Откуда я иду, или Сны в Красном городе - Станислав Борисович Малозёмов

снег телом до земли. И исчез из вида. Третий сначала тоже шагнул к Сухареву, но потом резко развернулся и, не смотря на скользкую дорожку, очень быстро убежал.

Сухарев поднял голову Серёги, потер ему лицо снегом и ладошкой похлопал по щекам. Он открыл мутные глаза и пытался сообразить, где лежит и зачем. Через минуту понял.

– Это я в церкви поп, как ты выразился, – потрепал его за шею Сухарев. – А без рясы на улице я Витя Сухарев. Забирай своего напарника и пошли нахрен отсюда. Тут всё же церковь. Не пивнуха. А ещё раз к Ларисе ближе ста метров подойдешь и она мне скажет, я тебя вырублю, увезу в степь и там закопаю. Никто не найдёт. Никогда. Веришь мне?

Серёга моргнул и выдавил хрипло.

– Хорош, братан. Я догнал. Всё. Не трогай больше. Лариска мне так… Найду другую. Тут их…

– Ну, ведь умный же парень! – усмехнулся Сухарев. – Быть тебе главным электриком комбината. Доставай второго героя.

Серёга на слабых ногах пошел в скверик, выкопал товарища и они, оглядываясь, пошли заливать горе в пятую пивную напротив редакции газеты «Новь Кызылдалы».

– Ну?! – вскрикнула Лариса, разглядывая Виктора. Искала следы драки.

– Что такое? – Сухарев тоже внимательно посмотрел на свитер. Крови не было. – Да нормально всё. Поговорили. Они со мной согласились. Я их убедил.

– В чём? – удивилась Лариса.

– Ну, в том, что ты моя.

– Что-то быстро очень.

– Так простой же вопрос. Ты ведь моя?

– Да.

– Ну, и Сергей так считает, – Виктор засмеялся. – Теперь. Он раньше-то об этом не думал. А вместе подумали и он согласился.

– Темнишь ты, Сухарев, – Лариса давно привела себя в порядок и снова прекрасно выглядела.

– Ладно. Переоденусь и пойду работать. Мне ещё службу вечернюю вести. Сейчас надо с дьяками поговорить и с певчими. Они скоро распеваться будут, – Виктор снова разделся и одну за другой стал аккуратно надевать одежды из облачения священника. – Ты домой иди. Ко мне. Вот ключ. Ужин приготовь. Сергея не бойся. Мы с ним договорились, что он ближе ста метров к тебе не подойдет. Но если вдруг забудет – ты мне скажи.

Лариса ушла. Сухарев часа два занимался делами церковными. Потом шумно пришел Жора Цыбарев. Он тащил за собой мужичка, маленького, в старом полушубке и трёпанной ушанке из искусственного меха.

– Поймали вора-то, – сказал Жора гордо и вытолкнул мужичка ближе к священнику. – Их обоих знают ребята с лесопилки, которая напротив церкви. Утром они их с подружкой видели. А днём в пивной мне рассказали. Ты, говорят, в церковь ходишь. Так скажи, что сегодня Колька Шелест, наш бывший рабочий, с удочками какого-то лешего к вам заходили. И потом быстро выбежали и чухнули к озеру. Ну, а где Колька после нас работает и где живёт – они знают. И мне сказали. Мы с парнями туда съездили и вот тебе, на тебе!

– Ну? – спросил мужичка Виктор. – Зачем? Это же Божье место. Здесь дух его. А ты согрешил недостойно. Алчный? Деньги любишь? Так кара Божья нашла бы тебя. И деньги не помогли бы. Господь постарался бы тебе такое испытание подкинуть, что надорваться ты мог, его отодвигая. И помер бы в муках, нехристь.

– Почему это? Крещёный я, – Коля высморкался в старый нестиранный платок. – У меня и без кары Божьей жуть, а не жизнь. Терять мне нечего.

– Ну, так прямо и нечего? – Илия взял его за руку. – А саму жизнь? Она ведь богом тебе дарована. А ты…

– Я вор по природе. Говорят, что это болезнь психическая. Где работаю – там ворую. Не работаю – ворую, где подвернётся. Карманы не чищу, сумки не подрезаю. Беру по-крупному. Продаю, пропиваю, опять ворую. Но поймали в первый раз. Не сидел. Даже в милиции не был. Нет, был, вру. Сам к ним пришел. Замучился, говорю, чужое тырить. Позавчера, говорю, самосвал угнал с карьера. Продал в Зарайске каким-то там. Не знаю. Они меня выгнали. Сказали, чтобы проспался. Фактов не было. Никто не заявлял.

