тут жить! И уйти без него не могу! Мы же с ним одно целое!

Я смотрю сначала на бронзового императора, потом перевожу взгляд на наблюдающего, и мне в голову приходит восхитительная по своему безумию идея – поговорить с конем по душам.

– Он не лягается? – уточняю я у Медного всадника.

– Не лягается и не кусается. Он воспитанный.

– Вот и ладушки, – киваю я и направляюсь к коню.

Тот позволяет мне подойти к нему и дружелюбно обнюхивает мое лицо.

– Привет, – глупо говорю я и осторожно опускаю руку ему на шею. – Есть разговор.

Мы неспешно обходим квартал, а когда возвращаемся к ожидающим нас Славке, Медному всаднику и белой лошади, конь уже готов отправляться на законное место.

– Получите, распишитесь, – усмехаюсь я, подводя коня к его владельцу.

Медный всадник удивленно смотрит на меня, а белая лошадь грустно ржет.

– Он вернется, – успокаиваю ее я. – Но сейчас ему надо работать памятником, а тебе – барельефом, или как ты там правильно называешься.

Бронзовый император пожимает мне руку, вскакивает в седло и, попрощавшись с наблюдающим, устремляется к месту своей постоянной дислокации.

– Что ты ему такого сказал?! – изумляется Славка, когда мы доходим до Фонтанки и останавливаемся у парапета.

– Про великую миссию быть конем Медного всадника, – криво улыбаюсь я. – Про то, как горько будут плакать туристы, если не застанут их на месте. Про то, как расстроятся коренные жители. Нагнал патетики, перетер за эстетику. Ну, ты меня понимаешь.

– Нет, – жестко отвечает наблюдающий, и его взгляд становится пронзительно-острым.

Я вдыхаю, выдыхаю и почти скороговоркой выдаю:

– Они с возлюбленной живут на одном слое города. Я сказал, что не всем так везет, как ему. Тем, кому не повезло, гораздо тяжелее, но они все равно находят в себе силы исполнять свой долг там, где должны находиться. Ему повезло, поэтому он всего лишь обязан выстроить баланс между личным и рабочим, чтобы наблюдающему, то есть тебе, не пришлось балансировать его принудительно. Вот что я ему сказал.

– Да уж, – хмурится Славка и скрещивает руки на груди. – Ты в курсе, что это манипуляция?

– Это был честный мужской разговор, – упираюсь я. – Я тебе сейчас кратко пересказываю. С конем я говорил другими словами, и это не было манипуляцией. Отвечаю.

– Так и быть, поверю, – смягчается наблюдающий и спрашивает: – Ты чего сегодня такой потерянный? Чего тебе снилось, что так вышибло?

– Мы с тобой, – нехотя отвечаю я.

– Чем мы занимались? – живо интересуется он.

– Ничем предосудительным. Дело не в этом. Я запутался, какой из моих снов – реальность, а какой – просто сон? Или они все – просто? Или все реальны?

– «Все существующее – сон, все, что не сон, не существует», – вворачивает Славка очередную цитату, а затем задумчиво произносит: – Знаешь, действительно бывают просто сны, и на слое снов преобладают именно они. Но для тебя слой снов с некоторых пор служит порталом на другие слои города, поэтому многие твои сны представляют собой реальность. Хоть я и мастер слова, словами тебе не смогу объяснить, чем одни сны отличаются от других, но точно могу сказать, что на самом деле ты знаешь эту разницу. Ведь ты уже достаточно ощутил и увидел на многих уровнях Петербурга, а значит, можешь отличить одно от другого.

– Да, – соглашаюсь я и прислушиваюсь к себе. – Ты прав. Я знаю разницу.

– Мне тоже снятся обычные сны про нас, – вдруг тихо говорит наблюдающий.

– Что мы в них делаем? – прищуриваюсь я.

– Ничего предосудительного, – практически моими же словами отвечает он и ехидно добавляет: – Просто не успеваем. Я раньше просыпаюсь, чем начинается самое интересное.

– И что же, по-твоему, самое интересное?

– Ну-у-у, – тянет Славка, – я не знаю. Я же не досматриваю. Мне кажется, должно быть что-то про не мыть руки перед едой, пить сырую воду из-под крана и – о ужас! – курить за школой.

– Сразу ясно, что не досматриваешь! – смеюсь я. – За гаражами, Слав, за гаражами!

Дальше мы, как обычно, дружно ржем как кони – привередливые и не очень.

От автора

В этой серии мы знакомимся с Петром Первым в образе Медного всадника. Медный всадник – это монументальный конный памятник Петру Великому, созданный в 1768–1778 годах и стоящий на Сенатской площади. Памятник изготовлен из бронзы, а название «медный» закрепилось за ним благодаря поэме Пушкина «Медный всадник».

Медный всадник считается одной из центральных фигур мистического «петербургского текста» и за годы своего существования оброс многочисленными легендами. В частности, его называют хранителем города, который должен оставаться нерушимым и стоять на своем месте, однако иногда он спускается с постамента и скачет по улицам Санкт-Петербурга.

Без цирка же на Фонтанке (наб. реки Фонтанки, д. 3) трудно представить себе город. Это единственное в России цирковое здание, сохранившееся с девятнадцатого века до наших