Деньги пропил частично, остальные послал родителям на родину. Я из Ростова сбежал. После истории в Новокузнецке я понял, что ошибку сделал. И уехал в Ростов. Дядька у меня там родной. Пошустрил там пару месяцев всего. Угонял машины в основном. Через двух дядькиных друзей по дешевке продавал их на всякие стройки. Там тоже одни воры начальниками работали. Покупали дешевле, но без вопросов. А деньги я по почте так же рассылал инвалидам войны. В горисполкоме отдел был специальный. Там имелись списки инвалидов. Я сказал что получил премию большую за своё рационализаторство и хочу послать их двум своим родственникам -калекам. Но чтобы они не знали от кого деньги. Стесняюсь, мол. Мне поверили и я под шумок адресов сорок переписал. Отправил. Но потом чуть не поймали меня там. Я со стройки угнал грузовик. Три тонны кирпича. Толкнул шабашникам. А машину у них оставил. Ну, прораб в милицию позвонил. Сказал, что чужая машина мешает им. Ключей нет, а шофёр сбежал. И меня описали. Все приметы дали точно. Гляжу, в городе рисунки моей морды висят на столбах и заборах. Ну, я и уехал из Ростова. Сперва в Свердловск, потом в Зарайск, а там своих воров полно. Ну, я тогда к вам и подался.

– Крещёный, значит, – сказал Иерей Илия. – А покаяться, исповедоваться хочешь? Грехи господь отпустит через меня. Но потом мы с тобой дня два- три повстречаемся, поговорим. Может, и смогу с Божьей помощью тебе излечиться от клептомании. Так твою болезнь зовут. У меня в Зарайске и врачи знакомые как раз по этой части есть. Думай.

– Так думал уже. Не раз. На исповедь согласен. И к врачам пойти не против. Умаялся я воровством. Может, у меня совесть есть, коли мучаюсь?

– Может, – кивнул отец Илия. – На исповедь приходи завтра в три часа дня. Только всё расскажешь. А что утаишь – грех не отпустит Господь.

– Всё как на духу, – мужик стукнул себя в грудь. – Это в милиции опасно всё выкладывать. А то можно лишний год срока себе накрутить. Но церковь за решетку не закрывает. Всё расскажу.

– Тогда иди, – отец Илия перекрестил Николая Шелеста и проводил их с Георгием до паперти. Пока они спускались по лестнице, подъехал на скорости милицейский ГаЗик. Вышли лейтенант и два сержанта.

– Вы кто? – спросил лейтенант. – Здравствуйте.

– Священник, – отец Илия чуть заметно поклонился. – Что вас привело в обитель нашу?

– Соседи ваши, жильцы вон того дома, тринадцатого по улице Октябрьской, из окон видели драку перед этим сквериком. Говорят, били трое хулиганов церковного служителя. Было дело? И если да, то за что и кто драться приходил?

– Да миловал Господь! – отец Илия сложил ладони на крест. – Приходили трое. Да. Один из них был недоволен тем, что звонарь наш рано звонить начинает и колокола его будят. А он не высыпается. Живёт там, в посёлке. В своём доме. Далеко вроде от колоколов. Из тринадцатого дома, который напротив, вам не жаловались?

– Нет, – удивился лейтенант. – Вот они-то вровень с колоколами. Четвертый этаж, с которого драку видели. Оглохнуть должны вообще. А ничего. Ни слова.

– Так драки не было, гражданин лейтенант. Я лично с ними разговаривал. Пять минут. Сказал, что мы колокол приглушим. Смолой края обмажем. И будет тише. А на мне, смотрите, всё целое и ни царапины. Если бы трое били, то представьте, как бы я выглядел.

Лейтенант козырнул, извинился за беспокойство и машина уехала. Отслужил вечерню иерей Илия, поговорил с дьяками про заботы завтрашние, переоделся и пошел домой. Конфет «А ну-ка отними» купил полкило, пряников и виноградного сока двухлитровую банку. Лариса сжарила бифштексы, хотя мяса у Виктора не было, да блинов напекла. Съели блины, запили их катыком, которого в доме тоже не имелось. Поужинали они с Ларисой очень хорошо.

– Слушай, Лара, ты мне расскажешь про себя? Откуда, что и как? Что за жизнь была до нашей встречи? Я, блин, даже фамилии твоей не знаю.

– Так фамилию сегодня могу сказать. Шереметьева я. Говорят – предки знатными людьми были. Но я про них не знаю, да и знать не хочу. Мне не нравятся графья-князья. Не знаю почему. Вроде не пролетариат я. А не нравится. Простым человеком быть веселее. Не надо всякие их премудрые условности соблюдать и гордиться не собой лично, а своим названием. Бр-р-р. А про жизнь долго рассказывать.